Морально безнравственные

Ланцет Вероника

— Все в порядке, — поспешно заверяю я его, но он качает головой.

— Это не нормально. Я обращался с тобой как с пленницей и я… Боже, я даже заглянул в твой дневник, чтобы заставить тебя влюбиться в меня, — признается он, и мой рот открывается в шоке.

— Хуже всего то, что… Я прочитал, что ты хотела уйти от меня, и я, — он делает глубокий вдох, его ноздри вспыхивают, — Черт возьми! — он ругается, его лицо искажается от боли. — Я подменил твои противозачаточные таблетки, чтобы ты забеременела.

Я думал, что ребенок удержит тебя рядом со мной.

— Ты что? — выпалила я, ошеломленная его признанием.

Не могу сказать, что я не подозревала о его причастности к неожиданной беременности — тем более что он был уверен в беременности еще до того, как мы получили подтверждение от врача. Но я никогда бы не подумала, что он сам признается в этом.

— Я знаю, что это было неправильно, но я не мог позволить тебе уйти. Черт возьми! После того, как я, по сути, изнасиловал тебя, я знал, что ты только больше возненавидишь меня, и я так боялся, что ты уйдешь от меня, что начал невыносимо контролировать.

Слова льются из его рта с такой скоростью, что я могу только наблюдать за тем, как откровения продолжаются.

— Ты не насиловал меня, — хмурюсь я, зацепившись за это слово. — Почему ты так думаешь?

— Черт! Я мало что помню о той ночи, но я помню, что ты сказала «нет». И я забрал у тебя право выбора.

— Энцо, ты не насиловал меня, — говорю я ему снова. Он мог напугать меня своей агрессией, но я приветствовала все его ухаживания.

— Но ты сказала «нет», — повторяет он, его лицо напоминает лицо грустного щенка.

— Если я правильно помню, я сказал, что не так, но я хотел тебя так же сильно.

Он, кажется, обдумывает мои слова, его брови двигаются вверх-вниз.

— Почему ты не помнишь? — неожиданно спрашиваю я. Даже мне, подвыпившей, удалось сохранить большинство деталей этой ночи.

Его губы растягиваются в тонкую линию.

— Лючия накачала меня наркотиками. Возможно, она надеялась, что я убью тебя в своем маниакальном состоянии, но очевидно, что даже в состоянии наркотического дурмана я никогда бы не поднял на тебя руку, — мрачно добавляет он.

Теперь его поведение после той ночи начинает обретать смысл. Он был отстраненным, но все более ограничивал меня. Все потому, что он думал, что взял меня против моей воли.

О, Энцо!

— Ты думал, что я тебя ненавижу, — заявляю я, осознание этого застилает мне глаза.

Он только кивает, выражение его лица открытое и уязвимое.

— Я не знал, как удержать тебя рядом с собой, — шепчет он, и я прижимаюсь к нему, целуя его в щеку.

— Ты мог бы просто сказать мне, что любишь меня, и я бы даже не подумал об уходе.

— Я облажался, я знаю. Оглядываясь назад, не могу найти этому оправдания,

кроме того, что был напуган. Я испугался того, что чувствовал к тебе, испугался, что ты оставишь меня, испугался, что ты ненавидишь меня. Я просто закрутился в мыслях о том, что однажды тебя не станет, и я представил себя и то, кем я стану без тебя, и поверь мне, это не очень красиво.

— Энцо… — Я наклоняю голову в сторону, изучая его и принимая этого нового человека передо мной.

Потому что он никогда не позволял мне заходить так далеко.

— А как же Киара? А фотографии? — спрашиваю я, боясь ответа, но неуверенно доверяя ему.

— Ты можешь подумать, что я лгу, но я знал, что с ней что-то не так, с того самого момента, как увидел ее, — продолжает он рассказывать мне о первых нескольких неделях и о том, как он ухаживал за Лукой в одиночку, боясь оставить его без присмотра даже на мгновение. Он рассказывает, что чувствовал, когда узнал, что Киара сделала со мной, и что он был готов убить всех, настолько он был обезумевшим от горя.

— Мне стыдно признаться, что я, возможно, последовал за тобой, — признается он, и мое сердце разрывается от жалости к нему и к тому, через что он прошел.

Неужели я была эгоисткой, не прислушавшись к его мнению раньше?

Я просто приняла решение о его изменах и была намерена заставить его заплатить.

Но по мере того, как он продолжает рассказывать мне о своем плане, сотрудничестве с Хименесом и, в конечном итоге, о смерти Рокко, начинает вырисовываться новая картина.

— Энцо, — шепчу я, — что ты сделал?

— Я продал семью. Я практически предатель, но почему-то никто об этом не знает, — он смеется, но смех не доходит до его глаз.

— Ради меня? — мой голос ломается, потому что я никогда не ожидала, что кто-то сделает что-то подобное ради меня.

— Ради тебя и ради нашего сына. Я хотел избавиться от семьи и предложить тебе нормальную жизнь, когда ты проснешься. Никакого насилия… просто обычная жизнь, — вздыхает он. — Когда я узнал, что ты связалась с ФБР, я понял, как далеко тебя завел.

— Я только что родила и была в ужасе, Энцо. Все, что имело значение в тот момент, это Лука и уверенность в том, что он в безопасности. Я не могла думать ни о чем другом, — объясняю я. Если он предатель, то и я тоже, потому что была готова продать всех, чтобы защитить своего ребенка, невзирая на последствия для меня. — Ты… — я запнулась, не зная, как спросить, обижается ли он на меня за мой выбор.

Он быстро качает головой, как будто читая мои мысли.