Морозные узоры: Стихотворения и письма

Садовской Борис Александрович

ПЕРЕД КОНЦОМ

В ясный вечер луга пустели; Опускался шар золотой. Под прощальные звуки свирели Уходили люди домой. Уходили с веселой пляской С голубых и лиловых лугов. Синий вечер томился лаской Несказанных предвечных снов. Вот разлился пламень кровавый, Одиноко смолкли поля, Перед смертью поникли травы, О конце вздохнула земля. Тишина, тишина над лугами! Только воет пес вдалеке, Только совы веют кругами, Изнывая в вечной тоске. <10 декабря 1909>

"Волны

музыки опять..."

Волны музыки опять Полились из мезонина. Упадаю на кровать, – Изнемог в объятьях сплина. Руки сжаты на груди, В мыслях – вижу дни, как степи. Год за годом впереди, День за днем куют мне цепи. Неужель идти вперед? Слышу голос: неизбежно! Неизбежный путь ведет Из долин к вершине снежной. Не вернуться, не стоять В заколдованных долинах, Надо выше путь искать, Чтоб замерзнуть на вершинах. Подымаюсь. В путь опять! Там подставлю грудь лавине… Смята, брошена кровать. Стихли звуки в мезонине. <17 декабря 1909>

ЛИЛИЯ

Белая лилия на болоте тинистом, Белая лилия на глухом болоте, На лилово-сумрачном, на зелено-илистом, Трепетно прислушалась к дальней звонкой ноте. То рогов охотничьих пенье призывное. Белая лилия на болоте вязком. Белая лилия слышит песни дивные, Отдается радостно мимолетным сказкам. Белую лилию из болота сонного Манит зов серебряный в голубые дали, Будто крылья тонкие мотылька влюбленного К лепесткам раскрывшимся, чуть дыша, припали. В царстве леса тихого, в дымке утра тающей, Где цветы счастливые спят на склоне горном, Гаснет неуслышанным стон рогов взывающий. Белая лилия на болоте черном. <20 декабря 1909>

"Удрученный нависшими тучами..."

Удрученный нависшими тучами, Угрожаемый шорохом гадин, Я бессильно карабкался кручами, И, как смерть, был мой путь беспощаден. Миновал я дорогу тернистую И очнулся на горном просторе. Вижу гладь безгранично-волнистую Серебристо-зеленого моря. Оглянулся – и запада бурного Не узнал за пройденною далью. Блещут призраки неба лазурного Голубой беззакатной эмалью. <29 декабря 1909>

НА НОВЫЙ ГОД

Нового года преддверие. Вечности ширь необъятная. Звездам задумчивым верю я, Верю вам, лунные пятна! Знаю, чьей тайною стонете, Грусть ваша сердцу понятна: Дням, что за мною вы гоните, Не возвратиться обратно. Вижу я взоры склоненные. Замер блаженно в их власти я, Кроет мечта озаренная Жизни бездонные пасти. Ты, моя лилия гибкая, Дай мне погибнуть от страсти! Зори! Прощальной улыбкою Звездное небо окрасьте. Ты – голубое видение, Светло-звездистая лилия, Вижу лазурные тени я, – Тени лазурные всплыли, Птицы сверкнувшие взмыли, Зимние бури хоронят. Море подавленно стонет: Звезды тоску победили. <1 января 1910>

"Между сомненьем и надеждой..."

Между сомненьем и надеждой Влекутся

сумрачные дни: Печальной траурной одеждой Облечены давно они. Из светлых стран их вереница Стремится в безотрадный край. Томительны и грустны лица Покинувших блаженный рай. Хребтами гор к седому морю Течет их медленная рать, Чтобы отчаянье и горе Волнам холодным передать. А вы, в порфирах златотканых, Дни радости и светлых грез, Кто вас из стран обетованных В страну печали перенес? Но всё с надеждой тайной жду я, Что заблестят венцы огней И устремитесь вы, ликуя, К смятенной рати черных дней. <1 января 1910>

ИТОГ

И жизнь, как и дела, стемнела незаметно. Очнулся я. Мой ум холодный пуст. Беззвучно сердце. Вызываю тщетно Слова любви из помертвелых уст. На твой портрет гляжу с мольбой во взоре: Дай силы мне о прошлом позабыть! Смотрю вперед. В сияющем просторе Струится жизни голубая нить. Но отчего в клубке воспоминаний, В моей душе она черна, как грязь? Конец всему. Вдали замкнулись грани. С минувшей жизнью прекратилась связь. <7 января 1910>

У КОЛЫБЕЛИ

Ты спишь – я на тебя, дитя, смотрю украдкой И с грустью тайною любуюся тобой. Ты, на руку склонясь, покоишься так сладко, А в детской тишина. И над твоей кроваткой, Мне чудится, стоит хранитель – Ангел твой. И я, как ты, дремал и грезил безмятежно Под ласковым крылом. Но эти дни прошли: Мой Ангел отлетел. Пыл времени мятежный Переродил меня – и детства призрак нежный Сокрылся и померк в таинственной дали. Теперь, в глухую ночь, рои воспоминаний Встают, зловещие, в угрюмой тишине, Смущая краткий сон тоской немых желаний, Отравлен мой покой — и яд былых страданий, Отчаяньем грозя, терзает душу мне. И за тебя, дитя, молюся я невольно. Быть может, жизни гнет минует грудь твою И сердцу юному так тягостно и больно Не будет… Но зачем звать прошлое? Довольно! Без жалоб я один снесу тоску мою. Дай Бог, чтоб пред судьбой, надменной и лукавой, Ты гордое чело поднять спокойно мог, Чтоб не был осквернен твой ум людской отравой И чтоб твой бодрый дух от горечи кровавой И низкой клеветы навеки ты сберег. <17 января 1910>

"Нет, никому не воплотить так ярко..."

Нет, никому не воплотить так ярко Всей ненасытности, всей жажды бытия, С такою силою, и буйственной, и жаркой, Какою трепещу и замираю я. Но горько сознавать, что в этом хрупком теле Недовершенные умрут мои мечты, Что, как бы дни мои безумством ни кипели, Их смысла не поймем ни я, ни ты. Лишь в час, когда в гробу лицом окаменелым Я обращусь навек к последней тишине, Как голубь, дух взлетит над побежденным телом, И жизни полнота предстанет мне. <28 июня 1910>

В ДОРОГЕ

Опять замелькали сосна да береза, Откосы, столбы, станционные будки. Как бисер на синем – далекая греза. Пестрея, с лужайки зовут незабудки. Но сердце влечет меня к грезам забытым, К любовным курганам, к сердечным могилам, К мечтам, на кладбище былого зарытым, К цветам облетевшим, увядшим, но милым. <5 июля 1910>