Морально нечестивый
Шрифт:
Крысы отлично справляются с мозговым веществом, прежде чем добраться до кишечника, а затем, как Гензель и Гретель, пробираются через лабиринт органов. Все видно снаружи.
— Как бы ты это назвал? — внезапно спрашивает Влад.
— Это? Я не знаю. Искусство? — шучу я, но он даже не улыбается.
— Знаешь, если я Берсеркер, то и у тебя должно быть свое имя. Давай посмотрим…
— Франкенштейн? — Я усмехаюсь при этой мысли.
— Нет. — Его выражение лица серьезно. — Слишком искусственно. Нам нужно что-то более
— Хм, — хмыкаю я, но не совсем воспринимаю его всерьез.
— Химера, — внезапно говорит он.
— Химера?
— Существо, состоящее из слияний. Не целое, но и не лишенное. И более всего — ужасающее. — Влад поворачивается ко мне, ожидая моего ответа.
— Химера, — повторяю я, проверяя название. В греческой мифологии это был огнедышащий гибрид животного, который внушал людям страх.
Неплохо… совсем неплохо.
Потому что я стану таким же. Имя, которого так боялись, почти мифическое по своей репутации.
Глава 21
Каталина
В моём животе нарастает чувство страха. Я беспокойно ворочаюсь в постели, пытаясь уклониться от того, что, как я знаю, должно произойти. Даже в сонном состоянии я могу распознать признаки. Пот стекает с моего лба. Мои кулаки сжимаются по бокам в попытке предотвратить это.
И вдруг я там. В той комнате. Лицом вниз, привязанная к столу.
Мое сердце громко бьется. Мне кажется, что я слышу голоса, но не могу сосредоточиться на том, что они говорят. Не тогда, когда боль разрывает мою спину. Мне известно, что я теряла сознание и раньше, и уже некоторое время нахожусь то в сознании, то без него. Но боль всегда присутствует.
Я двигаюсь против своих границ и стону в агонии.
Когда же это закончится?
Потом кто-то оказывается рядом со мной, гладит меня по волосам и предлагает что-то выпить. Я едва могу разглядеть фигуру, но в его глазах мерцает янтарь. Мне так хочется пить, что я пью с жадностью, хотя из-за моего положения жидкость с трудом проходит через горло, много ее проливается мне на лицо и на волосы.
Я резко выдыхаю, почти задыхаясь.
Я дважды моргаю, мое зрение затуманивается. Как будто все движется вместе со мной.
Что они мне дали?
Я смутно осознаю, что кто-то развязывает мои путы, а затем стаскивает меня наполовину со стола. Платье, которое было на мне, внезапно поднимается на бедра, и кто-то трогает меня там.
Я едва могу двигаться, мое тело слишком вялое.
Я даже не сопротивляюсь, когда в мое тело вторгаются. Даже в своем затуманенном сознании я чувствую боль от того, что меня разрывают пополам. Она острая, такая острая. Мои глаза жжет от непролитых слез, рот открывается для крика, который никак не может вырваться.
Потом все прекращается.
Я почти вздыхаю от облегчения. Но надеяться еще рано.
Холодный металл ударяет меня под подбородок. Я пытаюсь разобрать, что происходит вокруг, но
Неужели я умру?
Они собираются застрелить меня. Вот и все. Внутри у меня буря, но снаружи я не могу пошевелить даже пальцем.
Пистолет остается на месте, приклеенный ко мне.
Затем боль возобновляется.
Входит и выходит.
Я вскакиваю с кровати, тяжело дыша, похлопываю себя по спине, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.
Это был всего лишь кошмар… тот самый кошмар, который снится мне с той ночи. Мои глаза затуманены от слез. Я думала, что прошла через это… Я думала, что наконец-то оставила это позади.
— Лина? — спросил Марчелло, приподнявшись на кровати. — Что случилось?
— Ничего. — Я качаю головой и пытаюсь успокаивающе улыбнуться. Он хмурится, не совсем понимая мое объяснение. Его рука тянется к моей шее, чувствуя влагу, прилипшую к коже.
— Лина, что случилось? — он притягивает меня ближе к себе, его руки обхватывают меня.
— Мне приснилась та ночь, — шепчу я. Марчелло застывает рядом со мной.
— Ты хочешь поговорить об этом? — он проводит губами по моему лбу.
— Я мало что помню. Все в тумане. У меня есть некоторые воспоминания и… боль. — Я вздрагиваю, вспоминая это. Марчелло не спрашивает дальше, и я прижимаюсь к нему ближе, чувствуя себя сразу более спокойно.
Я ценю то, что он никогда не спрашивал меня о том, что произошло, или об отце Клаудии. Энцо, должно быть, рассказал ему краткую версию, и он был достаточно любезен, чтобы не поднимать эту тему. Он ни разу не пристыдил меня за это.
— Теперь ты в безопасности. Я буду оберегать тебя, обещаю тебе. — Искренность в его голосе вызывает дрожь по позвоночнику.
Я поворачиваю голову и целую его, желая забыть обо всем. Он, должно быть, чувствует, что во мне что-то изменилось, потому что кладет меня на спину и накрывает своим телом.
— Сделай меня своей. — Я открываюсь ему, побуждая его к действию.
— Ты — моя Лина. — Его рука ласкает мое лицо, его глаза смотрят на меня с интенсивностью, которая почти пугает меня. — Ты всегда будешь моей.
— И ты правда думаешь, что Сиси пойдет на это? — я хмурюсь и начинаю вышагивать. Марчелло неожиданно позвонил Бенедикто и пригласил к себе.
— У меня был короткий разговор с ней, и я объяснил, что нам нужно следить за Гуэрро, чтобы выяснить, не имеют ли они отношения к убийству монахини. Она был не слишком против и сказала, что будет вести себя как можно лучше.
— Ты также предупредил ее об их сыне?
— Я сказал ей, чтобы она была добра к нему, — сказал Марчелло и подошел к ней, чтобы надеть галстук.