Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

Андреев Андрей Юрьевич

Один с улыбками сгибается как уж, Другой кричит, шумит и пиво суслить дюж, Оставя сиволдай, и к водочке уж гданьской Присел он с роскоши и дует сок шампанской. А мы несчастные тьму терпим разных мук, Сидим как каторжны, и свет пропал наук. Уж не Пермес течет, а пивные потоки; Храм Муз соделался для нас острогою жестокой [130] .

Ректор Чеботарев «нередко впадал в некоторую слабость и вел жизнь беспечную. Не странно ли было смотреть на почтенного ректора, когда он часов в семь после обеда, одетый в длиннополый сюртук, обутый в спальные сафьяновые сапоги, имея на голове треугольную шляпу с плюмажем, а в руках длинную натуральную трость, посещал студенческие комнаты. Мог ли начальник в таком наряде снискать себе должное уважение подчиненных?» [131] Тот же портрет находим мы у Снегирева, который замечает, однако: «Никто при виде Харитона Андреевича не смел улыбнуться, а тем паче засмеяться и зашикать. Так уважали его» [132] .

130

РА. 1886.

Т. 1. С. 387–388.

131

Третъяков М. П. Указ. соч. С. 120.

132

Снегирев И. . Указ. соч. С. 744.

По-видимому, несмотря на уважение к былым заслугам Чеботарева, нужно признать, что выбор ректора был неудачен. «Знал ли он сколько-нибудь хозяйственную часть и канцелярский порядок? Смело отвечаю — нет, не знал. В то время заседания в правлении университета происходили два раза в неделю; в промежуток этого времени секретарь правления Тимонов, получая от ректора разные входящие бумаги, заготовлял по ним резолюции и составлял журнал для наступавшего присутствия. Ректор, прибыв в назначенный день в правление и потолковав кое о чем с деканами, обращался к секретарю с вопросом: „готов ли журнал?“ Тогда опытный секретарь представлял ректору изготовленный заранее журнал и делу конец!» [133] К худшим качествам Чеботарева относилось частое пренебрежение своими учебными обязанностями: в упомянутом нами рапорте П. И. Голенищева-Кутузова от 1803 г. тот пишет, что Чеботарев «едва в месяц раза четыре бывает в классе своем», так что «за леность и нерадение по должности И. И. Шувалов хотел совсем выгнать его из Университета, как сказывал мне г. Херасков» [134] ; в следующем году Чеботарев уже совершенно прекратил преподавание.

133

Третьяков М. П. Указ. соч. С. 120.

134

ГАРФ, ф. 1094, оп. 1, ед. хр. 103, л. 2.

В период ректорства Чеботарева реальным управлением университета занимались, как и раньше, чиновники реорганизованной канцелярии директора, причем сам Чеботарев поселился в директорских покоях и, видимо, полагал себя преемником этой должности. Такой порядок вызывал неудовольствие и у многих профессоров, и у Муравьева, которым нужны были явные результаты реформ. Поэтому на новых выборах ректора в мае 1805 г. кандидатуру Чеботарева не поддержали и ректором был избран П. И. Страхов. После сложения ректорских полномочий Чеботарев, «яко таковой Чиновник, который через целые пятьдесят лет пребывал неисходно в Университете, быв определен для воспитания при самом его основании» [135] , оставался в правлении на месте непременного заседателя, которое занимал до своей смерти в 1815 г.

135

РГИА, ф. 732, оп. 1, ед. хр. 305, л. 4.

30 июня 1805 г. университет праздновал свой 50-летний юбилей. «Торжество великолепное, при многолюдном стечении знаменитостей московских, украшенное стройными хорами Данилы Кашина, кои превосходно пели университетские певчие с аккомпанировкою прекрасной музыки графа Ал. Кир. Разумовского, все это восхитило меня до небес», — пишет очевидец [136] . 28 июня, предварительно, разослано было напечатанное на латинском и русском языках приглашение к любителям наук, чтобы те приняли участие в полувековом юбилее университета. Сочинял его профессор Буле. 30 июня утром в 8 часов члены университета собрались в большой аудитории, откуда всем корпусом пошли в университетскую церковь. Пополудни в 5 часов «Хором благодарных Московских Муз к Августейшим своим Питателям и Покровителям», которого музыку сочинил Кашин, а слова Буринский, открылся торжественный акт юбилея. За хором ректор Чеботарев сказал посетителям приветствие. Следовало шесть речей от всех четырех отделений (Рейнгард, Цветаев, Гольдбах, Фишер, Венсович, Мерзляков; говорил отдельную речь и секретарь совета Сохацкий как «один из достойных питомцев и наставников»). После речей в заключение торжества провозглашены были производства в ученые достоинства и степени. Чеботарев передал ректорство свое новоизбранному ректору Страхову. В 10 часов вечера горела иллюминация. Пылали 6 пирамид.

136

Тимковский Е. Ф. Воспоминания // Киевская старина. 1894. № 4. С. 3.

Между ними видна была прозрачная картина, изобретенная славным живописцем Тончи. Здесь Елизавета I, в образе Минервы, попирала косу Сатурнову, с изображением на ней XII Jan. MDCCLV как настоящего дня основания Московского университета.

Гений Александра I подавал масличную ветвь России в знак мира, а Минерва указывала ей на вензель Императора [137] .

Действительно, атмосфера праздника была приподнятая, надежды многих связывались с проведением университетской реформы в жизнь, профессора готовы были отдавать этому все свои силы. Ближайшие два года показали, какие возможности открывала перед университетом новая организация; начались перемены. Прежде всего, они коснулись непосредственно университетского самоуправления. Заслуги совета университета, которые позволяют говорить, что именно в эти годы ученая республика переживает расцвет, заключались в его умении быстро и самостоятельно решать возникающие проблемы, выбирая путь, выгодный университету в целом, а не удовлетворяющий личным интересам ректора, попечителя или иного начальства. Первый важный шаг был сделан ректором Страховым сразу после вступления в должность. Страхов поставил на совете вопрос о новых лекционных помещениях — этого, очевидно, требовало возросшее число студентов и кафедр, необходимы были помещения для лабораторий, библиотеки, музея, которые значительно расширились. Для этого ректор предложил освободить директорские покои, в которых было поселился Чеботарев, для себя же Страхов оставлял квартиру в небольшом домике во дворе университета, где также жили еще несколько профессоров, — с тех пор домик получил название «ректорского». В результате в главном здании

появилось 5 новых аудиторий, свои залы приобрели совет и канцелярия. Этим решением Страхов еще более укрепил свой авторитет среди профессоров и студентов и заслужил от попечителя Муравьева «особое благоволение». Если раньше реформы Муравьева шли исключительно сверху вниз, то теперь инициатива их проведения переходит к самой университетской корпорации, возглавляемой ректором, что как нельзя лучше соответствовало замыслам попечителя.

137

Шевырев С. П. Указ. соч. С. 358–361.

В конце 1805 г. проходили очередные торги университетской типографии. По сообщению автора биографии Страхова, наибольшую сумму в 11 тыс. руб. предложил на торгах Н. И. Новиков (!). Но ректор, произведя некоторые вычисления, объявил о своем решении принять типографию в распоряжение правления, причем сумма дохода от типографии при этом должна была в несколько раз превысить арендную плату [138] . Решение, одобренное советом, поступило на утверждение Муравьеву, который с ним согласился. Были изданы Правила для производства дел в типографии, по которым она подчинялась правлению, назначавшему в свою очередь директора типографии и его помощников. Первым директором типографии был назначен М. И. Невзоров — близкий друг Новикова, ревностный масон, известный в Москве своим редким бескорыстием, независимыми и честными суждениями. Надо отметить, что иногда закрытие торгов 1805 г. трактуют как сознательный акт университетского начальства против Новикова, но это навряд ли обстояло так: и Страхов, и Невзоров были настолько близки с Новиковым, что преобразование типографии скорее всего совершилось по взаимному согласию. Престарелый Новиков, чувствующий недоброжелательство к себе московских властей, согласился уступить типографию своим ученикам, уверенный в том, что они будут продолжать его дело.

138

Биографический словарь… Т. 2. С. 468.

Дела типографии, действительно, пошли так успешно, что позволили Страхову предпринять еще одну реформу. В 1806 г. решался вопрос об академической гимназии. В новой системе народных училищ она оказалась за штатом, т. е. без средств к существованию. Будучи инспектором гимназии в течение 15 лет и зная всех ее воспитанников в лицо, Страхов близко к сердцу принимал ее заботы и как никто другой понимал, какую огромную роль играла гимназия при университете, помогая детям из неблагородных сословий, москвичам и особенно провинциалам, подготовиться ко вступлению в университет. Достаточно вспомнить, что почти все русские профессора, окончившие университет, прежде чем стать студентами, прошли гимназический курс. Поэтому Страхов твердо решил сохранить академическую гимназию, так же как попечитель и А. А. Прокопович — Антонский были заинтересованы сохранить благородный пансион. Чтобы найти необходимые деньги, ректор обратился к П. Г. Демидову, и тот совершил новое пожертвование — капитал, проценты от которого шли на содержание гимназистов. Со своей стороны ректор выделил на гимназию пятую часть доходов университетской типографии. Уже в первые полгода эти доходы превысили 30 тыс. руб., что целиком окупало не только расходы по типографии, но и содержание гимназии. Такое положение было официально закреплено постановлением об академической гимназии, утвержденным попечителем в октябре 1806 г.

Успехи университетского самоуправления подали Муравьеву мысль перевести в непосредственное распоряжение университета и благородный пансион, но попечителю помешала болезнь. В то же время ухудшается и здоровье П. И. Страхова, и когда 27 апреля 1807 г. он третий раз подряд избирается ректором, то настоятельно просит освободить его от этой должности. В мае 1807 г. тяжело больной Муравьев, сочувствуя состоянию Страхова, удовлетворяет его просьбу и ходатайствует перед министром об утверждении ректором профессора Ф. Г. Баузе, «равного в чине со своим предшественником, и на коего пало после него большее число баллов с двумя другими его товарищами» [139] . Баузе был известен Муравьеву по участию в комитете по рассмотрению уставов, к тому же был одним из старейших профессоров, деканом этико-политического отделения и директором Педагогического института, что, вероятно, и повлияло в этом случае на выбор попечителя.

139

РГИА, ф. 733, оп. 28, ед. хр. 66, л. 1.

Деятельность совета университета в 1805–1807 гг. не ограничивалась описанными преобразованиями. Расцвет ученой республики затронул все сферы: выходили журналы, публиковались научные работы, все это проходило через совет, обсуждалось и оценивалось в нем. Активно работало самое мощное ученое общество при университете — Общество испытателей природы. Обществу покровительствовал московский вельможа граф А. К. Разумовский, избранный его президентом, а среди учредителей и неизменных участников был ректор Страхов. (В первом номере журнала, издаваемого обществом, была опубликована статья о его физических опытах.) К сожалению, незаконченным остался одобренный советом проект создания истории ученой российской словесности, для чего в 1805 г. был создан комитет из профессоров Страхова, Антонского и Баузе. В феврале 1806 г, Баузе в отчете попечителю упоминает, что члены комитета решили разработать подробно план истории словесности за период от Петра I до Екатерины I и для этой цели читают и делают извлечения из отечественных и иностранных писателей [140] . Однако никаких материалов от этого проекта не сохранилось.

140

Биографический словарь… Т. 1. С. 88.

2.2. Изменение университетской атмосферы при попечителе графе А. К. Разумовском

М. Н. Муравьев скончался 28 июля 1807 г. в возрасте 50 лет, еще совсем не старым человеком, прослужив на посту попечителя Московского университета только 4 года. За этот малый срок его преобразования дали сильный импульс развитию этого организма, и теперь от других попечителей и от самих ученых зависело, сохранится ли переданное могучей рукой движение.

Нового куратора выбирал сам Александр I. Вторая половина 1807 г. была тяжелым временем в жизни царя: после Тильзитского мира от него отворачиваются ближайшие друзья из Негласного комитета, повсюду в дворянском обществе проявляется недовольство поражением в войне, новой политикой на сближение с Наполеоном, носятся слухи о готовящемся заговоре против императора. В этих условиях Александру важен контакт с интеллектуальной элитой русского общества, поэтами, писателями на правительственных должностях, которые могут оправдать его политику в глазах общественного мнения.