Московские каникулы
Шрифт:
Лучана вскочила с постели, она тоже пришла в отличное настроение, забыла про исчезнувшие паспорт, билет и деньги, забыла этот неудачный, тягостный день.
– Выпьем! Но сколько тут бутылок, это все для нас двоих?
– Не волнуйся, если не хватит, – заверил Гриша, – я сбегаю и принесу еще!
Как обычно, без предупреждения в комнату вплыла Дуся:
– Шлепанцы-то верните владельцу! – Оглядела стол, причмокнула, вздохнула: – Пойду готовить салат из свеклы. Делюсь секретным рецептом: отвариваю свеклу, мелко шинкую, добавляю растительного масла, немножко
Лучана подумала о том, что у русских женщин это такая странная привычка – делиться кулинарными рецептами, а Гриша смотрел на соседку укоризненно:
– Высказалась?
– Эх ты, я же на тебя работаю, Григорий, я вам мешаю, вы оба злитесь, дошло? Оба! Я вас сближаю. Я сейчас уйду, и наступит у вас облегчение, у обоих… Да, Григорий, тебе еще учиться жизни и учиться!
Повернулась к выходу и, удаляясь, – частушек у Дуси на все случаи жизни, – запела, размахивая в такт снятыми с Лучаны тапочками:
Мимо Гришиного домаЯ без шутки не хожу,То в окно бутылку брошу,То гранату подложу…Когда мужчина и женщина остаются вдвоем, а за окном надвигается вечер, а на столе громоздятся горячительные напитки, то легко догадаться, что произойдет далее, если мужчина молодой, если он не очень молодой и даже если он совсем не молодой. Но жизнь хороша тем, что из каждого правила есть исключение, а предугадать «исключение» совсем не просто, и вот это замечательно!
Лучана лукаво улыбнулась:
– Кто-то меня предупреждал – запираться надо!
Гриша ничего не ответил, открыл шкаф, достал оттуда четыре рюмки, хрустальных, между прочим, торжественно расставил на столе.
– Почему четыре одинаковых? – сделала замечание Лучана. – Ты купил разные напитки, для каждого напитка полагается…
– Не учи ученого! – прервал Гриша. – Туфли твои, должно быть, в коридоре…
Выскочил в коридор, принес и снова занялся сервировкой стола. Теперь расставил на нем десертные тарелки, предварительно перевернув их вверх дном и вслух прочтя марку: «Гарднер».
– У меня есть приятель по фамилии Гарднер, – оживилась Лучана, – он немецкий промышленник.
– Заткнись! – вежливо попросил Гриша. – «Гарднер» – это знаменитая фирма русского фарфора, девятнадцатый век! – Сейчас Гриша раскладывал по тарелочкам принесенные закуски. Красиво раскладывал.
– Ты, наверно, работал официантом. – Лучана внимательно наблюдала за его действиями.
– Я тебя просил заткнуться!
– А я не хочу затыкаться…
Гриша закончил творческую работу, критически оглядел стол, должно быть, остался доволен, потому что пригласил:
– Синьора, прошу!
Синьора церемонно поднялась с постели, не вдевая ноги в туфли, приблизилась к столу. Гриша терпеливо объяснил:
–
Он разлил водку по четырем рюмкам:
– Водка особая, редкая, зовется «Спотыкач», пойдет?
– Пойдет! – беззаботно откликнулась Лучана, не думая о последствиях.
Лицо Гриши приняло выражение торжественное:
– Берем маленькую рюмку в правую руку…
– Так они одинаковые, рюмки…
– Нет, вот эта меньше на пять граммов. А большую рюмку…
– Она больше на пять граммов! – веселилась итальянка.
– Да, ее в левую руку. Рюмка в правой руке зовется деловая, а в левой… догадайся!
– Распутная! – брякнула Лучана.
– Ну, это чересчур. Ее зовут – сердечная рюмаха!
– Гениально! – одобрила Лучана. – У вас пьют веселее, чем у нас!
– Еще бы! Значит, первый тост – со свиданьицем, и поехали!
– Чин-чин! Уехали со свиданьицем! – переиначила Гришины слова Лучана и выпила. – Ого! – Схватила кусок ветчины и поспешно отправила в рот.
Гриша тоже выпил, но спокойно, без «ого» и без закуски.
– Тост левой сердечной руки! Чтобы мы друг дружку не позабыли!
– Чин-чин! – сказала Лучана. – Такая предрюмочная присказка принята в Италии.
– У нас говорят – поехали! – Гриша опрокинул рюмку, Лучана последовала его примеру, опять задохнулась, опять схватила кусок ветчины:
– Если я буду ехать в таком темпе, то быстро приеду!
– Тормозить поздно! – справедливо заметил Гриша.
– Но я, как ты назвал эту водку, да, я сама стану спотыкач…
Гриша налил по третьей.
– Это уже пьянство, ты меня спаиваешь! – обиженно протянула Лучана, а Гриша не согласился:
– Неправда! Терпеть не могу пьяных женщин!
Лучана высоко подняла рюмку, сердечную, конечно:
– Поехали!
– Чин-чин! – чокнулся с ней Гриша.
Вечер уже овладел городом. Деревья во дворе виднелись черной графикой. Единственный фонарь не горел. В комнате свет тоже не горел, потому что его никто не зажигал. Слышался беспричинный смех, какие-то малозначащие или ничего не значащие слова. Однако мужчина и женщина находились не рядом, а на некотором расстоянии друг от друга. Гриша не торопил события. В ожидании есть своя прелесть. В преодолении расстояния тоже есть своя прелесть. Прелесть была уже в том, что здесь, в его комнатушке, руку протяни – ощутишь, находится дивная итальянка.
– Что-то совсем темно, – пожаловалась Лучана, – зажги хоть что-нибудь!
– Тебе плохо?
– Нет.
Гриша включил настенную лампочку:
– Так лучше?
– Так я тебя вижу.
– А раньше ты меня не видела?
– Нет.
– Да!
– Нет!
– Нет! – вдруг повторил Гриша, и Лучана тотчас нашлась:
– Да!
Опять засмеялись.
– Скажи, – вдруг совершенно серьезно, насколько может быть серьезен прилично подвыпивший человек, спросил Гриша, – у тебя сейчас есть кто-нибудь?