Морозные узоры: Стихотворения и письма

Садовской Борис Александрович

СЕВЕРЯНКА

З.В.Ю.

Как будто ты сердце рукой мне прижала. Струя молодая в груди задрожала. И песня пробилась, и льются стихи. Я счастлив. Как взмах золотого кинжала, Как огненных пчел зазвеневшие жала, Любовь пронизала утесы и мхи. И снова я брежу и грежу стихами, Орудую горном, взвиваю мехами И молот руками окрепшими сжал! Взошло мое солнце над серыми мхами, И сладостно веет твоими духами От крыльев звенящих и пламенных жал. 1913

ВЕДЬМА

П.

Вижу:

ты сидишь в постели, Распустила волоса. За стеною свист метели И колдуний голоса. Ждёт метла тебя у печки, И камин разинул рот. У совы глаза как свечки. Ощетинил спину кот. Ты поёшь. Глухой истомой Песня тайная звучит, Птицей чёрной и знакомой К моему окну летит. Но, вернувшись утром, знаю, Ты невинно отдохнёшь И к родительскому чаю Скромной девочкой сойдёшь. 1914

НЕВЕСТА

Памяти Н.

В зимних снах мы тебя обрядили к венцу, Но не спится в снегу онемелом: Наклоняется май к ледяному лицу, Расцветает в гробу твоем белом. Помню краткие беглые встречи с тобой, Ту весну повстречали мы вместе. Как светло, как безоблачно день голубой Улыбался покорной невесте! Но, бескрылая птица, родного гнезда Не нашла, хоть искала, нигде ты: Над тобой заливалась ночная звезда Беспощадным багрянцем кометы. Как попала ты в этот отравленный круг Себялюбцев бездушных и пьяниц? Как позволили мы, чтобы Город-паук Деревенский твой выпил румянец? Вот могила твоя. Вновь мерещатся мне Ласки солнца и радость приезда. Сладко помнить над ней о лесной тишине, О лампадках родного уезда. 1914

ЭПИЛОГ

Нимфе Г.

Бросаю кисть. В цветном пятне Былая красочность погасла, И на неверном полотне Сплывается и меркнет масло. Довольно я писал картин С холодной розовой пастушки, Что ждет маркиза у куртин, Прижав букет к надменной мушке. И зелень волн, и яркость роз На дышащем, как пена, теле, И струи золотых волос Усталым взорам надоели. Глаза и сердце мне очисть, Уединенья воздух горный! Мою размашистую кисть Сменил я на резец упорный. В ущелья стаял чад тоски. Как эта высь отрадна нервам! На медном зеркале доски Я профиль твой провижу первым. 1913

ОБИТЕЛЬ СМЕРТИ

1917

"Скучен удел Всемогущего Бога..."

Скучен удел Всемогущего Бога. Вечно, предвечно всё то же одно и одно: Та же лазурная вечная вьется дорога, То же горящее вечно пылает пятно. Праведников, грешников весить да мерить, Всё, что было, что будет, знать всегда, Только себя любить, только себе верить, А конца нет и не будет никогда. Но не потому, что скука бесконечна, Страшно мне за Господа моего, Страшно мне, что одинок Он вечно, Что некому нам молиться за Него. 1912

"Вы

прозябали в мутном полусне..."

Вы прозябали в мутном полусне, Бесцельно-хмуры, безразлично-кротки, Как пленники в окованной колодке, Как мухи зимние в двойном окне. Мир колыхался в буре и в огне, А вы гроши считали у решетки, Не верили ни солнцу, ни весне, Но веровали твердо в рюмку водки. Трухлявые, с водянкою в крови, Без веры, без надежды, без любви, По жизни вы прошли неверным звуком. Какая кара ожидает вас! Как страшен будет ваш последний час! Каким обречены вы вечным мукам! 1916

"Не знал я материнской ласки..."

Не знал я материнской ласки, Не ведал я забот отца, Почуяв в первой детской сказке Весь ужас ночи и конца. И вот измученный калека, К могиле ковыляя вспять, Я вновь увидел человека, Каким я был и мог бы стать. Мой мальчик стройный, светлоокий, Я не отдам тебя судьбе, На мне удар ее жестокий, Он не достанется тебе. Я поддержу, когда ослабнешь, Я укажу, куда идти, И ты живым зерном прозябнешь На гробовом моем пути. Мой сын, нет в мире зла опасней Дремоты полумертвеца, Нет унижения ужасней: Краснеть за своего отца. 1916

МОЙ ПАМЯТНИК

Мой скромный памятник не мрамор бельведерский, Не бронза вечная, не медные столпы: Надменный юноша глядит с улыбкой дерзкой На ликование толпы. Пусть весь я не умру: зато никто на свете Не остановится пред статуей моей И поздних варваров гражданственные дети Не отнесут её в музей. Слух скаредный о ней носился недалёко И замер жалобно в тот самый день, когда Кровавый враг обрушился жестоко На наши сёла и стада. И долго буду я для многих ненавистен Тем, что растерзанных знамён не опускал, Что в век бесчисленных и лживых полуистин Единой Истины искал. Но всюду и всегда: на чердаке ль забытый Или на городской бушующей тропе, Не скроет идол мой улыбки ядовитой И не поклонится толпе. 1917

"Млечный Путь дрожит и тает..."

Млечный Путь дрожит и тает, Звёзды искрятся, дыша, И в безбрежность улетает Одинокая душа. В ледяном эфире звонко Трепетанье белых крыл: Это светлый дух ребёнка К вечной тайне воспарил. Очарован мир надзвездный, Млечный Путь струит лазурь, Величаво дышат бездны В тишине грядущих бурь. 1904

"Давно ли жизнь, вставая бодро..."

Давно ли жизнь, вставая бодро, Любовь будила при свечах И, как наполненные ведра, Качалась плавно на плечах? Теперь, когда померкли мысли, Смешна любовная игра, И спят на шатком коромысле Два опустелые ведра. 1904

"Бушует пир, дымятся чаши..."