Молоко волчицы
Шрифт:
— Кулак — это хорошо, — сказал немец. — Кулак много работает на себя.
Майор приказал пригнать коров с дальней фермы, к вечеру прибудут машины-рефрижераторы и мясники.
— А то нам опять свиней подсунут! — щегольнул майор знанием непереводимого выражения. — Будем вести следствие, никому не уходить. Будьте любезны!
Солдаты сели на машину, майор забрался в кабинку. Спиридон только полюбовался оружием и выправкой солдат — олень в тигровой стае. Атаман тоже было полез в кузов.
— Нет,
— Останься, Алексей, боюсь я Игната, — попросил Спиридон.
Немцы укатили в станицу. Снег полепил гуще, начинался буран.
— Где завтракать будем? — трусовато спросил погрустневший атаман. Есть тут надежные люди?
— Есть, давай тут.
— Что это за баба? — покосился атаман на Любу.
— Свинарка, станичница, самый смак, а годов ей немало.
— Вы меня потом оставьте с ней на часок, — бубнил атаман.
— Сделаем, Силантьевич, наше дело служивое.
Расположились в каморке свинарки. Послали Любу за аракой и провизией. Растопили печку. В окно заглядывали черные псы.
— Спиридон, что ты за человек? — спросил Глухов, внимательно глядя на председателя. — Самый ты белый был, а теперь я тебя не разберу.
— Ты к чему это, Силантьевич? — мирно гутарит Спиридон, кидая поленья в огонь.
— А к тому, как Игнашку к царю в клетке возили! Это ведь про твоего братца Глеба говорили. Для чего ты так ловко брехал майору?
— Гнев первый утишал, я сам не пойму, как он собак обошел?
— На следствии ответите, как! А вот где он мог достать столько яда? Глухов вытащил парабеллум.
— Они леса опрыскивали, — Иван загородил побледневшего Митьку.
— А мне известно, что колхозу…
Глухов сидел спиной к окну. Спиридон удивленно, с испугом глянул на окно, будто увидел там нечто ужасное, и Глухов инстинктивно повернулся туда же — что там? И Спиридон выстрелил. Никогда не знаешь, есть или нет оружие у казака. Сгодился браунинг-кастет.
— Митя, Ваня, в ружье! — подал команду Спиридон. — Иван, беги к бабам — пусть незамедлительно идут сюда, уходить будем. Дмитрий, езжай за «максимом» — одна нога тут, другая там!
Снег лепил, как на пропасть, в пояс.
Вернулся Иван с Любой Марковой и Нюсей Есауловой.
— Ленка побегла в станицу — у подруг спрячется, а тетка Фолька сказала, в яме, в картошке, отсидится.
— Вот дура! — ругнулся Спиридон. — Что это ей, Советская власть, что ли, — в яме отсижусь! Беги еще раз, тащи силком, а хату, скотину, сундук пусть бросит. Не то потеряли — Ваську! Или, стой — пусть догоняет нас, а ты дуй в станицу, бери рыжую, боюсь — возьмут девку, горяча, а ей цепы нет, догоняйте по речке Татарке, через Бекетов яр.
— Какую девку? — подмыло Любу ревностью.
— Есть тут одна, дочка моя, рыжая.
— Я не
— Фолю же беру!
— То жена!
— А ты кто? Живо собирайся!
Подъехал Митька. Труп атамана положили на цинковые ящики с патронами. В ногах атамана пулемет. Сами шли пешком. По дороге тело сбросили в глухую расщелину — не скоро отыщут косточки!
На дальней ферме дед Исай таскал сено коровам.
— Пойдешь с нами, дедушка?
— Куды?
— На кудыкину гору — скотину от немца спасать.
— Не, убегался я, — ответил горбящийся старик.
— Тогда молчок, что мы были. Налетели, мол, какие-то в бурках и башлыках и угнали коров, сам чудом остался, повесить, мол, хотели.
— Вы меня свяжите лучше, — попросил дед.
— Мочой подплывешь, сдохнешь, — не сразу сюда доберутся.
У Монах-скалы сотню догнали Иван и Крастерра. Люба с ненавистью посмотрела на полненькую, гордоглазую девку, а волосы точно — как у Спиридона. И разговор у них промеж себя тихий, секретный. Но вот командир заговорил, подгоняя коров чекмарем:
— Иван, ты почему не женился?
— Чего привязываешься, дядя Спиридон? — отмахнулся Иван, чувствующий силу и старшинство в родной стихии — среди коров.
— А то, что ты плохой кавалер и никудышний казак! Мы с Митькой при бабах, а ты холостякуешь рядом с такой девкой. Пойдешь за него, Краска? спросил Крастерру.
— От него портянками воняет!
— Ишь ты, курсовая! — пыхнул Иван.
— Я больше всего люблю свадьбы! — разговорилась Нюся, румяная, кареглазая, в пуховом платке. — Давайте ид поженим!
— Спиридон Васильевич, а где же сотня? — спросила Крастерра.
— Вот она, — командир показал на себя и других.
Митька молчит. Рыжую эту девку он знает — ее родители расстреляли его деда Федора Синенкина. На заразу она нужна тут? Харчи только на нее тратить! Бегала еще за братом Антоном, да он живо отвадил ее!
— Вас как зовут? — спросила Крастерра Митьку, познакомившись с бабами.
В ответ Митька загнул такое имечко, что покраснели все. Спиридон виновато посмотрел на медсестру — мол, что с него, дурака, возьмешь казак!
Чуть погодя командир отстал с Митькой, поманив его пальцем.
— Митрий, ты знаешь, в каком я чине?
— В каком?
— Полковник я.
— Это у белых.
— Теперь у красных. А ты рядовой солдат.
— Не рядовой, я был командир отделения.
— Жалую тебя сотником. А ежели матюкнешься еще при женщинах, на одну ногу наступлю, другую выдерну. Как ты, командир Красной Армии, не понимаешь дисциплины? Ты что — бандит, что ли, налетчик или фармазонщик? Ты в армии, на войне, и, будь добр, называй меня не дядей, а товарищ полковник!