Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья
Шрифт:
СБ пошёл в вираж, вписываясь в поворот, левое крыло прошло в сотне метров от скального уступа. Лёха видел, что у него нет права на ошибку — чуть больше крен, чуть резче движение штурвала, и — прощай Родина, полный рот земли — можно зацепить склон.
Скалы слева несколько приблизились, сжимая пространство. Лёха поднял самолёт, аккуратно заставив его вынырнув повыше, чтобы проскользнуть над выступающим поперёк ущелья хребтом.
В шлемофоне задался голос Алибабаевича:
— Высоко, идут над горами! В нашу сторона повернули.
Лёха скосил взгляд на
— Значит, ждут нас на выходе… — пробормотал он.
СБ вырвался из тени скал на небольшой открытый участок ущелья. Лёха дал чуть больше газа, чтобы подготовиться к следующему манёвру — теперь всё зависело от того, рискнут ли немцы лезть за ним в узкое горло ущелья или предпочтут ждать его выхода.
Немцы спикировали, пытаясь перехватить бомбардировщик у выхода из ущелья. Но заметив его в последний момент, когда он перелетал над перевалом, «мессеры» не рассчитали траекторию. Они слишком поздно вошли в атаку и теперь болтались сзади, метрах в восьмистах по дальности, и выше на сотню, но стараясь догнать.
Лёха не упустил момент — он вжал газ, выводя моторы на максимум.
СБ взревел, словно разъярённый зверь, и рванул вперёд, выжимая из себя все резервы скорости.
Началась гонка преследования.
— Лёша! После перевала влево двадцать будет наш аэродром Сото, там истребители сидят.
Лёха мягко накренил машину влево и отрулил, стараясь выйти на нужный курс.
Внизу быстро мелькали холмы и редкие перелески, а на хвосте висели два «мессера», сокращая дистанцию. Лёха видел их в зеркало краем глаза — чёрные силуэты с крестами на крыльях неотступно преследовали их, выжидая удобный момент, чтобы нанести удар.
Бомбардировщик мчался к Мадриду, но не догонят ли его преследователи раньше?
— Лёша! Наши! Три «ишака»! Патрулируют над Сото! — внезапно радостно заорал Кузьмич по рации.
Лёха скосил взгляд в сторону и действительно увидел их — три крохотных силуэта, кружащиеся над аэродромом, строем разворачивались на перехват.
«Ишаки» шли навстречу, растянувшись клином, моторы надрывались, оставляя за собой дымный след сгоревшего топлива. Форсируя двигатели, они уже были в километре, уверенно приближаясь.
Сзади немцы тоже не остались равнодушными. Увидев делегацию встречающих, ведущий «мессер» заложил крутой вираж, разворачиваясь прочь. Следом за ним, не рискуя связываться с несущимися навстречу истребителями в открытом бою, развернулся и ведомый.
Мимо бомбардировщика просвистели три светло-зелёных толстеньких колобка, азартно рванувшие в погоню за удаляющимися тощими силуэтами серого цвета.
— Удирают, сволочи! — весело крикнул стрелок.
— Ну и катитесь нахрен! — выдохнул Лёха, чуть ослабляя хватку на штурвале сбрасывая обороты двигателей.
Мадрид был уже близко. Они вернулись.
Начало июня 1937. Аэродром Алькала, пригороды Мадрида.
Усталая СБшка заходила на посадку, моторы ровно гудели на малом
Полоса аэродрома Алькала быстро приближалась, расстилаясь перед ним широким серо-жёлтым полотном. Вокруг стояли ангары, на стоянках маячили силуэты других самолётов, а дальше виднелись белые здания штаба и казарм.
— Держи, держи… Чуть ровнее, плавнее… — влез по внутренней связи Кузьмич, тоже наблюдая за полосой.
— Я твой труба шатал, Кузьмич! Не мешай! — автоматически ответил Лёха таким «помогателям».
Колёса ударились о сухую землю с коротким стуком, СБ слегка подпрыгнул, опустился на основные шасси и побежал, постепенно замедляясь. Наконец задний дутик коснулся травы аэродрома, и машина покатилась, покачиваясь на амортизаторах. Лёха плавно убрал газ и нажал тормоза.
— Ну вот и дома, охренеть! — выдохнул Кузьмич, открывая верхний люк, чтобы аккуратно зарулить на стоянку.
Лёха сидел, откинувшись, и даже не пытался что-то увидеть. Как и в любом СБ, нос самолёта был слишком высоко задран, и перед собой он видел только небо да часть приборной панели.
— Куда рулить-то?! — расслабленно спросил он, видя вылезшего и кому-то машущего руками Кузьмича.
— Левее… Ещё левее… Ровно держи, не петляй, а то командиру инфаркт устроишь! — изгалялся штурман, видимо, переваривая выработанный за полёт адреналин. Кузьмич высунулся из верхнего люка самолёта, предпочитая рулить стоя, чем через остекление носа.
Лёха счастливо улыбался и рулил, не обращая внимания на привычные шуточки Кузьмича.
Они медленно катились по аэродрому, тяжёлый бомбардировщик слегка покачивался на шасси, воздух был насыщен запахом перегретого масла и горячего металла.
— Ну что, Лёшенька, как там твои томатосы поживают? — вдруг ехидно поинтересовался в шлемофоне Кузьмич, обернувшись к Лёхе и с трудом скрывая усмешку.
— Какие томатосы?! — не понял Лёха, удивлённо глядя на него.
— Самые те! Готовься, щас тебе помидоросы-то поотрывают, на томатную пасту переведут! — уже в голос заржал Кузьмич и опять кому-то активно замахал руками.
Лёха ничего не ответил, но внутри у него как-то всё сжалось.
СБ зарулил на стоянку, Лёха выключил двигатели, и внезапно тишина накрыла всё пространство вокруг. Только что воздух был полон рёва моторов, а теперь остался лишь лёгкий треск остывающего металла.
Лёха, не торопясь, вылез из кабины, потянулся, размял затёкшие плечи, покрутил задницей влево-вправо… И тут взгляд его зацепился за подпрыгивающую фигурку у командного пункта. Он так и замер.
Яркое, огненно-рыжее пятно нетерпеливо приплясывало на месте, активно размахивая руками, чертя в воздухе фигуры, которые даже издалека казались подозрительно неприличными.