Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая
Шрифт:
* * *
Прилетевший из Мадрида раненый в ногу Рычагов рассказал, как подкравшийся сзади Хенкель-51 сбил экипаж СБ, который спокойно уже заходил на посадку. Они с Лёхой помолчали на пару сняв береты. Сам Рычагов, хотя и хромал, был бодр и весел. Ходили слухи, что его подали на орден Ленина за бои над Мадридом.
Лёха не удержался и расспросил его о подробностях боёв. Выяснилось, что тот садился подбитым прямо на мадридские улицы.
—
* * *
Из щелей вокруг пулемётов нещадно дуло, и Кузьмич почти постоянно летал в очках и все равно хлюпал носом. Чтобы хоть что-то видеть, Алибабаич стойко сдвигал колпак и критические участки полёта летел стоя, держась за раритетный пулемёт Дегтярёва. К концу месяца его продуло на бешеном ветру, шея перестала вертеться, глаза превратились в малюсенькие щёлочки, и в итоге он слёг в госпиталь.
Лёха, с присущими ему смесью упорства и разгильдяйства, решил избавиться хотя бы от части этих проблем.
Середина ноября 1936 года. Арсенал порта Картахены.
Тогда же, в начале ноябре, Лёха едва не подпрыгнул от радости, обнаружив что на задворках ремонтных мастерских арсенала порта Картахены хранится пара снятых с эсминца крупнокалиберных 12,7-мм пулемётов «Браунинг». Испанцы закупили их в декабре 1935 года для испытаний на флоте, планируя заменить французские «Гочкисы» на эсминцах. Но из-за нестандартного для испанского флота патрона, ленточного питания и сложностей с поставками эти пулемёты так и остались в мастерских, а присланные в арсенал на испытания ящики с нестандартными патронами никому, оказались не нужны.
Лёха развил бешеную деятельность, подключил всю свою смекалку, хотя Кузьмич почему то назвал Лёхину находчивость хитро*опостью, но оставим это несправедливое подозрение на совести Кузьмича.
Он накрутил Кузнецова и хорошо ему теперь знакомого другого советского дона — Хуана Гарсия, в миру Семёна Спиридоновича Рамишвили, военно-морского советника при командире Картахенской военно-морской базы, буквально вытребовал себе оба пулемёта и все, что были ящики патронов к ним.
— Лёша! Сейчас позову начальника фофаны тебе по новой ставить, — буквально плакал Рамишвили, пытаясь отбояриться от наседавшего на него Лёхи.
— Фиг с вами, ставьте, извращенцы проклятые! — Лёха был готов на всё ради этих стволов.
Видя
Испанцы, избавившись от этой громоздкой и непрактичной в их условиях техники, казалось, даже выдохнули с облегчением. Единственное, что несколько смущало Лёху, — это вес каждой «дуры» в тридцать два килограммов и длина более метра.
«Фигня!» — со свойственным ему оптимизмом решил Лёха, — Алибабаич маленький, а у Кузьмича будет стимул похудеть!
* * *
Всю следующую неделю, пока меняли и настраивали двигатели, Лёхин самолёт превратился в экспериментальную площадку, куда постепенно подтянулся весь аэродромно-технический народ.
— Протезы наше всё! — огласил коммунистический лозунг Лёха и отправился коммуниздить, все, что ещё осталось от им же раздолбанного «Протеза», лежащего позади ангара технической службы.
Кабины действительно были тесноваты для калибров таких габаритов, но Лёха, в своём обычном стиле, нашёл способ втиснуть оба пулемёта.
Торжественно выкинув оба творения Дягтярёва вместе с их станками, Лёха на пару с испанскими техниками, полностью переварил крепление, соорудив компактную шкворневую установку. Закрыв щели остатками Протезного и советского остекления, он получил в итоге вполне приемлемый вариант. В итоге Кузьмич мог стрелять градусов по двадцать — двадцать пять в каждую сторону и около тридцати вверх-вниз, но зато в щели перестало бешено дуть напором воздуха и он смог работать без очков и перчаток.
— А по курсу, если что подвернём, куда скомандуешь,- подмигнул он сияющему от нововведений, как начищенный самовар, Кузьмичу.
С огневой точкой стрелка пришлось повозиться сильно больше. Не долго думая он также снял почти целую верхнюю круговую стрелковую турель с того же Протеза, она оказалась почти как раз соразмерно творению товарища Туполева. Правда пришлось всего лишь вырезать полукруглые очертания турели в фюзеляже, приваривать к шпангоутам и зашивать её листами жести, пытаясь сохранить аэродинамическое качество. Сказать что получилось очень красиво нельзя, но работать это изобретение вроде бы обещало, бесплатным плюсом стрелок получил вполне удобное сиденье.
«Главное, что бы хвост не отломился от отдачи», — думал Лёха, глядя на получившийся результат, — опять же, фигня, зато парашюты пристегивать не забудем после взлёта!
25 ноября 1936 года. Аэродром Алкала, Мадрид.
Надо сказать, что за несколько дней до этого Кузнецова и почему то вдруг Лёху с Кузьмичом внезапно вызвали в Мадрид.
Николай Герасимович собирался ехать, как обычно, на своей серой «Испано-Сюизе» по отвратительным испанским дорогам. Этот процесс мог занимать и несколько суток.