Мне приказал ОН
Шрифт:
Сентябрь 1942 года.
Как только я приехал в Москву, сразу отправился на Лубянку, где меня, как я понял, уже ждали. Сначала меня принял Мешик, заместитель Берии. Он, увидев мою палку, кивнул на кресло.
– Садитесь. Долго вы едете, лейтенант Марков... Мы вас уже ждем дней десять. Конечно, мы могли бы вас подогнать, но.... вы кажется были тяжело ранены и как я вижу, бегать еще не можете?
– Я и сейчас неважно себя чувствую.
– Сочувствую. К сожалению, обстоятельства требуют, чтобы вы были здесь.
У нас пауза. Мешик изучает меня.
–
– Был.
– И расстались при весьма странном обстоятельстве?
– На нашу колонну напала авиация фашистов, меня сразу тяжело ранило, а что было с ним, я уже не помнил...
– А сейчас вы не знаете где он?
– Нет. Я три с лишним месяца пролежал в госпитале.
– Знаю. Алексей Никитович Свищев оказался предателем нашей родины... Он сейчас служит фашистам.
– Лешка?
– Да, он. С вами хочет по этому поводу поговорить Лаврентий Павлович. Он примет вас завтра.
– Где мне сейчас остановиться?
– Сейчас несколько офицеров СМЕРШа уезжает в общежитие НКВД, отправляйся с ними и никуда от туда не уходи. Завтра в любую минуту тебя могут вызвать. Давай мне свой пропуск, я подпишу.
Берия с усмешкой наблюдает как я ковыляю.
– Ну какой же вы вояка, лейтенант Марков?
– Я еще не долечился.
– Этим меня не разжалобишь. Сейчас родине трудно и требуются даже калеки. Думаешь, я тебя вызвал, чтобы полюбоваться как ты хромаешь? Чушь. Тебя потребовал ОН...
Берия удовлетворен моим изумленным видом.
– Предатель Алексей Свищев сейчас у немцев на центральном фронте, бегает с агитационной установкой и вербует наших солдат и офицеров перебежать к фашистам. Вам приказ, поймать его.
– Но почему я?
– Вы его друг, кроме этого, опекали его на фронте и в были в ответе за все его действия. Конечно, тяжелое ранение снимает с вас многие обязательства, но поймать его можете только вы, лейтенант. За это вас простят... Мы уже посылали несколько оперативных групп за линию фронта, но они погибли. Теперь ваша очередь. Лестью, хитростью, силой, как угодно, заманите на встречу и схватите. Свищев нужен только живым. Так приказал ОН...
– Когда отправляться?
– Завтра. Группу поддержки вам уже сформировали.
– Есть. Разрешите, идти.
– Разрешаю. Запомните, лейтенант, если вы его не поймаете, тогда... сами погибните.
В группе четыре человека, одна женщина и трое мужчин. Я еще с ними плохо знаком и не знаю, кто из них служит моим тайным палачом. Женщину звать Дарьей, ей около 25 лет, она радист. Молодой лейтенант, Павел, знает отлично немецкий, топографию и не раз бывал в Воронежских лесах. Григорий, степенный мужик, гражданский, раньше был вторым секретарем обкома в области, имеет большие связи среди населения и наконец последний, татарин Сейфулин, парень без чувств и нервов, ему убить человека, что плюнуть. Он прекрасно кидает ножи, ломает выстрелом спичку из пистолета в двадцати шагах и дерется, как черт.
Мы летим в самолете, одетые в тяжелые доспехи парашютистов. Мало того, на нас дополнительные мешки с боеприпасами,
– Первый раз прыгаете?
– спрашивает меня лейтенант Павел.
– Да.
– Это просто, смело прыгать вниз и парашют сам раскроется.
Он подумал, что у меня пот от страха. Чтобы заглушить боль, я готов прыгнуть хоть в море. На меня с презрением смотрит Сейфулин и сочувственно Дарья. Григорий видно действительно боится и чтобы скрыть это сжал зубами нижнюю губу до крови. Господи. Еще час и я не выдержу, потеряю сознание. Наконец то замигал красный цвет лампочки.
– Приготовиться, - раздается команда.
Второй пилот отодвигает дверцу.
– Первый, пошел.
Первым пошел Сейфулин, он лихо бросился в темноту ночи. Потом по порядку: Дарья, Григорий на деревянных ногах и я с палочкой. Так как у меня руки заняты, летчик сам застегивает карабин.
– Может выкинешь ее?
Он намекает на палку.
– Нет.
– Тогда счастливо... выжить. Пока.
Я прыгнул вниз.
Первым на меня вышел Сейфулин.
– Все в порядке, товарищ лейтенант?
Я лежу на траве и не могу подняться. Фонарик татарина светит прямо в лицо.
– Помоги мне подняться и отстегнуть парашют... Где то моя палка...
– Лучше сейчас иметь в руке пистолет.
– Ты только ни кому не говори, пули фашистов разворотили мне живот и ногу. Я еще не долечился как следует, настолько ослаб, что не могу даже пистолет в руках держать, не то, что груз на спине.
– Я понял.
Сейфулин не церемонится, он кинжалом отсекает ремни парашюта и сдирает с живота вещ мешок. Я облегченно вдыхаю холодный воздух.
– Возьмите.
В руки мне лезет палка.
– Где остальные?
– Сейчас.
Татарин кричит кукушкой несколько раз. Мелькнула точка света, Сейфулин ответил. Ломая кустарник выходит Григорий.
– А где Дарья, Павел?
– Бродят где то.
Опять надрывается кукушка. Издали слышится ответ. Это радистка. Она чуть не плачет от радости, увидев нас.
– Ну и темень. Я так боялась остаться одна. Парашют там бросила... не успела собрать...
– Все бабы бояться, - философски замечает Григорий.
– Павла нет.
– Сейфулин ты сможешь посмотреть где он и привести сюда?
Он понял все с полу слова.
– Я пойду поищу.
Татарин приходит только минут через тридцать с мокрым по уши Павлом.
– Где вы были?
– В болоте сидел, еле выволок.
– Где мы сейчас?
Павел вытаскивает карту и подсвечивает ее фонариком.
– Если ориентироваться по болоту, то мы здесь, недалеко от Россоши.
– Нам туда и надо. Пошли.
Мой мешок берет татарин. Павел идет впереди, за ним цепочкой движется Григорий, Дарья, я и Сейфулин. Идут медленно, так как я не могу быстро хромать. К рассвету выходим в пригород Россоши. Здесь главенство принимает Григорий.