Молитва Иисусова в духовном наследии Оптинских старцев
Шрифт:
Если человек молится с покаянием и пламенной любовью к Богу — это одно. Но если он принуждает себя к чрезмерному напряжению в молитве от разума, потому что желает достичь быстрого преуспеяния в молитве, чистоты или внимания, а потом еще думает о себе, что хорошо помолился, такой не преуспеет. Ибо хотя и бывает к нему милость Божия, но по причине его неустойчивости и склонности к превозношению благодать оставляет его, и он оказывается расстроенным в своих чувствах, а иногда и в телесном здоровье. Поэтому настойчивый призыв старцев молиться со смирением — это не просто оборот речи, но вполне четкая инструкция. Кто пропускает ее как «дежурную», теряет возможность всякого преуспеяния.
Многие желающие быстрее «взойти на небо» усиливают подвиг,
Даже преподобный Варсонофий Оптинский, придя в обитель, испрашивал у старца Анатолия благословения пожить поуединеннее, в затворе, на что старец спросил у него: «Что же, и в баню ходить не будете?» И, услышав утвердительный ответ, заметил: «Да, вот я про то и говорю, что в баню ходить не будете…» Тогда Павел Иванович (так звали будущего старца в миру) сообразил, что речь идет не о телесном мытье. — «Да, — сказал отец Анатолий. — Пустыня, затвор не очищают нас. Я в пустыне со своими страстями могу жить и не грешить по видимому. Нам нельзя там познать всю немощь свою, свои пороки: раздражение, осуждение, злобу и другое. А здесь нас чистят… Как начнут шпиговать, только держись… Мы и будем познавать свои немощи и смиряться. Здесь без вашей просьбы начнут вас чистить»314.
Спустя двадцать лет, когда преподобный Варсонофий был уже игуменом и скитоначальником, этот помысел снова донимал его. Старец признавался Николаю Беляеву, что все бросил и ушел бы, но некого спросить, а самому уйти страшно: «Боюсь, как боится часовой уйти с поста, — расстреляют»315.
Всякое истинное призвание на особый подвиг предваряется Божиим благословением, которое подается через духовных отцов или устраивается по особому Промыслу Божию. Преподобный Амвросий писал одной сестре: «На безмолвие и уединение поступают по особому Промыслу Божию, как, например, сказано было Арсению Великому: молчи, бегай — и спасешься. А ты такого призвания свыше не получала, а думаешь это сделать по своему только желанию, и притом, с примесью вражеского искушения, и, наконец, с ослушанием. А ослушание и непослушание такой грех, который и мученичеством не заглаждается»316.
Молитва — дело хорошее, но это добродетель частная, а вот любовь — добродетель всеобщая, и кто служит братии или сестрам в монастыре, тот полагает душу свою за них, что и есть признак любви317. «Послушание паче поста и молитвы», — замечал старец Амвросий. Богу приятнее человек безыскусный, простой и смиренный, чем талантливый, умный, но горделивый.
Если человек преуспевает в каком-то делании, пусть даже и в молитве, но при этом под угрозой оказывается его смирение, Господь скорее отнимет молитву, чем позволит человеку преуспеть, а потом пасть за превозношение.
Преподобный Лев учил одну молитвенницу: «Вы, вкусив по милосердию Божию сладость и утешение от молитвы, теперь не обретая сего в себе, смущаетесь, унываете, считаете себя виновницею сей потери и ваше нерадение, — это истинная правда. Но я нахожу здесь Промысел Божий, отъявший от вас сие утешение. Не победив страстей, можно ли сохранить это богатство без вреда? И не дается ли оно вам к пользе вашей, дабы не впали в прелесть? Вы живете посреди мира и суеты, не можете смириться, а смирение — от сего хранилище»318.
Дарования в молитве даются только смиренным
Только тому, кто через длительный подвиг молитвы, через собственное непреуспеяние пришел в смиренное настроение, даются дары Божии. И то не всегда, а по особому Промыслу Божию. Показательна в этом отношении история, которую преподобный Варсонофий рассказывал об одном иноке из оптинского скита. Тот двадцать два года совершал молитву Иисусову и не видел от нее никаких плодов. Об этом он пришел жаловаться старцу Льву, а тот среди прочего сказал ему: «Если ребенка потянет к огню, и даже будет плакать, чтоб его ему дали, — позволит ли мать
Инок сей имел истинное покаяние и искренне чувствовал себя последним грешником. Это было действием молитвы, хотя она и оставалась у него устной. Но через несколько дней после беседы со старцем Львом все изменилось, и монаха посетила благодать.
Когда он дежурил в трапезной и поставил миску щей на стол со словами: «Приимите, братия, послушание от меня убогого», — он почувствовал в своем сердце что-то особенное, точно какой-то благодатный огонь вдруг опалил его, — от восторга и трепета инок изменился в лице и пошатнулся». С тех пор в сердце его не прекращалась молитва321.
Двадцать два года инок трудился в покаянной молитве, надеясь, что однажды его молитва изменится. Но последним, самым значительным его достижением было то, что он признал себя сущим банкротом и смирился. Много лет ожидая какого-нибудь Божественного ответа, считая в глубине души, что заслужил «гостинчик» от Бога, он услышал от старца, что Господь промыслительно не дает ему никаких дарований. А услышав это, смирился до конца. И то, что Господь затем призрел на него, случилось не по причине его трудов и покаяния, а только за его смирение, как и сказано у апостола: Бог гордым противится, смиренным же дает благодать322. Причем награждает преимущественно тех, кому дарования уже не могут повредить. Всем же прочим искать Божиих даров небезопасно. Хотя апостол и разрешает ревновать о больших дарах323, но без смирения такое искание может привести к несвоевременным поступкам, смущению духа и расстройству телесных сил. Поэтому старцы советовали искать «правильных» дарований.
Преподобный Амвросий пишет: «Тебе враг внушает искать высоких дарований. Ты прими это внушение по-своему, т. е. с полезною мыслью, по свидетельству Священного Писания, из которого видно, что нет выше дарования, как дарование смирения, как и Сам Господь говорит: смиряяй себе вознесется. Этого дарования ищи, к этому дарованию стремись»324. В другом месте советует: «Дарований никаких не ищи, а лучше старайся усвоить матерь дарований — смирение, — это прочнее»325.
О том, на какую высоту возводит смирение своих любителей, показывает сон, бывший известному купцу Немытову, ученику старцев Льва и Макария. Преподобный Амвросий говорил, что сей купец был изрядным подвижником умного делания. По всей видимости, и схиархимандрит Агапит, составитель жизнеописания оптинских старцев, испытывал к нему доверие и поместил описание его сна в житие старца Макария.
«Снилось мне, — говорил Немытов, — что будто нахожусь в саду необычайной красоты. Все деревья и листья на них блистали, как бы серебряные. Тут видны были два дома. Из них один, стоявший на правой стороне, был величественный и красоты неописуемой, и из него слышался такой чудный звон, что я содрогался всеми членами и говорил сам себе: “О, если бы кто сказал мне: чьи это палаты, откуда исходит этот звон!” Тут я увидел, что из сего чудного дома вышел батюшка отец Макарий в необыкновенной славе. Я очень обрадовался ему, поклонился в ножки и просил: “Батюшка! Простите моему дерзновению, удовлетворите мое любопытство. Мне желательно знать, чей это великолепный дом?” Батюшка со свойственным ему смирением отвечал: “Божий, Божий”. Я опять поклонился ему и, указывая на другой дом, который много уступал первому в великолепии, спросил: “А этот, другой дом, кому принадлежит?” Батюшка ответил: “Поди, спроси самого хозяина”.