Молчание
Шрифт:
Он был холодным. Он был таким чертовски холодным на ощупь, что Эмма отступила, будто обожглась. Он, казалось, не заметил, что она коснулась его. Казалось, что он вообще не заметил, что она рядом.
Она услышала шаги сзади и крикнула.
– Чейз, закрой эту чертову дверь! Не запускай дым!
Дверь действительно закрылась. Она услышала, как он бормочет извинения.
– Эмма? – она услышала и голос Марии. Было достаточно трудно слышать, но Эндрю не затих, и Эмма подумала, что он не прекратит до полного истощения. За исключением смерти. Ведь именно так
Она почувствовала его как удар и повернулась, чтобы сбросить его. Но повернувшись, увидела лицо его матери, а это было плохо.
Она посмотрела на Чейза. Выражение лица Чейза было замкнутым и мрачным. Она хотела попросить его помочь, но не смогла произнести слова. Вернее, не все слова.
– Чейз...
Он скривился и это исказило его лицо.
– Что?
– Он так чертовски холоден. Я не могу... – Она подняла сжатую руку.
Онемевшую руку. – Это не так...
– Эмма, – сказал он, выругавшись. Он подошел к ней и взял ее руки в свои. Быстро сжал их. – Он силен. Ты знала это.
– Я не знала, что это значит. – Она сглотнула. Чейз был зол. И она поняла, что он прав. Эндрю был здесь – и он был в еще худшей, чем она думала ситуации. Она попыталась коснуться его только раз и она почти в слезах. Насколько жалким это было?
– Прости, Чейз, – сказала она ему. Она сжала руки снова, чувствуя свои пальцы.
А затем она расправила плечи, вдохнула так глубоко, как смогла, слегка пожалев об этом, и снова приблизилась к Эндрю. В этот раз она медленно протянула руки, помахала ими перед его раскрытыми невидящими глазами. Ничего. Если он вообще знал о ней, то не подавал вида.
– Мария, – прошептала Эмма, видя, что дым наполнял комнату, и, понимая, что – для нее и Эндрю – время быстро заканчивалось, – готовьтесь.
Она не знала, что Мария ответила, не была уверена, что вообще была услышана. Эмма протянула обе руки и схватила ими Эндрю за руки.
Холод был так силен, что походил на боль; она забыла об огне, жаре, дыме. Она почувствовала вкус крови и поняла, что прикусила губу.
Колени закостенели, она стояла как столб перед ним.
Но, даже держа руки в ее руках, он продолжал кричать. Эмма поняла, что прикусила губу, чтобы не присоединиться к нему. Она упала на колени перед кроватью, закашлявшись; она уронила ткань во время своего первого рывка, чтобы добраться до него, но она не могла бы держать его все равно, потому что обе ее руки были заняты его руками.
– Дрю!
Эмма.
Мария внезапно увидела своего сына. А Эмма увидела своего отца.
– Дрю! – Мария бросилась вперед, преодолевая расстояние между ними. Кашляя и тем самым подтверждая наличие огня, который ворвался в комнату, как и тьма, которая говорила о ночи. Если ее сын был пойман в ловушку так, как теперь была Мария, то от одного взгляда на ее лицо становилось понятно, что она была поймана в ловушку здесь с ночи, когда он умер. Она подбежала к Дрю, но ее руки прошли сквозь него. Эмма дрожала: она ничем не могла помочь.
Мария снова потянулась к Эндрю. В третий раз. Четвертый. Пятого не было, но теперь были слезы,
– Эмма... он не видит меня.
Это была правда.
– Я не знаю почему, – выдавила из себя Эмма. Слова прерывались и дрожали, но ей удалось произнести их четко. – Такого никогда раньше не было. – Она повернулась и посмотрела на отца.
Эмма.
– Он не видит ее. Он не видит свою мать. Я... Я думаю, что он не видит даже меня и он такой холодный.
– Росток. – Брэндан Холл стоял и смотрел на Марию и ее сына, а через мгновенье он закрыл глаза. – Я был избавлен от этого, – мягко сказал он дочери.
– Ты никогда не был в огне.
– Нет. Я не это имел в виду. Я не видел твоей смерти. Я умер первым.
Это – наш наихудший кошмар, Эм. Ни у одного родителя нет более сильного страха. И это до сих пор мой самый сильный страх. Будь моя воля – и тебя бы тут не было. Но он снова открыл глаза и посмотрел на лицо Марии Копис. Он не стал больше говорить.
– Помоги мне, папа. Я не знаю, что делать. Я не могу оставить его здесь...
Отец посмотрел на Чейза.
– Я честно не дам клятву, что знаю, о чем думает Чейз или чего он боится в этот момент. Мы все умрем здесь, если я не смогу вывести его. Мать не оставит его во второй раз.
Это была правда. Это еще не произошло, но это была правда. Она могла сказать Мари, что у нее есть два живых ребенка, которые нуждаются в ней еще более, чем раньше, но она знала, что Мария, как и Эндрю будет глуха.
Ее отец потянулся обеими руками и обхватил ее лицо. Его руки не были холодными. Эмма помнила, что он сделал – что она забрала у него – и попыталась освободиться.
– Нет, папа...
Он не мог прикоснуться к ней, пока она не прикоснется к нему первой.
Она помнила это. Но он это сделал, и это возможно говорило о таких вещах в ней, которые она не хотела признавать. Она сказала нет, но все равно позволила ему сделать это.
Чейз направился вперед, вытянув руку. Но остановился, опустив руку и сжав ее в кулак с боку.
– Эмма...
– Замолчи, Чейз. Просто замолчи.
– Он пытается дать тебе силу?
Она не ответила, потому что то, что она хотела сказать, рассердило бы ее отца. По крайней мере, это произошло бы, если бы он был жив.
– Росток, – сказал он мягко, – позволь мне помочь.
– Я не хочу...
– Росток.
– Я не хочу, чтобы ты ушел.
Он улыбнулся, снисходительной улыбкой, которая всегда предназначалась только ей. И иногда Лепестку.
– Я не уйду. Мне некуда идти.
– Но я...
Он наклонился и мягко поцеловал ее лоб. Оттуда, где он коснулся ее кожи, пошло тепло, распространяя с собой что-то, что создавало ощущение жизни, что было странно, ведь он был мертв. Она попыталась держаться за холод, но она не могла. Возможно она была настолько эгоистична. Возможно, в конце, все они дети были. Но эта теплота напомнила ей о настоящей любви, о том как чувствовать себя любимой, и она прижалась к нему.
Холод ушел из ее рук, хотя она все еще касалась Эндрю Кописа.