Морально нечестивый
Шрифт:
Он, должно быть, услышал меня, потому что отпустил, сделав шаг назад.
— Лина… что ты делаешь? — его лицо выражает ужас.
— Я хочу доставить тебе удовольствие. — Я поднимаю глаза, смущенная его внезапной вспышкой.
— Зачем ты это делаешь? — Марчелло качает головой. Остановив воду, он выходит из кабинки.
— Я… я сделала что-то не так? — спрашиваю я, немного нервничая. Я все еще стою на коленях, боясь, что, если я попытаюсь встать, то мои ноги превратятся в кашу.
— Это не ты. Ты не должна этого делать…
— Но в прошлом тебе это нравилось. — Видя, что он собирается уходить, слова вылетают у меня изо рта прежде, чем я успеваю подумать.
— Что ты имеешь в виду? — он останавливается, сузив на меня глаза, и я вдруг чувствую себя незащищенной.
— Это не имеет значения, — шепчу я, немного смущенная тем, что позволила словам Козимы отравить мой разум, когда Марчелло, кажется, ненавидит это.
— Нет, пожалуйста, скажи мне, что ты имела в виду. — Он наклоняется.
— Козима рассказала мне о твоем прошлом, — признаюсь я. — Об оргиях. И я подумала…
— Оргии. — Он сухо рассмеялся. — И что ты подумала? — Он поднимает бровь.
— Что это то, чего ты хочешь. — Я опускаю взгляд, меня гложет стыд. — Я не могу сделать это для тебя… но, возможно, есть другие способы доставить тебе удовольствие. — Объясняю я, но он останавливает меня.
— Лина, посмотри на меня. — Его голос мягкий, и я так и делаю. — Что бы ни сказала тебе Козима… у любой правды всегда есть разные стороны. Я делал вещи, за которые мне стыдно, и не собираюсь лгать, но это в прошлом. Я не был ни с кем более десяти лет. Я похож на человека, которому нужны оргии?
— Нет, но… ты не мог никого трогать. А если бы мог? Трогать других, я имею в виду. Ты бы это сделал?
— Нет. — Он отвечает еще до того, как я заканчиваю свой вопрос.
— Нет?
— Нет, потому что это была не та женщина, которую я любил. — Его слова ударяют меня прямо в грудь. Я теряю равновесие и падаю на задницу.
— Женщина, которую ты любил, — повторяю я оцепенело. — Кто она была? — я сразу же задаю вопрос. В моем сердце образуется пустота, когда я думаю о том, что он любит кого-то другого.
Есть ли у меня хоть один шанс?
В его глазах появляется печаль, и он быстро отводит взгляд. Встает.
— Может быть, я расскажу тебе. Когда-нибудь. — Он поворачивается, чтобы уйти.
Я все еще ошеломлена таким поворотом событий. Марчелло любил кого-то. Может быть, он все еще любит. А я уже слишком глубоко погрузилась; мои чувства к нему растут с каждым днем.
Я встаю, собираюсь что-то сказать, но тут вижу его удаляющуюся фигуру. Ужас — это преуменьшение того, что я чувствую. Его кожа полностью изуродована, спина испещрена шрамами — старыми, новыми и промежуточными.
Я задыхаюсь, подношу руку ко рту.
Господи! Что с ним случилось?
И тут я
Но почему?
Еще одна истина возникает в моем сознании. Я ничего не знаю о своем муже, не так ли?
Глава 22
Марчелло
Я возвращаюсь в свою комнату, пока не нанес непоправимый ущерб моим отношениям с Каталиной.
Черт побери!
Мои пальцы сжимаются в кулак, и я бью стену, глубоко вздыхая от ощущения боли. Мне это нужно.
Я заслуживаю этого.
О чем она думала, пытаясь доставить мне удовольствие? Милая, невинная Каталина, стоящая передо мной на коленях. Сколько раз я представлял себе именно это? Но видеть ее там, захлебывающейся моим членом из-за чувства долга? Я не мог позволить ей сделать это.
А потом ей пришлось упомянуть об оргиях. Я хочу посмеяться над этим. Она действительно думала, что я хочу иметь хоть какое-то отношение к этим развратам. Если бы она только знала…
Я качаю головой, почти забавляясь иронией.
Большинство из них — пустое место в моей памяти. Я не с гордостью признаю, но в какой-то момент я прибегнул ко многим веществам, чтобы заставить себя пережить все это. Все, что не было затемнено чрезмерным употреблением, определенно было похоронено моим разумом.
Мои губы кривятся от отвращения, а по позвоночнику пробегает дрожь при мысли о том, что ко мне могут прикасаться руки.
Не пойду туда.
Хотя я должен извиниться перед Линой. Возможно, я был слишком груб с ней. Настолько, что чуть не проболтался о своем десятилетнем увлечении. Я весь день был на взводе. Начиная с кошмара Лины, визита Бенедикто и заканчивая обнаружением каких-то подозрительных бумаг, этот день не получил никаких наград.
Мне удалось немного успокоить себя в отношении первых двух событий, но найденный документ сделал меня беспокойным.
Настолько, что я чуть не сорвался на единственного человека, на которого никогда не сорвусь.
Я закрываю глаза и считаю до десяти, уже чувствуя, как нарастает напряжение в моем теле. Я достаю один из телефонов, который спрятал в ящике стола, и набираю номер Франческо.
— Да?
— Валентино упоминал что-нибудь о психушке?
Пауза.
— Да. Он посещал ее несколько раз в год. А что?
— И ты знаешь, кого он навещал?
— Нет. Я сопровождал его несколько раз, но никогда не заходил внутрь.
— Понятно, — мрачно отвечаю я. — Мне тоже нужно идти. Жди меня у дома завтра в десять.
— Понятно.
Я вешаю трубку, чувствуя себя еще более раздраженным, чем раньше.
— Черт! — ругаюсь я вслух.
Я быстро одеваюсь и иду в свой кабинет. Я достаю найденный документ и снова просматриваю его.
Мужчина. Пятьдесят семь. Родился второго ноября.
Совсем как мой отец.