Москва не принимает
Шрифт:
Мать как-то сразу постарела и сникла. Зато Элина впервые распрямила спину, высоко подняла голову и оказалась вдруг стройной высокой девушкой с огромными жгучими карими глазами. Нос у нее был мамин, прямой и тонкий, ростом она тоже пошла в красавицу Анну. Тогда-то и выяснилось, что мать с дочерью очень похожи. Ну, просто как две капли воды! Только Анна с возрастом располнела, Элина же всю жизнь оставалась тонкой, как тростинка, потому что слово себе дала: не распускаться! Вот и сидела на жестких диетах и регулярно посещала фитнес-клуб.
В старших классах от мальчиков у Элины не было отбоя. Жили они с матерью теперь
Жизнь в селе, пусть и в райцентре, была не по ней, как вскоре поняла Элина, и с аттестатом о среднем образовании засобиралась в Москву. Разумеется, в театральное! А куда еще с такой-то красотой? Провалилась она в первом же туре, члены приемной комиссии над ней откровенно посмеялись.
– С таким «хэканьем» читать монолог от имени Наташи Ростовой – смелая вы девушка! Ничего подобного никогда не слышал! – сказал председатель приемной комиссии, вытирая слезы. – Приходите на следующий год, посмеемся, храфиня, – подмигнул он, смешно передразнивая Элину. – Как вы сказали? Закутайло? Ха-ха! Храфиня Закутайло! Элина Виленовна? Ха-ха!
«Ага! Как же! Это я над вами посмеюсь! Стану говорить, как настоящая москвичка!» – поклялась она.
…За год от провинциального акцента она так и не избавилась. Нет-нет да и проскальзывал, особенно от волнения. Искушать судьбу еще раз Элина не стала. Да и не до театра было. Не до уроков сценической речи. Чтобы не возвращаться в родное село, Элина пошла туда, куда всех брали без разбору и без экзаменов: в швейное ПТУ. А вскоре закрутила роман с директором текстильного комбината. Дариус приехал в Москву из Прибалтики в недельную командировку по обмену опытом и, проходя как-то по пошивочному цеху, положил глаз на Элину. Ее жгучая красота сразу покорила пожилого, бледного как моль латыша. «Пожилой» он был по меркам Элины. Сорок пять лет! Это же надо! Совсем старик! Так казалось ей, восемнадцатилетней. Разумеется, женат, отец троих детей. Сразу стало понятно, какая роль ей уготована: любовницы. Причем любовницы московской, директор комбината обменивался опытом не только в столице, но и по всей огромной стране, куда Прибалтика поставляла качественный трикотаж.
И началась жизнь, похожая на сказку. Высокопоставленный любовник водил Элину в лучшие московские рестораны, на бега, дарил ей цветы, дорогие конфеты, духи и косметику прибалтийской марки «Дзинтерс», иногда вещи: кофточки, трикотажные майки, белье. Встречались они на квартире у московского друга Дариуса, тоже директора, только обувной фабрики. Такого роскошного жилья Элина никогда раньше не видела. В центре Москвы, в добротном кирпичном доме, три огромные комнаты, аж два туалета, и в зале – ты только подумай! – раздвижные двери! Элина наслаждалась роскошью, пусть и короткое время, всего неделю или две, пока Дариус жил в Москве. Его друг перебирался
Все кончилось года через два, которые пролетели для Элины как один день.
– Мы больше не увидимся, – без всяких эмоций сказал любовник, застегивая брюки.
– Почему? – оторопела она.
– Вряд ли меня еще пошлют в командировку в Москву. Найди себе кого-нибудь другого.
Она догадалась, что у него появилась другая. Хорошо, что не забеременела! Дариус сразу предупредил:
– Твой ребенок – твоя забота. Все, что я могу – устроить тебя на аборт. Но ты должна знать: это больно.
Хозяйственное мыло никогда не было в дефиците, другого же способа не иметь детей юная Элина тогда не знала. Пришлось воспользоваться народным рецептом, подслушанным в разговоре матери с соседкой, и надо же – помогло!
Полгода Элина ходила сама не своя. Денег Дариус при расставании ей не ссудил, пришлось оставить дорогие привычки, к примеру, рестораны и французскую косметику. Ее Элина тоже доставала раньше через Дариуса. Когда закончилась последняя импортная губная помада, у Элины случилась истерика. Ей показалось, что жизнь кончилась.
А потом она встретила Геннадия.
Второй муж, Ренат, не раз бросал ей в лицо упреки:
– Я у тебя десятый или двадцать пятый! Какой именно, только ты знаешь!
На самом деле не так уж много у Элины было мужчин, хотя все думали обратное. Красавица же! Одевается броско, явно привлекает к себе внимание. А манеры? У Элины был вид роковой женщины, которая походя разбивает сердца мужчин. В общем, стерва, каковой она на самом деле не являлась. Ренат был четвертым, не десятым и уж тем более не двадцать пятым. Причем всех своих мужчин Элина честно пыталась любить. Предложи ей тогда директор комбината замуж – была бы верна ему до гроба! О! Элина всегда помнила, что случилось с матерью, и извлекла из этого урок. Но ей откровенно не везло.
Камнем преткновения стала свекровь. Более хитрой, коварной и злобной бабы Элина еще не встречала. При сыне она прикидывалась жертвой, овечкой, зато, когда Гена уходил и они оставались вдвоем, на Элину набрасывалась самая настоящая мегера! Причем с кулаками!
– Сучка! – орала свекровь. – Проститутка! Шкура провинциальная! Окрутила моего сыночка! Чтоб ты сдохла, шалава!
Будь Элина и в самом деле стервой, она бы отвечала свекрови тем же: влепила бы хоть разок пощечину. Но бить женщину, которая ей в матери годится?! Мать мужа?! Да никогда! Поэтому Элина вытирала слезы и осторожно намекала Гене, что неплохо бы разменять квартиру. Тот смотрел на молодую жену с недоумением:
– Да ты хоть представляешь, куда нам придется переехать? В какое-нибудь Солнцево! Нет, никогда!
– Да кому ты это говоришь, Геночка? – вздыхала свекровь. – После ее деревни и Мытищи счастье.
А как Манукова ненавидела внука! Элина все время боялась, что свекровь его простудит, причем намеренно.
– Ребенку нужен свежий воздух! – говорила та, настежь распахивая окно. И это зимой! В мороз!
Когда Элина с крохотным сыном загремела в больницу, она поняла: надо что-то делать.