Морально нечестивый
Шрифт:
Все еще свободные, три туловища теперь скреплены вместе, имитируя сиамскую тройню.
Середина пуста, поскольку я удалил всю грудную клетку из этого конкретного тела. Чтобы сделать переход плавным, я использую отброшенные ребра для создания более крупной копии грудной клетки. Я беру молоток и несколько гвоздей и соединяю правую сторону с левой с помощью оставшихся ребер.
У меня уходит добрых полчаса, чтобы соединить все части вместе. Но в конце концов, туловища выглядят так, как будто у них одна грудная клетка.
С помощью скотча я закрепляю
Вернувшись к грудной полости, я извлекаю органы и помещаю их в свободное пространство. Сердце, легкие, печень, мочевой пузырь, почки и желудок я кладу сзади, используя их больше для объема. Затем я обращаю свое внимание на кишечник и скрепляю их вместе, превращая в длинный органический шланг.
Начиная снизу, я прокладываю кишки лабиринтом, перемежая их с другими органами. Когда я дохожу до конца, я даю им упасть на мгновение.
— Ты закончил? — спрашивает Влад скучающим тоном.
— Еще нет. Ты мог бы помочь мне, если не спишь.
— Уф, хорошо. — Он что-то бормочет, но подходит ко мне.
Он осматривает мою работу, неохотно признавая ее.
— Что теперь?
— Головы. Мне нужно разбить черепа.
— Что ты хочешь сделать? — Он сужает глаза, прежде чем понять. — Не может быть! Ты серьезно?
— Да. Это должно быть осуществимо.
— Ты не можешь контролировать, как они будут ломаться. добавляет он.
— Я просто соберу их вместе. Мне нужны разбитые черепа, неважно как.
— Хорошо. — Он качает головой, прежде чем приступить к яростному разбиванию черепов о землю. Да, я не ожидал такого количества кусков. Это большая реконструкция.
— Ты сделал это специально! — обвиняю я его, особенно после того, как вижу его приподнятый рот.
Он пожимает плечами.
— Не знаю, как тебя до сих пор никто не переименовал, Берсеркер. — Я бросаю на него взгляд, зная, что он ненавидит это прозвище. — Такой дикий, неудивительно, что никто не хочет с тобой встречаться. — Я притворяюсь, что качаю головой в отчаянии.
Влад просто поднимает бровь, не обращая внимания.
— Я бы тоже не хотел встречаться со мной. — говорит он, подтрунивая над собой.
— Так, Казанова, либо помогай, либо спи.
Он дуется, глядя между разбитыми кусками и туловищами. Его глаза сужаются, прежде чем он глубоко вздыхает.
— Хорошо, я помогу.
Ухмылка грозит появиться на моем лице, но я слежу за своими эмоциями. Есть одна вещь, в которой я могу быть уверен в отношении Влада — он невероятно легко скучает. Ему нужно что-то, что постоянно бросает ему вызов, иначе он становится занозой в заднице.
— Помоги мне склеить кусочки, которые ты разбил в форму чаши, но без дна.
— Хм — Он подносит палец к подбородку, пока обрабатывает информацию. — Ты хочешь сделать его как воронку?
Мои глаза расширяются от удивления, когда он быстро соображает.
—
Прежде чем мы приступим к работе, я собираю мозги и отделяю их от осколков кости, откладывая в сторону.
Затем начинается кропотливая работа. Мы склеиваем осколки, пока не начинает формироваться воронкообразная чаша. Проходит несколько часов, прежде чем мы завершаем ее в удовлетворительной степени.
— Я закончил. — Влад вытирает рукой лоб, опираясь на локти. — Это скучно.
Да, не могу сказать, что я этого не ожидал.
— Ты можешь идти. — Я отстраняю его. Костяная скульптура почти готова. Он мне больше не нужен. Тем не менее, он не двигается.
— Я хочу увидеть законченную версию. — Я качаю головой, но продолжаю сосредоточиваться на своей задаче.
Как только новый бездонный череп готов, я прикрепляю его к увеличенной шее. Снаружи все еще есть волосы и скальп, что выдает плавные переходы, над которыми я так усердно работал, но, увы, у меня не было под рукой плотоядных жуков.
Когда все части соединены, я помещаю мозг внутрь, прижимая его к узкой части воронки, чтобы убедиться, что он не провалится. Затем я проникаю внутрь грудной полости и с некоторым трудом соединяю кишки с шеей, а затем скрепляю их с мозговым веществом.
Готово, но….
Этот шедевр потребует зрителей, прежде чем он будет завершен.
— Нам нужно аккуратно переместить это. Сможешь с этим справиться? И встретимся на складе через час?
Влад вздыхает, возмущается, но я знаю, что при всей своей незрелости он очень щепетилен в работе. Настолько, что я знаю: экспонат будет нетронутым в пункте назначения.
— Прекрааасно. Куда ты идешь?
— Мне нужен последняя часть. Это должен быть интерактивный экспонат, — объясняю я.
Жадность.
Они увидят жадность.
Час спустя, и я на складе, сумка полна пушистых друзей, причем не домашних.
Влад на другом конце, стоит рядом с экспонатом, выражение его лица явно раздраженное.
— Ты опоздал, — замечает он, когда видит меня, поднимает руку, чтобы показать мне свои часы.
— Две минуты, — простонал я.
— Две минуты опоздания. Давай сделаем это. У меня есть дела, — говорит он отрывистым тоном. Да, я сомневаюсь, что у него есть дела. Как и я, Влад — одиночка. Даже больше, чем я, никто не захочет с ним общаться. С его переменчивым характером никогда не знаешь, когда он сорвется.
Я бросаю на него взгляд, прежде чем открыть верхнюю часть произведения искусства. Дотянувшись до спины, я беру крыс, которых я принес — нью-йоркских крыс — и бросаю их поверх мозгов. Когда они начинают разъедать органическую материю, я даю Владу кивок, и мы снимаем весь лист.
Люди и из Братвы, и из Фамилии находятся внутри склада, вместе с рабочими и другим необходимым персоналом. И все они присутствуют, чтобы стать свидетелями.
Жадность.
Это даже не требует представления, люди останавливаются и смотрят, некоторым становится плохо, другие падают в обморок.