Молодость
Шрифт:
– Здравствуйте, – сказал он, – я думал, опять Николай выдумал что-то. А вы очень даже существуете! Не вымысел! Ну, стало быть, не зря ждали. Мы – Степановы, соседи. Я – Степанов Александр Петрович.
– А меня Нина Григорьевна зовут, – сказала женщина, – он просил вас дождаться.
5
Она прошла по больничному двору, потом по коридору и вспомнила каждую пылинку на дорожках, каждый скол на кафельном полу. Снова запах обеда, как волшебный клубок, побежал
Зайдя на шестой этаж, стала искать койку Старика. Другие больные загораживали обзор, их вереница тянулась от раздаточной к столам, кому-то нянечки несли обед в палаты. Но даже когда все рассосались, Старика в коридоре видно не было. С радостью она обнаружила его в светлой палате, на хорошей койке, прямо у окна.
Он расцвел, как ребенок, приподнялся и сел. Анна Петровна прижала его к себе, стала гладить по голове и шептать так, чтобы не услышали другие:
– Все хорошо, Николай Николаевич, не нужно вам волноваться.
– Я думал, придете вы или нет, – он тоже старался шептать, но у него получалось чересчур громко, и от этого она гладила его по волосам еще нежнее.
– Ну как я могла не прийти! Только узнала, что вы здесь, сразу пришла.
– А я вот… Загремел сюда… Терпеть не могу госпитали.
– Потому что не надо было одному ходить на кладбище.
– Ну… Бывает.
– Вы же говорили: у внуков машина есть.
– Я просто захотел. И просто пошел. Вообще – нужно больше ходить.
– Хотите, мы потом с вами вместе сходим?
Старик задумался, и она поняла, что это ужасно глупо: предлагать сходить на могилу к его жене.
– Простите, может, вы один хотите? Я не настаиваю.
Старик ответил:
– Со временем.
6
Прошло несколько дней, как несколько лет. До наступления темноты, пока можно было не включать свет, она делала всю домашнюю работу: мыла посуду, подметала пол. Два раза, когда трамваи за окном шумели слишком громко, даже играла на фортепиано. А однажды перед походом в больницу выбежала, как есть, девочкой, за угол купить фрукты. Старушки улыбались и одобрительно кивали: хороший ребенок.
Пока вымытые фрукты сохли, счастливая, как девушка перед свиданьем, она сидела у зеркала, делала грим, потом рылась в «шифоньере», выискивая наиболее нарядные бабушкины блузки. Было спокойно на душе, пиджак звенел и своим звоном провожал в путь.
Полумертвые старики, обитатели палаты, оживали с появлением Анны Петровны, которая хоть и выглядела старше некоторых из них, но каждый день, приходя в больницу, приносила с собой немного молодости и свежего воздуха. Тухлая больничная пыль переставала душить, и этого хватало каждому на один-два глубоких вдоха. А она ничего особенного не делала. Здоровалась, разговаривала с Николаем Николаевичем, раздавала яблоки и апельсины.
Однажды, когда они отдыхали после прогулки, в палату вошла опрятная и приветливая пара лет сорока.
– Привет, дед, – сказал мужчина.
– Здравствуйте, – сказала женщина.
Анна Петровна встала со стула,
– Ну здравствуйте наконец, нам дед про вас столько рассказывал. А я говорю: пока не увижу твою Анну Петровну, не поверю. Олег, очень приятно.
– Лена, – представилась женщина.
«Молодые» не садились. Анна Петровна тоже.
– Как вы сегодня? – спросила Лена Старика.
– Отлично, погуляли вот.
– А, ну хорошо, – сказал Олег, и все опять замолчали.
Они были милые и приветливые, не похожие на других взрослых. Анна Петровна буквально за пять минут к ним привыкла и полюбила, как своих детей.
Потом Старик уснул, а они пошли к завотделением узнать: что и как, когда выпишут, ну и вообще – поговорить. Ждали долго около кабинета, думали уже уйти, но тут он появился. Это был тот самый врач, с которым Лика разговаривала две недели назад по поводу дедушки. Он пригласил их в кабинет, повертел в руках карту Старика и сказал:
– Все нормально. Никакой угрозы особо нет, просто возраст.
– Ну сердце же у него болит, – сказала Лена.
– Вы знаете, как говорится, инсульта не было, и – слава богу.
– Что? – Анна Петровна вскинула глаза.
– Инсульта не было, и – слава богу! Простите, мне надо идти.
Он ушел, а Олег спросил:
– Я так понимаю, все относительно нормально, если инсульта не было. Или что? Анна Петровна? Почему вы так заволновались?
Она не ответила, дошла с «молодыми» до конца коридора, а потом тихо сказала:
– Вы следите, пожалуйста, за вашим дедушкой. Никуда не уезжайте… Эти врачи сами ничего не знают. Говорят всем одно и то же… Сталина на них нет.
7
С холостяцким бытом пора было кончать. Переезд переездом, но пока живешь в квартире, должен быть уют и порядок. И пол нужно мыть, а не только подметать, и ложки-вилки вытирать, и чай заваривать по-человечески, перед питьем, а не в термосе – с утра и на весь день.
Старик первое время ревновал к предметам, но потом привык. Да и какая тут ревность! Все и так лежало, как попало: на столе, на подоконнике, даже на кровати. Анна Петровна не нарушала привычного уклада жизни, напротив: собирала по крупицам то, что рассыпалось, приводила в порядок хаос, жить в котором было уже невозможно.
Сначала она не решалась касаться портрета покойной жены. Все вокруг было чисто, а черно-белая красавица в отглаженной гимнастерке продолжала смотреть из-под треснутого стекла, из-под тонкого и стойкого слоя пыли. Потом Анна Петровна решилась: взяла тряпку и медленно, от краев к центру, чтобы не касаться сразу лица, очистила портрет.
Дни стояли теплые, они часто гуляли. Сначала немного, потом больше. Старик улыбался, держал ее под руку, жизнь к нему возвращалась.
Однажды отдыхали на втором этаже после прогулки. Старик бодрился и не хотел останавливаться, но Анна Петровна видела, что ему тяжело, и сказала, что отдохнуть нужно ей.