Много шума из-за одного покойника
Шрифт:
— Затем, что он не может удержать в штанах своего дружка, — взревел Норвел, которому надоело скрывать чужую, пусть даже прибыльную, тайну. — Этот тип дал мне каких-то паршивых шестьдесят баксов, чтобы я не проболтался его жене, что он трахает Дидру.
Клод Фридрих стоял совсем близко от нас. Он незаметно придвинулся, когда я задала Уитбреду второй вопрос. Услышав ответ, полицейский разразился гневом, впрочем сдержанным.
— Ты утаил от меня этот пустячок, Норвел! — вскипел он. — Сейчас мы ненадолго завернем в больницу, а потом поедем в тюрьму,
Он кивнул помощнику шерифа, трусившему к нам от патрульного автомобиля, молодому парнишке, по моим меркам мальчику. Пока тот надевал на Норвела наручники и запихивал его в машину, Клод Фридрих взирал на меня с высоты своего роста. Я все еще сидела на корточках, потому что предвидела, как больно будет подниматься. Заткнув револьвер за пояс, начальник полиции протянул мне руку, и я, секунду поколебавшись, подала ему свою. Он с силой дернул, и я, охнув, выпрямилась.
— Бесполезно спрашивать, куда вы ходили ночью. Впрочем, и так, кажется, ясно, — добавил он, увидев, как за полицейской машиной остановилась «тойота» Маршалла.
Фридрих тут же отпустил мою руку, которую до этого удерживал в своей. Маршалл с лестной поспешностью выскочил из машины. Он не обнял меня, не схватил за плечи, а прошелся по мне придирчивым взглядом, словно осматривал на распродаже приглянувшуюся мебель, выискивая на ней царапины и зазубрины.
— Надо идти в дом, — пробормотал он. — Здесь плохо видно.
Клод Фридрих переступил на месте и произнес:
— Добрый вечер, мистер Седака.
Маршалл, словно только сейчас его заметив, коротко кивнул, а затем принялся разглядывать царапины на моих щеках.
— У Лили на лице кровь, — указал он полицейскому. — Мне нужно проводить ее в дом, чтобы прочистить ранки. Тогда будет видно, насколько они серьезны.
Мне дико хотелось захихикать. Меня не осматривали с такой тщательностью с самого детства, когда маме однажды сообщили из школы, что у меня завелись вши.
— На нее напал Норвел Уитбред, — как бы между прочим сообщил маститый полицейский.
Он уже успел озябнуть, судя по гусиной коже на голом торсе. Фридрих то ли недвусмысленно подсказывал Маршаллу взять на себя роль заботливого любовника, то ли пытался утешить меня после зверского набега Уитбреда, едва не стоившего агрессору жизни.
— Надеюсь, ты надрала ему задницу? — спросил меня Маршалл.
— Да, сэнсэй, — ответила я и, не выдержав, ударилась в смех.
Собеседники воззрились на меня с таким откровенным изумлением, что я еще больше развеселилась. В конце концов у меня от смеха начались корчи.
— Может быть, ее стоит отправить в больницу вместе с Норвелом?
— А что, его туда отвезли?
Маршалл был так польщен, словно работал тренером детской бейсбольной команды малой лиги и его любимый воспитанник одним ударом решил исход чемпионата.
— Я нос ему сломала, — пояснила я в промежутках между приступами смеха, которые уже заметно шли на убыль.
— Он был не с пустыми руками?
—
Я показала туда, куда приземлилась палка, — в низенькие кусты подле крыльца. Фридрих пошел ее искать.
«Улика», — догадалась я.
Потом шеф полиции подошел ко мне, аккуратно держа палку за самый конец, и пророкотал:
— Лили, вам придется завтра зайти в участок и дать показания. Сегодня я не настаиваю. Уже поздно, вам надо прийти в себя. Если хотите, я могу сейчас же отвезти вас в больницу.
— Спасибо, не нужно, — сдержанно произнесла я, подавляя последние вспышки веселости. — Мне уже очень хочется домой.
Я ощущала, что сейчас больше всего нуждаюсь в хорошем душе. У меня был длинный рабочий день, потом я посетила занятие по карате, совершила две долгие прогулки, позанималась сексом и напоследок подралась. Мне казалось — впрочем, так оно наверняка и было, — что от меня разит потом.
— Тогда я вас покидаю, — спокойно подытожил полицейский. — Рад, что вы сумели за себя постоять. Полагаю, по приходе в участок я смогу выяснить, что там была за история с куклой, которую оставили у вас на капоте.
Я победно посмотрела на Маршалла и многозначительно приподняла брови. Какое счастье, что я прислушалась к своей интуиции и вечером, не откладывая, заехала в полицейский участок!
Седака вспыхнул, а я улыбнулась и ответила, стараясь торжествовать не слишком явно:
— Да, сэр. Я уже сообщала об этом Тому Дэвиду Миклджону. Он предложил мне явиться завтра, тоже для дачи показаний.
— С утра в субботу вы работаете?
— Да, но к полудню уже освобожусь.
— Тогда до завтра. Спокойной вам обоим ночи.
И Фридрих пошагал прочь, унося с собой черенок от метлы. С его уходом мое изнеможение достигло предела.
— Давай войдем в дом, — взмолилась я и принялась рыскать взглядом по траве, тускло освещенной фонарями, торчавшими на углах дендрария.
Цепочка порвалась, но, к счастью, в связке были только мои личные ключи — от дома, машины и абонентского ящика. В траве блеснуло что-то металлическое — нашелся ключ от машины. Не раздумывая, я нагнулась за ним и сразу почувствовала болезненную пульсацию в том боку, который принял на себя первый, самый крепкий удар. Я зашипела. Маршалл, все еще провожая взглядом удалявшегося служителя правопорядка, тут же отвлекся и помог мне выпрямиться.
Ключ от абонентского ящика обнаружился уже на подходе к крыльцу — Маршалл поднял его. Поддерживая, он повел меня по ступенькам в дом. Лишь заметив, как неуверенно озирается сэнсэй, я вспомнила, что Маршалл до сих пор не бывал у меня.
Тут он сказал, что нам надо сразу идти в ванную, жестом попросил показать направление и там очень, хм, по-медицински меня раздел. Вначале он промыл царапины на моем лице и смазал их антибиотической мазью, затем переключил внимание на ребра. Оценивая степень повреждений, он бегло ощупал каждое, нажимая аккуратно, но сильно и задавая мне вопросы, где больше болит.