Морской лорд. Том 3
Шрифт:
Это вместо меня сделал мой противник. Мое копье пробило щит, который застрял на нем, и сбросило альмохада с лошади. Копье сразу стало слишком тяжелым. Я развернул коня, направился к противнику, который встал и выхватил из ножен саблю. Она была из дамасской стали. Мое копье зацепило бок альмохада. Одежда была порвана и вроде бы пропитывалась кровью. Можно было бы поскакать на него и попытаться проткнуть копьем, но, во-первых, я не был уверен, что попаду в верткого пешего противника, а во вторых, что более важно, победа бы выглядела не очень убедительно. Поэтому я воткнул свое копье острием в землю метрах в пятнадцати от альмохада. Обычно втыкают задним концом, там для этого есть небольшой металлический наконечник, но из-за застрявшего на нем щита копье сразу бы упало. Я слез с лошади, прикрепил к седлу щит. Делал все не спеша. У меня
Я достал из ножен саблю и тут только посмотрел на своего соперника. Ему было под тридцать. На голове под зеленой материей шлем с наносником и нащечниками. Худое лицо с густыми, широкими черными усами. Подбородок и щеки покрыты трех-четырехдневной щетиной. Густые черные брови нависали над черными глазами, почти скрывая их. Они были с расширенными зрачками от воздействия какого-то наркотика и неотрывно смотрели на дамасский клинок моей сабли. Я увидел в этих глазах страх, спокойный, лишенный эмоций и надежды. Мне почему пришло в голову, что альмохаду предсказали, что погибнет от дамасского клинка. Только этим можно было объяснить невозможное сочетание страха и спокойствия. Так было написано…
Он ударил первым. Шагнул вперед и нанес удар сверху вниз, целясь по плечу у шеи. Там у меня два слоя «наалмаженной» стали, сложенной по принципу рессоры, а под ней кольчуга и стеганка. Даже для дамасской стали это многовато. Но я не стал рисковать, а отбил саблей, ударив плашмя по его клинку, и сразу сделал укол в лицо, туда, где заканчивался наносник. Сабля не очень хороша для уколов, но острие вынесло альмохаду несколько верхних зубов и сильно поранило глотку. Он ловко, хоть и поздно, отпрыгнул и сплюнул выбитые зубы вместе со сгустком крови. Поранил ему и верхнюю губу. Из нее ручьем текла на подбородок кровь, темная, густая. Она с трудом преодолевала щетину. Альмохад еще раз сплюнул сгусток крови и сделал ложный выпад, будто хотел повторить предыдущий удар, а сам ударил сбоку. Очень неудобный удар. Я рубанул саблей по его клинку сверху. Не перерубил, но отвел его. И тут же ударил сам с короткого замаха и тоже сбоку, по его правой руке. Отсек ее немного ниже локтя. Пока кисть с саблей летела к земле, рубанул еще раз, теперь уже сверху вниз и наискось. Под белой полотняной материей была кольчуга, которая не выдержала удар дамасского клинка. Он рассек туловище от правого плеча до нижнего левого ребра. В черных глазах альмохада исчез страх, осталось одно спокойствие. В момент моего удара он собирался отшагнуть, поэтому упал навзничь. Белая метрия стала быстро пропитываться кровью.
Я снял с убитого красивые портупею и ремень из прямоугольных золотых бляшек, скрепленных между собой золотыми кольцами, продетыми в маленькие дырочки. На каждой бляшке было что-то написано красивой арабской вязью. Не буквы, а изящные рисунки! Хорошо, что я не араб. С моим корявым почерком вряд ли сумел бы написать что-нибудь красивое. На ремне висели ножны из красного дерева с золотыми вставками. Я подобрал саблю, засунул ее в ножны. Вернувшись к коню, отвязал его, сел в седло, с трудом выдернул копье и поскакал к арабскому жеребцу. Он не подпускал меня, поэтому я погнал жеребца к своему отряду. Мои воины приветствовали меня радостными криками. Альмохады молчали.
Николас выбежал навстречу, поймал арабского скакуна и провел его между расступившимися воинами. Я отдал оруженосцу копье и трофейную саблю с ремнем. Николас быстро избавил копье от вражеского щита и вернул мне, а трофеи спрятал в кожаный мешок, притороченный к седлу арабского скакуна, ноги у которого были белыми от природы.
Поскольку альмогавары не спешили нападать, я сказал Блашку:
– Скажи им что-нибудь приятное, чтобы решились атаковать нас.
Альмогавар сложил ладони рупором у рта и прокричал альмохадам, что они – трусливые бабы, поэтому должны поиметь друг друга и убраться восвояси. Привязанность мусульман к анальному сексу была любимой подковыркой христиан. Мужчинам многих южных областей планеты делают обрезание в гигиенических целях. Из-за этого головка члена грубеет, теряет чувствительность. Вот и требуется более жесткое трение для получения удовольствия. Оскорбление сработало, даже
В атаку первыми пошли те, кто стоял на флангах. Скакали они не очень резво. Альмохады присоединились к ним, но оставались позади. Это показалось мне подозрительным, поэтому, даже когда большая часть всадников вошла в двухсотметровую зону, я не отдал приказ стрелять. Нападающие остановились метрах в ста от первой нашей шеренги, выпустили по паре стрел, ранив несколько копейщиков, развернулись и поскакали назад. Заманивание было выполнено как-то чересчур примитивно. Впрочем, брабантцы, ходившие завоевывать Алкасер, рассказывали, что они клюнули на подобную приманку, понеслись вслед за удирающим противником. За что и поплатились. Моим воинам было строго настрого приказано из строя не выходить, противника не преследовать. Для этого имелись альмогавары.
– Блашку, скажи им, что если хотят, чтобы мы их отымели, пусть приблизятся поближе и повернутся задом, – сказал я командиру альмогаваров.
Блашку прокричал новые оскорбления. Отряд отреагировал на его речь громким смехом. Сказывалось нервное напряжение.
Слышали ли оскорбления и смех альмохады – не знаю. Может быть, их задело, что мы не попались на такую тонкую, хитрую уловку. У каждой нации свои больные мозоли. Допустим, одессит (а одессит – это национальность) не сильно обидится, если его грамотно кинут, но сочтет себя оскорбленным до глубины души, если не попадутся на придуманное им кидалово. Теперь мавры понеслись на нас все вместе, плотным строем. Альмохады – в центре и немного впереди.
Я приказал трубачу:
– Один раз.
После того, как один раз протрубил рог, первая шеренга отошла назад и заняла позиции позади вкопанных в землю кольев.
Альмохадов это не остановило. Они неслись на нас все быстрее.
– Два раза, – приказал я трубачу.
Два коротких гудка рога – и в конную лаву полетели стрелы. Создалось впечатление, что альмохады попали в более вязкую среду, где скорость резко падает. Лошади, лишившиеся всадников, сразу замедляли бег. Убитые животные падали, становясь преградой для скакавших следом. Но все равно эта масса людей и лошадей продолжала двигаться вперед. Казалось, а может, так и было, не только люди, но и животные, находятся под действием наркотика. Несколько десятков всадников добрались до первой шеренги, проломив лошадиными телами ограждение из кольев. Они погибли, расчистив дорогу следовавшим за ними. К счастью для нас, вторая волна была пожиже. Они успели убить несколько копейщиков, и пали сами под ударами копий и пораженные стрелами. На третью волну людей бы хватило, но кончился запал. Оставшиеся в живых альмохады и их союзники остановились, а потом развернулись и поскакали во всю прыть. В спины им продолжали лететь стрелы, сбивая всадников.
Когда они оказались вне зоны досягаемости луков, я приказал трубачу:
– Три раза.
Середина строя расступилась, давая дорогу альмогаварам. На своих быстрых конях они помчались вслед за удирающим противником. Не столько в надежде догнать его, сколько для того, чтобы не остановились, перегруппировались и вернулись. Погоня придает желание удирать быстрее.
По полю боя бродили сотни лошадей, а сотни трупов людей и животных валялись повсюду. Стонали раненные. Куча тел возле первой шеренги шевелилась, напоминая большое многоногое существо. Видимо, раненый пытался выбраться из-под тел. Чуть дальше другой раненый в красной от крови одежде встал на ноги и, с трудом переставляя их, опираясь на обломок копья, побрел прочь. Его догнала стрела, попавшая в середину спины. Пронзила насквозь, из спины торчала только небольшая часть древка с оперением. Мавр хотел обернуться, однако ноги подогнулись, и он упал на бок.
Никто из моих воинов не покидал строй. Спешить было некуда: добыча от нас никуда не денется. Каждому, даже оруженосцам, достанется по коню, только разному. Мне и рыцарям – арабские скакуны, остальным – поплоше, согласно положенной доле. Плюс оружие, доспехи, одежда, обувь. Да еще поделим взятое в городке. Мои воины уже подсчитывали, какими богатеями они стали всего за несколько дней. Правда, не все. К обозу отнесли убитых, четырнадцать человек. Туда же отправили и десятка три раненых.
Карим смотрел на тела бывших своих единоверцев, на отважных альмохадов, которых хватило всего на несколько минут боя. А ведь они в несколько раз превосходили нас по количеству. Но не по качеству. Наверное, об этом он и думал, потому что произнес тихо и твердо: