Морально безнравственные

Ланцет Вероника

Он продолжает рассказывать мне о месте нашей встречи и о том, что меня немедленно возьмут под охрану.

— Просто… Мне нужно, чтобы мой сын был в безопасности.

— Он будет в безопасности, миссис Агости. Это я обещаю

?

Повесив трубку, я встаю с кровати и кладу Луку в его маленькую колыбельку.

Улыбка появляется на моих губах, когда я наблюдаю за его сонным выражением

лица. Мои пальцы прослеживают его черты, замечая в нем и Энцо, и меня. Я знаю, что глаза младенцев обычно меняют цвет, но глаза Луки кажутся такими же весенними, темно-зелеными, как у его папы. Почему-то это трогает мои душевные струны, поскольку я понимаю, что навсегда увижу в Луке Энцо.

Когда он подрастет, возможно, он поймет меня и то, почему я должна была это сделать. Может быть, он будет ненавидеть меня, но, возможно, когда-нибудь он простит меня.

По крайней мере, он никогда не станет преступником.

Я поцеловала его в щеку и вернулась к своей кровати, остановившись, когда кто-то вошел в мою палату.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, потрясенная тем, что вижу человека, который должен был быть моим самым близким другом, но в итоге стал моим злейшим врагом.

Глава 20

Энцо

Рокко решает, что мне нужно ехать в Нью-Джерси как раз в тот момент, когда Аллегру собираются выписывать из больницы. Поскольку он не принимает отказа, я быстро набираю ее номер, чтобы сообщить ей об этом.

— Да, — отвечает она, ее голос странный.

— Меня не будет несколько дней. Но увидимся дома, хорошо?

— Не торопись, — отвечает она, не задавая вопросов. Я хмурюсь, но отмахиваюсь от нее.

Продолжаю заниматься своими делами, стараясь быстрее закончить встречи и раньше вернуться домой. Я уже скучаю по Луке, а ведь прошло всего полдня с тех пор, как я его видел.

С рождением Луки Рокко официально посвятил меня в небезопасную часть семейного бизнеса. Видя, что я буду управлять клубами в Мидтауне, я решил удивить Аллегру нашей собственной квартирой, подальше от моего отца и всех остальных членов семьи.

Я знаю, что облажался, когда убил тех мужчин у нее на глазах, и сомневаюсь, что она простит меня в ближайшее время. Но я все равно сделаю все возможное, чтобы она поняла, что все, что я делаю, я делаю для нее.

Все.

Мысль о том, что с ней могло что-то случиться, парализовала меня страхом, которого я никогда раньше не знал. Я отреагировал единственным известным мне способом — кровопролитием.

Я должен загладить свою вину перед ней.

Как только возвращаюсь домой, я иду в нашу комнату в поисках Аллегры и Луки. В комнате пусто, только в углу стоит колыбель. Я делаю несколько шагов.

Конечно, она не могла.

Но когда я подхожу к маленькой кроватке, я вижу, что Лука крепко спит, совершенно без присмотра.

— Какого черта, —

ругаюсь я, поднимая его на руки и прижимая к себе.

Взяв его с собой, я сталкиваюсь с Аной и спрашиваю, где Аллегра.

— Она пьет чай с твоим отцом в оранжерее, — говорит она, и я чувствую, как во мне нарастает ярость.

— А кто следил за Лукой?

Она пожимает плечами.

— Я думала синьора Аллегра.

Я направляюсь в оранжерею, потрясенная тем, что вижу, как Аллегра и мой отец обсуждают друг друга, как будто они давно потерянные друзья.

— Аллегра, — окликаю я, мой голос резко меняется.

— Сынок, вот ты где. Мы только что говорили о моем внуке. — Он подрагивает в своей фальшивой манере.

— Пока он был один в спальне?

— Ну, ничего не случилось, с ним все в порядке, — наконец говорит Аллегра, впервые взглянув на ребенка у меня на руках. Я поворачиваюсь к ней, и меня охватывает такое сильное отвращение, когда я вижу ее черты лица — странно самодовольные и бессердечные — или то, как язык ее тела говорит мне, что она не может заботиться о Луке.

— Нет. Почему бы не позволить Лии присмотреть за ним, если вам нужно побыть наедине? — я продолжаю выяснять, возмущенный тем, что она считает нормальным оставлять новорожденного — да еще и недоношенного — одного и без присмотра.

— О, ты не слышал? — она наклоняет голову в сторону, ее глаза слегка прикрыты, как будто она пытается изобразить беспокойство. — У нее были семейные дела в Италии, и ей пришлось уехать. Я не могла держать ее здесь. Не тогда, когда ее семья нуждалась в ней больше, чем я.

— Почему меня не поставили в известность об этом? — в какую альтернативную реальность я попал?

Она пренебрежительно машет рукой.

— Теперь ты знаешь, — говорит она, и в это время в разговор вмешивается мой отец.

— Да ладно, сынок, ничего страшного. Дай-ка я посмотрю на своего внука.

Он поднимается со своего места и идет рядом со мной, чтобы посмотреть на Луку.

— Он похож на тебя, — комментирует он, а я просто ворчу, злясь на все вокруг.

Аллегра тоже встает, и я предлагаю ей Луку, зная, что он любит чувствовать тепло матери. Она делает странное лицо, но неловко берет его на руки.

Как только он прижимается к ее груди, он просыпается и начинает плакать.

— Кажется, он голоден, — добавляю я, и Аллегра удивляет меня, снова прижимая Луку к моей груди.

— Тогда дай ему что-нибудь поесть.

— Что? Ему нужно грудное молоко, Аллегра. Твое, — я почти закатываю глаза.

Это ее способ наказать меня за мои проступки? Потому что это определенно работает. Но она не должна вмешивать Луку, когда это касается только нас.

— Доктор сказал, что мое молоко недостаточно хорошее и нам нужно перейти на молочную смесь, — говорит она, надуваясь, когда ее брови поднимаются вверх в притворной невинности.

— Правда? — говорю я, сузив глаза между ними двумя.