Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья
Шрифт:
— Кто из советских лётчиков участвовал в атаке? — спросил он, снова вставая и выпуская дым из трубки.
— Старшие лейтенанты Остряков, Хованский и Хренов, — отрапортовал Орлов.
Сталин вопросительно посмотрел на Ежова.
— Есть смысл вызвать их из Испании и допросить как следует, — тут же снова влез Ежов.
На этот раз похоже он не угадал с ответом и Сталин бросил на него неприязненный взгляд.
Вождь народов задумался, сделав несколько медленных шагов вдоль окна.
— Пусть летают, — сказал он наконец, словно принял судьбоносное решение. — Пусть продолжают
После этих слов Сталин снова затянулся трубкой. Совещание закончилось.
Начало июня 1937 года. Аэродром Алкала, окрестности Мадрида.
Ранее утро в ангаре началось с привычного военному уху шума — механики проверяли двигатели, оружейники готовили боекомплект, а пилоты подтягивались к своим машинам, лениво переговариваясь. Лёха сидел на ящике у входа в ангар, задумчиво поглаживая карту в планшете, и смотрел, как готовят вдалеке его любимую СБшку, когда к нему подошёл Кузьмич с неизменной сигаретой в зубах. Он сел рядом, стряхнул пепел и произнес:
— Слышал, Лёша? Вчера наши опять попали под жаркое, — сказал Кузьмич, немного понизив голос.
Лёха приподнял бровь, выпрямился и внимательно посмотрел на Кузьмича.
— Да ладно, чего там было? Давай выкладывай.
Кузьмич затянулся, на мгновение прикрыл глаза, а потом выдохнул дым, словно собираясь с мыслями, и затушил бычок, кинув его в бочку с бензином. Лёха хоть и знал приколы своего штурмана, всё равно нервно подпрыгнул.
— Кузьмич! Надоел со своими шуточками! — возмутился Лёха поведением штурмана.
— Только пары взрываются, а сам бензин не горит, — аргументировал Кузьмич.
— Иди лесом, естествоиспытатель хренов! От меня подальше проверяй свои теории, — Лёха не был настроен проглатывать на такие шутки.
— Ладно. Вчера вечером, часов в пять, наши пять бомбардировщиков СБ возвращались после налёта. Не успели они отойти, как на них накинулись пятнадцать «мессеров» и ещё какие-то «двухместные истребители».
— Пятнадцать? — переспросил Лёха, присвистнув. — Да ладно! Откуда столько «мессеров»? По три на каждый самолёт! Мы с тобой максимум двух видели одновременно… Мне кажется наши с испугу насчитали. Ну и как? А чьи экипажи?
Кузьмич кивнул, но взгляд у него был тяжёлый.
— Не знаю, чего они там насчитали, только четыре машины вернулись, а одному не повезло. Самолёт сгорел в воздухе. Лётчик и стрелок успели прыгнуть с парашютами, а вот штурман похоже погиб. Испанский экипаж был. Чёртова война…
Лёха промолчал, давая Кузьмичу продолжить:
— Зато, — Кузьмич чуть поднял палец, — наши не просто так огребли. Республиканцы заявили, что сбили один из «двухместных». Упал он рядом с подбитым СБ, на нейтральной полосе.
Лёха мрачно кивнул, понимая, что это реальность, от которой не уйти и сказал:
— А нам сегодня тоже нарисовали — штаб Франко в Саламанке. И прикрытия не дают сегодня, истребителей на сопровождение не хватает, они на охране Мадрида сегодня задействованы. Нам всего четыре сотки подвесили на внешние и камеру в бомболюк сунули. Какие мысли на этот счёт?
Кузьмич стоял,
— Веса нет считай и движки у нас пока свежие. Видимость сегодня прекрасная, Лёша, если пойдём на высоте — собьют к чёртовой матери, — заговорил Кузьмич, выплёвывая обгрызенную спичку на бетонку, — давай на бреющем? Я командовать буду влево-вправо, а ты рули. Горную гряду после Мадрида перескочим на двух тысячах и прижимайся к земле метров до трёхсот? А перед самой Саламанкой горку сделай и затем в пологое пикирование. Прямо на их сраный штаб. Я тут высчитывал, вроде должно получиться! — водил прокуренным пальцем по карте Кузьмич.
— Добро, — решительно отозвался Лёха, изучая карту. — Меньше времени в зоне ПВО, меньше шансов, что нас засекут. А засекут, глядишь не успеют отреагировать и будем надеяться не успеют перехватить…
Глава 5
Хрен ишака
Начало июня 1937 года. Аэродром Алкала, окрестности Мадрида.
Глянув по привычке на ставшее уже традицией творчество Кузьмича, Лёха на этот раз прочитал особенно вдохновляющую надпись, которую тот вывел поочередно на трёх из четырех подвешенных бомбах:
«Франко! Чтоб ты обоср@лся!»
Последняя бомба сияла, исписанная более мелким и совсем корявым почерком.
Она несла послание франкистам: «Сана Эшекчут!» — и для непонятливых испанцев на русском совсем мелко был приписан перевод:
— «Ишачий Хрен тебе! — от Али Бабай Оглу…» и далее шло перечисление родственников и друзей туркменского стрелка. Видно места не хватало для полного перечня отправителей и товарищи толкались, наползали друг на друга и ужимались в количестве букв. Мелок художника иногда срывался, отчего казалась, что бомба украшена вычурными белыми узорами.
— Камандира! Кузьмича совсем жадный стал, всего одна бомба дал писать! Эта совсем маленький! Следущий раз бальшой бомба бери! — расстроенно пожаловался сын туркменского народа, не сумевший вписать всех своих друзей и знакомых в небольшой привет к Франко.
Коротко хмыкнув, Леха подумал, что это пожелание вряд ли останется не замеченным, если они сработают точно.
И Лёха даже не подозревал, насколько он был близок к истине в своих мыслях!
* * *
Солнце только поднималось из-за горизонта, нагревая аэродром так, что над землей задрожало искаженное марево воздуха. Ветра почти не было, день обещал быть жарким. Лёха провёл рукой по шлемофону, и бросив взгляд на самолёт и пошёл делать предполётный контроль. Всё было готово.
Лёха не стал форсировать двигатели, разбежавшись по казалось бы бескрайней взлётной полосе, самолёт легко оторвался от земли и пошёл набирать драгоценные метры высоты. Высотомер начал привычно откручивал обороты своих стрелок, моторы ровно рычали, самолёт уверенно лез вверх и набрав два километра высоты, Лёха плавно отдал штурвал от себя и перевёл свой аэроплан в горизонтальный полёт.