Морена
Шрифт:
Нарядная рубаха была на колдунье надета, с вышивкой да узором затейливым. Да только не радовал узор глаз, как и браслеты нарядные на руках колдовки старой.
Холодно, зябко Агате стало под взглядом ведьмы. Даже когда Услад свое дело темное сделал – и то так холодно не было. А сейчас хоть в тулуп кутайся – не спасет.
– Вижу, клянешь меня, – прокаркала старуха. – Да только дело глупое. Сама все поймешь со временем.
Топнула колдовка ногой, и зашевелилось дерево трухлявое, что на пути стояло, в сторону словно отходя, и открылся вид на избушку, которая стояла будто на снеге белом. И только подойдя ближе, Агата поняла, что не снег то и не камни белые были. Что избушка стоит на костях…
Глава 12.
Жуткая изба. Да только и в лесу оставаться страшно. А уж как к избе ближе подошли Агата со старухой, так и вовсе девушка замерла. Окружал ту избу тын из осиновых кольев. И на каждом из них, где по коровьему черепу висело, а где и по человеческому.
Жутко это. Да не настолько как те черепа, что по началу неприметные были, а стоило к избе чуть ближе подойти, как взялись они незнамо откуда, будто из-под земли, засветились глазницами пустыми, запрыгали, подкатились к Агате, окружив ее. А те, что на кольях висели, тоже глазницами пустыми к ней повернулись.
– А ну, пошли вон! – прикрикнула на них старуха.
И черепушки тут же врассыпную покатились кто куда.
– Куда собрались? – снова недовольно проворчала старуха. – Место свое забыли? А никак обратно в землю вас верну?!
Черепа, будто испугавшись угрозы, тут же вернулись каждый на свое место, снова от взгляда скрывшись в сумраке ночном, да в тенях густых, чернильных, да так и остались подходы к дому колдуньи сторожить…
– Пошли, – она потянула застывшую Агату за руку. – Да бабушкой меня величай, тогда никто тебя не тронет тут. Будут думать, внучка ты моя, – и, словно угадав мысли Агаты, который было чуждо называть себя внучкой ведьмы проклятой да темной, которая ее родную бабушку Яговну в березу превратила, добавила: – Слова-то и я сказать могу. Только тебе то надобно. Не мне, – твердо да жестко отрезала старуха. – Так что сама и говори. А коли не хочешь моей внучкой величаться, так вон иди и им сразу на ужин-то и отправляйся. – Она кивнула на черепа, которые внимательно следили за девушкой из ночи. – Чай давно уже они человеченки не едали. То-то обрадуются!
Ведьма подошла к избушке и свистнула. Да так громко, что вокруг деревья пригнулись. А изба повернулась к хозяйке, показывая дверь.
И тут же из земли вылезли толстые корни, сплелись, свились меж собой, словно клубок змей, да ступенями стали, что в избушку вели.
– Пошли, – снова по-старчески закряхтела хозяйка избы на костях и шагнула на ступени.
А Агата последовала за ней.
И рада бы была убежать испуганная девушка, да куда ей бежать, у кого теперь просить помощи? У Услада, который посмеялся над нею, да то, что не его было без разрешения взял? У Услада, которому она жизнь спасла, да взамен клеймо ведьмы получила?..
У Яговны?.. Та бы защитила, помогла, утешила да приласкала, да нет ее теперь. Осталась она деревом полуночным, серебром укутанным, стоять у избы их ветхой. И тянулись ветви той березы к уходящей вслед за ведьмой Агате. Да разве ж дерево с места сойдет?
Некуда Агате бежать. А теперь уж и захочешь – не убежишь. Кругом кости да черепа, что глазницами пустыми, будто в душу заглядывают, да сторожат ворота …
Глава 13. Ведьмин наказ
Старая дверь со скрипом открылась, и Агата вошла следом за лесной ведьмой в дом. Пахнуло сыростью и грибным запахом, лизнул холод непротопленной стылой избы ступни да на спину запрыгнул, в крепкие объятия девушку приняв.
Ведьма шагнула, и под ее ногами заскрипели доски старые да черные. А в углах не то тени, не то
Агата лишь на мгновение остановилась. Да и шагнула следом.
– Там теперь твое место, – махнула рукой старуха, указывая на узкую лавку у печи, и зажгла лучину.
Осветилась изба и врассыпную разбежались пауки, что до этого по стенам ползали и паутину плели. Собрала ее колдунья да бросила в корзину плетеную, что у стола стояла:
– Пауки по углам кудели напряли. Вот тебе на завтрашнюю зорьку и дело есть! – довольно сказала старуха. – Негоже у меня тут бездельницей сидеть. Коли пришла, так за дело берись. Мне дармоеды не нужны.
– Бабушка, ведунья лесная! – Агата, наконец, набралась смелости и упала старухе в ноги. – Все, что скажешь, делать буду. Скажи только мне, как Яговну вернуть. Все сделаю, что не пожелаешь. Хочешь – мою жизнь забери, да ей отдай!
– Ишь какая! – фыркнула старуха, блеснув глазами. – Жизнью-то то размениваться как привыкли. Не ты ее получила, не тебе и решать, когда конец ей придет. А Яговна твоя черенком березовым была, да березою стала. Ужо говорила я тебе. Откуда пришла, туда и ушла. То, что живым человеком не было, им и не станет. Нету Яговны больше.
– А откуда ж и что ж… Да кто же я тогда? Если та, кто меня взрастила не человек вовсе…
– А ты меньше болтай, да больше слушай и делай. Глядишь, и уразумеешь чего. А сегодня поздно уже. Завтра дел полно: жабьи языки уйду на болота собирать. А ты кудель прясть будешь. Да смотри: коли испортишь да порвешь то, что пауки наделали, заново сама собирать паутину по лесу будешь. И в избу не пущу, пока столько же не соберешь. Ну а коли сдюжишь, так как спрядешь все, пряжу ту, что получится, покрасишь. Мне как раз к празднику ручник вышить красной нитью надо. А теперь ложись. Устала я, – произнесла старуха и забралась на полати.
А Агата легла на лавку, да укрылась одеялом тонким да старым, что старуха ей с печки сбросила.
Тихо в избе на костях. Молчит дом, молчит лес кругом. И даже мыши под потолком не бегают. Не шумит ветер в дымоходе, не шелестят деревья за окном, да насекомые ночные не стрекочут. Даже птиц и тех больше неслышно.
Глава 14. Ночной гость
Закрыла Агата глаза, да неудобно лежать. Повернулась она на лавке, а старуха тут как тут – зашипела на нее кошкой злой, что нечего вошкаться, да сон прочь гнать. Замерла Агата, в тишину вслушиваясь. И вдруг услышала как скрипят старые половицы, да как ветви деревьев по крыше застучали, будто кто скребется. А за окном ветер застонал, и песнь свою грустную принёс, словно убаюкивая. И такая тяжесть навалилась, что и глаз не открыть. Казалось, что и заснуть в чужой избе да после всего не получится. А только голова подушки заново коснулась, так и сон сморил. Да не просто. А навалился тяжелой периной, укутал жаркими да крепкими объятиями, что и не вдохнешь лишний раз. И так ей душно и плохо, что и в ночь бы вышла спать! Да только ж разве прогонишь незваный сон? Выберешься из его плена цепкого да тяжелого? Видно, колдунья старая ворожбу какую наложила.
И тут, словно где колокольчики серебром зазвенели. И тонкий лучик света показался. Прислушались Агата: не причудилось ли, не померещилось ли? И снова будто кто струны гуслей тронул.
Знать не померещилось. И сон будто отступил, пожалел он невольницу глупую, да дал ей от него очнуться.
Открыла Агата глаза, стряхнула остатки сна, и увидела, что вся изба будто тонкой серебряной нитью украшена. И много нитей этих. Свисают они со стен, сплетаются в узор причудливый. Да те, что друг друга касаются, звенят. Вот откуда перезвон ей слышался!