Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936
Шрифт:
Полпред Трояновский был рад встрече с Анастасом Ивановичем. В 1920-е годы они вместе работали и были хорошо знакомы. Тогда Микоян был наркомом внутренней и внешней торговли СССР, Трояновский руководил Госторгом РСФСР — внешнеторговой организацией по экспорту и импорту товаров. В стране она имела разветвленную сеть контор по заготовке сельскохозяйственного сырья для экспорта. Эта организация успешно конкурировала с такими крупными кооперативами, как Центросоюз и Сельхозсоюз. В связи с назначением Трояновского полпредом в Японию, коллегия Наркомторга РСФСР отметила его прекрасную работу в сфере внешней торговли, выразила "сожаление об уходе тов. Трояновского, который в течение четырех лет успешно руководил работой Госторга и сумел в достаточной степени развить и укрепить важнейшую экспортно-импортную организацию Союза"75. Незадолго до приезда Микояна в Америку газета "Нью-Йорк Геральд Трибюн" опубликовала статью журналиста Ноумена Джонса. Говоря о Трояновском как о дипломате, он назвал его "одним из наиболее выдающихся послов, аккредитованных в Вашингтоне... Он применяет метод личных встреч с американцами с целью содействия взаимному пониманию, установлению дружественных связей и развитию культурных и экономических отношений... 54 лет от роду, посол Трояновский имеет, пожалуй, более богатый жизненный путь, чем кто-либо из других членов дипкорпуса в Вашингтоне..."76 Программа пребывания Микояна в США была обширна и насыщена до предела. Предусматривалось посещение многих предприятий разных отраслей промышленности, как в восточных штатах, так и в Калифорнии, встречи и обмен мнениями. В Нью-Йорке советскую делегацию тепло встретили представители делового мира. От имени Русско-американской торговой палаты гостей приветствовал ее президент полковник Хью Купер, который в свое время являлся консультантом по строительству Днепрогэса, за что был награжден советским правительством, а от предпринимателей — вице-президент одного из трестов Горас Флениген. В своем выступлении Купер выразил надежду, что миссия Микояна в Америку приведет к росту торговли и дружественных отношений между странами и будет содействовать делу мира. 18 августа газета "Нью-Йорк Джорнэл оф Коммерс" подробно информировала американскую общественность о состоявшейся встрече. Микоян и Трояновский посетили нью-йоркскую биржу. По этому случаю впервые над ее зданием был поднят флаг СССР. У клиентов биржи это вызвало удивление. Директор биржи торжественно встретил гостей и провел с ними беседу. За два месяца пребывания в США делегация Микояна посетила много городов, преодолев на поездах, самолетах и автомашинах более 12 тыс. миль и посетив около 100 различных предприятий. Состоялось множество встреч и бесед с представителями фабрик, опытными организаторами предприятий. Все они были внимательны и предупредительны, а беседы с ними для Микояна являлись полезными и поучительными. Каждый день делегация посещала два или три предприятия, знакомилась с работой лабораторий и институтов. Секретарь Микояна Баранов и инженер Морозов из Амторга вели подробный дневник, представляющий ценный и любопытный исторический источник. Они фиксировали все посещения предприятий, встречи с представителями фирм, инженерами, компетентными специалистами, организаторами производства.
Вечером члены делегации обычно обменивались впечатлениями. Характерно, что в первые дни во время пребывания еще в Нью-Йорке некоторые члены делегации пытались критиковать американские порядки. Им казалось многое необычным в постановке дела в отдельных отраслях промышленности. "Я, — вспоминал Микоян, - резко оборвал эти разговоры, сказав: не надо тратить время на происки американского капитализма, они нам и так известны. Мы приехали изучить и перенять все лучшие технические достижения, чтобы затем внедрить их у нас"77. Так думал и Сталин. В 1944 г. во время беседы с председателем Торговой палаты США Э. Джонсоном он признал, что советские люди "многому учились у американцев. Американский опыт был использован при создании советской промышленности. Мы многим обязаны Генри Форду. Он помогал нам строить автомобильные заводы"78. Находясь в Детройте, Микоян ознакомился с заводом Генри Форда, имел с ними беседу. Узнав о целях поездки делегации, Форд улыбаясь сказал: "Зря вы изучаете вопросы строительства мясокомбината и развитие мясной промышленности, вредно есть мясо, надо питаться овощами, соей и фруктами, ведь соя полезнее мяса. Мы в семье мяса не едим, а вместо него употребляем сою в разных видах"79. Микоян не согласился с ним, заметив, что никак нельзя отказаться от мяса и от мясопродуктов. Форд посоветовал предоставить советским рабочим индивидуальные огороды. Он спросил, насколько возможно строительство им автомобильного завода в СССР. Его компания, как известно, оказала большую техническую помощь при строительстве автомобильного завода в Нижнем Новгороде. И он был заинтересован иметь собственный завод в России. Касаясь автомобильной промышленности в СССР, Форд отметил, что сначала надо построить автомобильные дороги, а уж потом заводы. "Вы начали не с начала, а с конца"80. Микоян не согласился. В ходе беседы Форд посоветовал не увлекаться гигантоманией, строительством крупных заводов, а постараться строить небольшие фабрики в сельских местностях, специализирующиеся на изготовлении отдельных блоков и деталей, а затем собирать их на сборочном заводе, что выгодно и наиболее эффективно. Мысль Форда понравилась Микояну. Она была перспективна, и советская промышленность впоследствии встала именно на этот путь развития. Микоян посетил один из заводов фирмы "Дженерал Электрик", на котором кафетерий, обслуживающий в течение часа 1500 человек, произвел на него большое впечатление. Он обратил внимание и на то, что штат управляющих
Поездка делегации, носившая сугубо деловой характер, только в конце оказалась до некоторой степени политической. Трояновский предложил Микояну нанести визит вежливости президенту Рузвельту, государственному секретарю Хэллу и другим политическим деятелям. Еще 9 августа полпред направил телеграмму в Москву, высказав свои соображения по поводу поездки Микояна в США. Он предлагал воспользоваться этим редким случаем и постараться установить политические контакты с американскими государственными деятелями, организовать с ними встречи и беседы. Это способствовало бы улучшению советско-американских отношений. И полпред был прав. Но эта депеша пришла в Москву с опозданием, когда Микоян был уже на пути в Нью-Йорк. Поэтому он не был с ней лично знаком. Однако полпреду удалось все же убедить наркома в важности его встреч хотя бы с некоторыми официальными лицами. Перед отъездом в Москву Микоян провел два дня в Вашингтоне, где ему была организована встреча с государственным секретарем К. Хэллом. В беседе нарком выразил удовлетворение предупредительным и заинтересованным отношением к нему со стороны всех, с кем ему приходилось встречаться. Члены делегации много увидели полезного при посещении предприятий пищевой промышленности. Микоян признался, что "не ожидал такого благожелательного и дружественного к нам обращения, такого внимания и готовности ознакомить с тем, что нас интересовало"81. Перейдя к политическим темам, Хэлл говорил довольно осторожно, выражая якобы личное мнение о развитии событий в мире. Затронув вопрос об экономическом оживлении в Европе, основанном на производстве вооружения, он спросил у Микояна, насколько оно прочно и стабильно. Нарком уверенно ответил, что подобное оживление таит в себе серьезную опасность новой войны. После этого государственный секретарь прямо заявил, что два государства: одно в центре Европы, а второе — на Тихом океане, не назвав конкретно страны, стремятся к установлению экономического и политического господства в мире, поэтому в сложившейся ситуации США и Советскому Союзу не следовало бы занимать изоляционистскую позицию, это может привести к отрицательным последствиям. В ответ Микоян определенно заявил, что советское правительство выступает активно против войны и вовсе не придерживается политики изоляции, участвует в Лиге наций, которая, к сожалению, мало воздействует на ход международных событий. Что касается Соединенных Штатов, то они не являются членом Лиги, проводят политику изоляции, полагая, что надвигающаяся угроза их не затронет. Дав понять, что это заблуждение, Микоян заметил: "Дальнейшее сохранение изоляционистской позиции США может привести к плачевным последствиям"82. Советское правительство, сказал Микоян, видит нарастание военной угрозы, стремится предотвратить ее, в то же время укрепляет армию, увеличивает производство вооружения, готовясь к обороне на случай войны. На вопрос Хэлла, имеется ли почва для дальнейшего развития экономических отношений с США, Микоян ответил утвердительно, подтверждением чего являлась его поездка за океан. Таким образом, во время беседы были затронуты важные как политические, так и экономические вопросы. Государственный секретарь остался верен себе. Он не сделал никаких конструктивных предложений, высказывал свое личное мнение, не определяя позиции официального Вашингтона. Более конкретен был Микоян, охарактеризовавший в целом внешнеполитическую линию Москвы. По возвращении домой Микоян выступил перед сотрудниками своего наркомата и рассказал о впечатлениях от пребывания в США. Он, в частности, сказал: "Если бы мы могли так управлять производством, чтобы при этом в производстве не было лишних элементов, чтобы оно было поднято на уровень американского, то мы бы удвоенными темпами двинулись вперед". Для того времени вывод довольно смелый. Поездка делегации в Америку имела больное значение. Микоян постарался максимально использовать достижения американской техники в пищевой промышленности страны. Были позаимствованы, в частности, методы механизации хлебопекарных заводов, молочных и консервных предприятий, производства мясных изделий. Он заказал 25 машин, каждая из которых изготавливала 2 млн котлет в день. Много новшеств было введено в холодильной и других отраслях промышленности. Сам Микоян был очень доволен поездкой в США, потому что ему удалось многое увидеть, встретиться с крупными специалистами и организаторами производства. У него расширились представления о технологии и уровне техники американской промышленности. О своих впечатлениях он рассказывал в письме Л.М. Кагановичу, который после ознакомления 12 октября 1936 г. послал его Орджоникидзе, препроводив словами: "Получил от Микояна письмо из Америки, очень интересное. Посылаю тебе его письмо"84. К сожалению, автору пока не удалось найти этот документ. Неоценимую помощь наркому оказал полпред Трояновский, который много рассказывал о жизни Америки и ее особенностях, сопровождал делегацию во время путешествия по стране, организовывал встречи с представителями делового мира. Спустя много лет, Микоян в своих воспоминаниях о пребывании в США отмечал, что Трояновский "был большим государственным деятелем и выдающимся дипломатом нашей страны, которого история советской дипломатии никогда не забудет"85. В целом поездка Микояна в США оказала положительное влияние на развитие советско-американских экономических отношений, особенно в области пищевой промышленности. Неслучайно поэтому конец 1936 г. ознаменовался их заметным ростом. Так, в декабре было оформлено большое количество важных заказов, составивших около 35% от их общей суммы. Среди них такие заказы, как на изооктановую установку (1650 тыс. долл.), самолеты "Мартин" (свыше 1 млн долл.), радио- и телевизионное оборудование (около 1 млн долл.), молибденовый концентрат (1375 тыс. долл.), а также на прокатные станы, крекинговые установки, трубы, разные стали, паровые котлы, электромоторы, авточасти, химтовары, текстильные и печатные машины, холодильное оборудование и т.д. Все это было необходимо для народного хозяйства страны. Заказы были размещены среди 1023 фирм, в частности на таких известных, как Ачесон, Юнайтед, Стил, Бетлхэм, Дуглас, Морган, и других86. Американские бизнесмены и банкиры были в этом заинтересованы и возлагали надежды на расширение торговли. 20 декабря 1936 г. в соответствии с договором с фирмой "Радио Корпорейшн" решено было послать в США большую группу специалистов-инженеров сроком на шесть месяцев. Это была уже третья группа. От Наркомтяжпрома было отправлено 40 человек, от Наркомата обороны шесть и по линии Наркомата связи — два специалиста87. 26 декабря правительство решило послать от Наркомата тяжелой промышленности на автомобильную выставку группу инженеров-конструкторов ряда заводов во главе с известным специалистом СС. Дыбеца. По линии экономических и технических связей в США за год побывало 500 — 700 человек советских специалистов в составе делегаций88. В целом в 1936 г. появившиеся некоторые надежды на расширение и улучшение экономических и торговых отношений между двумя странами, как полагали в Вашингтоне, и на улучшение политического взаимопонимания и сотрудничества, как рассчитывали в Москве, во многом не оправдались. Существенного сближения не наступило. У правительств были разные видение и оценки международного положения. Администрация США проводила политику невмешательства и изоляционизма, она в основном стремилась замкнуться в национальные рамки, ограничиться Западным полушарием. В Вашингтоне проявляли повышенный интерес к Латинской Америке, препятствуя проникновению германского и японского капитала в этот регион. В отношении Европы следовали закону о нейтралитете, в то время как СССР призывал к созданию системы коллективной безопасности. Возможности торговли с Америкой у Советского Союза были ограничены. Основными экспортными товарами оставались сельскохозяйственные продукты и сырье. Но американские фермеры сами желали торговать своей продукцией. СССР был также крупным поставщиком леса. Однако Канада успешно конкурировала с ним в этой области на мировом, включая и американский, рынке. Советскому руководству приходилось учитывать все эти реалии.
Европа и Дальний Восток в советско-американских отношениях
Вторая половина 1936 г. в международных отношениях обозначилась крупными изменениями в расстановке сил в мире. В Испании вспыхнул мятеж, началась гражданская война, приведшая к политическому кризису в Европе. Правительство Германии провозгласило широкую программу подготовки страны к войне с целью покорения соседних государств. Между Берлином, Римом и Токио оформились соглашения для координации внешнеполитических действий. В советско-американских отношениях яснее определились расхождения в мировой политике. Одна сторона выступала за коллективную безопасность, а другая — за нейтралитет. В Москве и Вашингтоне по-разному воспринимали и оценивали события в Испании. Во многом позиции СССР и США не совпадали, а иногда были противоположными. В ответ на создание в феврале 1936 г. Народного фронта в Испании и начавшихся демократических преобразований 17 июля эфир принес миру тревожную весть о мятеже в испанской армии. Его организаторами были генералы Франкис Франко и В. Эмилио Моло. Они рассчитывали свергнуть законно избранное правительство и быстро захватить власть. Но как и следовало ожидать, мятежники встретили сопротивление со стороны республиканцев, вставших на защиту справедливости и демократии. В стране началась гражданская, национально-революционная война, продолжавшаяся почти три года и ставшая прологом мировой войны1. Правительство Испании обратилось в Лигу наций с просьбой защитить ее города от разрушения, а население от гибели в результате иностранного вмешательства. Советский представитель в Лиге призвал прекратить военные действия, восстановить в стране законный порядок. Если Лига наций, отметил он, не окажет помощь своему члену, подвергшемуся вооруженному нападению извне, она потеряет престиж и доверие к себе. Сторонники справедливости и противники войны отвернутся от нее, а Лига продемонстрирует еще раз неспособность обеспечить безопасность своих членов, как это было в отношении Китая и Эфиопии. Однако призыв советского представителя не был услышан. Более того, британский министр А. Иден говорил об универсальности этой организации, которая немыслима без Германии. Французский министр И. Дельбос следовал во многом дипломатии Лондона, солидаризируясь с британской политикой в отношении Германии. Это обрадовало Берлин. Таким образом, во время международного конфликта пассивность Лиги наций имела своим последствием нападении Италии на Эфиопию, а успех Муссолини в ее оккупации поощрил выступление мятежных генералов и интервентов против республиканской Испании. Французское правительство выдвинуло идею невмешательства в испанские дела, которую поддержали англичане. 15 августа 1936 г. правительство Франции и Великобритании обменялись нотами о невмешательстве в дела Испании и возможности создания специального международного комитета. 23 августа состоялся обмен нотами между правительствами СССР и Франции относительно Декларации о невмешательстве в дела Испании. Запрещались экспорт, прямой или косвенный, реэкспорт и транзит всякого оружия, амуниции и военных материалов, а также любых воздушных судов, военных кораблей в направлении Испании, испанских владений или испанской зоны Марокко2. В конце августа был создан Лондонский комитет по невмешательству в дела Испании. В него вошли 27 государств, в том числе и СССР. Конфликт был выведен за рамки Лиги наций. Политики рассчитывали локализовать этим вооруженный конфликт, надеясь, что республиканцы скоро подавят мятеж, а его инициаторы и участники потерпят поражение. Однако они заблуждались. Под покровом Комитета невмешательства Германия, Италия и Португалия стали поставлять генералу Франко танки, самолеты, артиллерию и солдат. Заместитель наркома иностранных дел Н.Н. Крестинский сообщил полпреду в Рим Б.Е. Штейну о посылке итальянским правительством в большом количестве тяжелых самолетов мятежникам, оно стало центром антисоветской кампании3. В конце августа в НКИД из Берлина поступило письмо от полпреда Я.З. Сурица, в котором он писал об активности Германии в отношении испанских событий и развернувшейся неслыханной кампании против СССР. В Берлине продолжали разыгрывать английскую карту. Свидетельством тому явилось назначение И. Риббентропа послом в Лондон. Миссия Я. Шахта в Париж также выходила за рамки узкоэкономических отношений. Она преследовала цели по ослаблению в какой-то мере напряженности между Берлином и Парижем4. Гражданская война в Испании способствовала расколу Европы, она сделала более ясной расстановку политических сил, цели и намерения отдельных стран. Гитлер и Муссолини были заинтересованы в превращении Испании в полигон для испытания производимого ими вооружения. В Берлине учитывали, что гражданская война в Испании обостряла борьбу Франции и Англии с Италией за Средиземноморье, способствовала сближению Берлина с Римом. Муссолини, пребывая в эйфории после оккупации Эфиопии, мечтал о расширении влияния на Пиренеях. Он действовал решительно и дерзко. Советское правительство с самого начала не признавало равноправия сторон в испанском вооруженном конфликте, но оно все же вступило в Комитет по невмешательству, присоединилось ко всем его соглашениям и требовало неукоснительного их выполнения. В соответствии с декларацией Комитета НКВТ СССР издал приказ № 491, подписанный и.о. наркома внешней торговли СК. Судьиным, который гласил: "Запрещаю с 28 августа 1936 г. экспорт, реэкспорт и транзит в Испанию, испанские владения и испанскую зону Марокко всякого оружия, амуниции и военных материалов, всяких воздушных судов в собранном или разобранном виде, а также всяких военных кораблей"5. 2 сентября Литвинов дал указание временному поверенному в делах Великобритании СБ. Кагану всячески затруднять доставку оружия испанским мятежникам, добиваться установления строгого контроля над действиями таких стран, как Германия, Италия и Португалия. "Если спросят в Комитете, почему в распоряжении НКВТ не сказано о распространении его на заключенные контракты о поставках, разъяснить, что их нет"6. Испанский вопрос был передан из Лиги наций в Лондонский комитет по невмешательству, который подписывал соглашения, принимал резолюции, призывал к соблюдению договоренностей о невмешательстве. Однако ввоз оружия мятежникам в Испанию продолжался. Ни одного решения Комитета выполнено не было. Поэтому Лига наций фактически продолжала оставаться единственной международной организацией по охране мира, предотвращению актов агрессии, но и она не оказывала эффективной помощи ее жертвам, не защищала своих членов, не отстаивала территориальную целостность, суверенитет и независимость их стран. Последствием этого явилась потеря ее престижа и авторитета. Прогрессивные силы мира выступили за поддержку Испанской республики. В сентябре в Брюсселе состоялся конгресс мира. В нем участвовали делегаты из 35 стран, представлявшие 750 национальных и 40 международных организаций. Все они выступали за предотвращение войны и сохранение мира, нерушимость договоров, сокращение вооружений, укрепление Лиги наций и коллективную безопасность. В Испанию отправились добровольцы из многих стран. Там создавались интернациональные бригады7. В них боролись 35 тыс. граждан из 54 стран. В военном отношении они не могли сравниться с итало-немецкими подразделениями, помогавшими войскам генерала Франко. Советское правительство выступило за сохранение независимости и суверенитета Испанской республики. И.М. Майский горячо требовал прекращения военной помощи мятежникам. Но Комитет по невмешательству не принимал действенных мер по пресечению военной помощи войскам Франко. Поэтому Москва стала оказывать, придерживаясь норм международного права, материальную помощь законному правительству Испанской республики, поставляя вооружение и направляя военных специалистов.
Помощь СССР республиканской Испании усилила в западных странах, в частности в Англии и Франции, боязнь "левой альтернативы". Отношение к идее коллективной безопасности становилось все более негативным.
4 сентября 1936 г. американский посол Р. Бингхэм сообщал из Лондона в Вашингтон, что ситуация в Испании опасная и есть основание полагать, что она отрицательно отразится на положении Франции, подрыве ее позиций, а также и Англии в Европе и, напротив, усилит влияние Германии. Поэтому в Лондоне обратили взоры к США8. В сентябре небольшая влиятельная группа членов палаты общин британского парламента, обеспокоенная трагедией в Испании, посетила ряд столиц европейских государств, в том числе Берлин, Рим, Вену, Прагу. Они встречались с И. Риббентропом, Б. Муссолини, К. Шушингом, Э. Бенешем. Беседы с ними привели парламентеров к выводу о необходимости участия США в урегулировании спорных вопросов в Европе и сближении их с Великобританией. С этой целью члены парламента К. Курси и АР. Вейс решили также поехать в США, ознакомиться с настроениями в Вашингтоне, встретиться с представителями общественных организаций, выступить с лекциями о положении в Европе в американских университетах и городах. 2 октября К. Курси обратился по этому вопросу к американскому послу Р. Бингхэму. Он поддержал эту инициативу, считая, что наступило время для обмена мнениями об англо-американском сотрудничестве, особенно по вопросам торговли9. Развитие военных и политических событий в Испании привлекло внимание США10. Перед госдепартаментом встал вопрос: какую позицию должны занять Соединенные Штаты Америки. В одном из первых писем о событиях в Испании американский посол в Мадриде Клод Бауэре, придерживающийся либеральных взглядов, сообщал президенту Рузвельту, что вспыхнувший мятеж генералов против законного правительства не имеет никаких оправданий: Это — военный переворот. Республиканское правительство стремилось осуществить некоторые демократические преобразования и модернизировать политические институты страны с учетом реалий 30-х годов. Между тем мятежники, справедливо отмечал посол, ставят своей задачей установить в стране военную диктатуру, уничтожить конституционные права и восстановить все привилегии католической церкви. Им помогают Италия и Германия. Казалось, посол должен был занять благожелательную позицию в отношении республиканцев. Однако К. Бауэре все же советовал президенту не вмешиваться в испанские дела11, надеясь, что мятежники потерпят поражение к середине августа. Он критиковал политику Франции и Великобритании в отношении Испанской республики, но как посол строго следовал получаемым инструкциям от госдепартамента и выражал удовлетворение, что американским консулам уже удалось установить дружественные отношения с мятежниками на занятой ими территории. Бауэре уведомлял Вашингтон о связях и контактах англичан с мятежниками, равно как и с республиканским правительством12. 5 августа К. Хэлл созвал совещание с участием своих помощников и советников. На нем присутствовали С. Уэллес, Дж. Мур, У. Филлипс, Г. Хэкворт и другие. Обсуждался вопрос относительно официального заявления правительства в отношении развернувшихся событий в Испании. Было решено занять позицию невмешательства13. Через два дня госдепартамент направил циркулярную телеграмму американским представителям в Испании о том, что правительство воздерживается от вмешательства в дела Испании. Такое же разъяснение было дано корреспондентам прессы. Между тем не все разделяли принятое госдепартаментом решение о нейтралитете. В частности, дипломат Хорнбек представил 11 августа меморандум, в котором подчеркнул, что каждое законное правительство, в том числе испанское, имеет право покупать оружие за границей. Американская администрация и граждане могут продавать вооружение правительству Испании14. Однако 4 августа 1936 г. группа сенаторов и членов палаты представителей направили письмо президенту с просьбой не разрешать поставлять военные материалы в Испанию15. Одна из американских компаний из Балтимора обратилась к правительству с вопросом, можно ли продавать самолеты республиканскому правительству Испании. Госдепартамент дал разъяснение, что необходимо придерживаться закона о нейтралитете16. 14 августа Рузвельт выступил с речью, к которой тщательно готовился в связи с президентской предвыборной кампанией. Президент учитывал внутриполитическое положение, расстановку сил в стране и международную обстановку. Лейтмотив его выступления — удержать США вне войны, строго следовать закону о нейтралитете17. Он преднамеренно воздерживался от официальных заявлений о позиции США в отношении испанских событий, не сделав их ни в июле, ни в августе. И только 31 августа "Нью-Йорк Тайме" опубликовала заявление президента в связи с событиями в Испании. В тот же день лидер Социалистической партии США Норман Томас обратился с письмом к Рузвельту. Он призвал его предоставить возможность республиканскому правительству Испании закупить оружие и военные материалы, отказав в этом мятежникам. Испанское правительство, отмечалось в другом письме, избрано народом, признано администрацией Соединенных Штатов и имеет право рассчитывать на закупки военных материалов и оружия в США19. Американский посол У. Додд, находясь, по-видимому, под впечатлением речи президента, 15 августа записал в дневник, что Германия и Италия выступают за поддержку генерала Франко. Они намерены со временем поделить испанские колониальные владения и установить контроль над Европой20. Однако государственный департамент предпочитал строго соблюдать позицию невмешательства. США заявили о нейтралитете, по существу объявили блокаду Испанской республике, они отказались продавать ее правительству оружие и стратегическое сырье. Хэлл просил американских граждан строго следовать этому курсу21. 26 августа посол Бауэре направил Рузвельту большое и откровенное письмо. В нем был дан анализ развития событий на Пиренейском полуострове. Он осуждал действия мятежников, выступивших против законного республиканского правительства, избранного народом на основе конституции, возмущался необъективностью прессы — девять десятых сообщений прессы являлись фальшивыми. Даже в годы первой мировой войны этого не было. Далее Бауэре подчеркивал, что народ готов бороться с мятежниками до победы. Республиканцы будут сражаться. Мятежники состоят из африканских частей и иностранного легиона, сформированного из криминальных элементов, фашистов. Генералы Франко и Моло намерены навязать народу свой режим. Посол выражал опасение, что возникший в Испании кризис может ускорить наступление войны в Европе. Германия и Италия открыто помогают мятежным генералам. Многие дипломаты, отмечал посол, на их стороне. Между прочим советник американского посольства Галлат Джонсон тоже им симпатизировал. И все же посол предлагал не вмешиваться во внутренние дела Испании, ограничившись защитой интересов американских граждан22. Когда в сентябре в Испании расширились военные действия между республиканцами и войсками мятежников, посол писал Хэллу, что в Испании происходит настоящая европейская война, и США следует без колебаний проводить принятый политический курс — не принимать в ней никакого участия23. В этой связи надо отметить, что японский посланник в Мадриде в беседе с К. Бауэрсом подчеркнул, что, по мнению многих членов дипломатического корпуса, только США придерживаются строго нейтралитете в отношении испанских событий. В Токио это восприняли с удовлетворением и намерены следовать примеру администрации Вашингтона24. 16 сентября Бауэре сообщал Рузвельту о странном нейтралитете Франции. Положение премьера Леона Блюма неустойчивое. Позиция Великобритании постепенно меняется, ибо поставки Италией оружия Испании затрагивают вопросы, связанные с контролем над Средиземным морем. Поэтому британская дипломатия вынуждена маневрировать. Вместе с тем сам Бауэре вновь констатировал, что США защищают нейтралитет лучшим способом25. 23 сентября Бауэре еще раз телеграфировал из Мадрида госсекретарю К. Хэллу, что под предлогом спасения Испании от коммунизма генералы подавляют демократию в стране26. Это осуществляется открыто путем проведения массированных бомбардировок населенных пунктов германскими и итальянскими самолетами. Активно участвует в этом и Португалия. Фашистские державы, нарушая свои обязательства, поставляют в Испанию оружие, материальную часть для ведения военных операций, направляют специалистов. В то же время Франция полностью прекратила продавать самолеты и военные материалы республиканскому правительству. Такая позиция полностью отвечает интересам мятежников. Французский посол в Мадриде социалист Ж. Эрбетт, бывший посол в России, изменил отношение к правительству республиканской Испании и стал лояльно относиться к мятежникам. Вероятно, это объясняется ухудшением положения во Франции, неустойчивостью Народного фронта. Посол предполагал, что Россия может втянуться в борьбу в Испании и тогда в Европе разразится война, последствием которой явится победа либо фашизма, либо коммунизма. Англичане сначала относились к событиям в Испании безразлично, даже с симпатией к мятежникам, но затем стали задумываться о возможных последствиях. Абсолютный нейтралитет США вне всякого сомнения. Сотрудники посольства в Испании, согласно указанию госдепартамента, не принимают никакого участия в совещаниях дипломатов других стран. Бауэре заканчивал свое письмо словами: "Я считаю, мы будем продолжать нашу политику без отклонений. Это - серьезная европейская ссора, в которой нам не следует поддерживать никакую сторону"27. Германская дипломатия и пресса преднамеренно в это время широко обсуждали проблему колоний, требуя их возвращения. Летом Я. Шахт посетил Париж, где встречался со многими французскими государственными деятелями. Его миссия преследовала цель выяснить, насколько возможны возврат Германии ее колоний и ослабление напряженности отношений с Францией. Французы отнеслись к этому с сомнениями и колебаниями. Британцы не хотели возвращать Германии колонии, о чем открыто заявили 22 июля в палате общин при обсуждении вопроса о судьбе британских колоний. Министр по колониям заверил парламентариев в том, что никаких изменений в отношении колоний не предвидится. Р. Бингхэм информировал об этом госсекретаря К. Хэлла28. 18 августа Шахт в беседе с послом Доддом, выражая недовольство торговой политикой США в отношении его страны, заявил: "Германия требует возврата колоний и права на экспансию"29. Положение в Европе находилось в центре внимания дипломатов, политиков и многих общественных деятелей. Они с тревогой спрашивали, что будет с европейской цивилизацией, если возникнет всеобщая война, и главное, как можно предотвратить надвигающуюся катастрофу. 15 августа известный писатель Эмиль Людвиг направил президенту Рузвельту большой доклад о положении в Европе, составленный по просьбе самого президента (это предложение было сделано ему во время пребывания в США в конце 1935 г.). У Э. Людвига личность Фр. Рузвельта, как необыкновенного человека и политика, вызывала повышенный интерес. Задумав написать его биографию, он пристально изучал его жизнь, наблюдал за его деятельностью, встречался с ним, подолгу беседовал. Многие акции президента были не совсем понятны и ясны, особенно их последствия. Поэтому писатель, понимая ответственность и сложность задуманного плана, откровенно признался Рузвельту: "Для
31, — убежденно писал он. Немцы серьезно опасаются Соединенных Штатов. В их памяти еще свежи воспоминания о вторжении американской армии в Европу и ее участии в завершающих сражениях 1918 г. против немецких дивизий. Находясь под впечатлением захвата войсками вермахта Рейнской области, активности германской дипломатии и бездействия западных держав, он подчеркивал: "В настоящее время Америка должна попытаться воспрепятствовать подписанию договоров на конференции пяти держав без сотрудничества с Россией и Малой Антантой"32, и далее отмечал, что Германия на конференции постарается обеспечить себе условия для продвижения на Восток. Предположения писателя впоследствии подтвердились. Ознакомившись с докладом Людвига президент направил ему краткое письмо с благодарностью за интересные наблюдения, воздержавшись от высказывания своего мнения по затронутым вопросам33. С огорчением и разочарованием воспринял Людвиг ответ президента, так как Белый дом предпочитал только наблюдать за опасными политическими событиями в Европе. * * * Наряду с военными действиями в Испании внимание мировой общественности было привлечено к Нюрнбергу, где с 11 по 13 сентября происходил очередной съезд нацистской партии. На нем произносились агрессивные воинственные речи, свидетельствовавшие о подготовке Германии к войне вообще и против Советского Союза, в частности. Так, Гэсс, открывая съезд, заявил: "Германия выступает как мощный антибольшевистский фактор". Геббельс призвал к борьбе против большевизма и созданию международного антисоветского блока. Розенберг говорил об объединении сил для борьбы против большевизма и Советского Союза34. Сам Гитлер ограничился краткими митинговыми речами, критикуя западную демократию и коммунизм. Существенными чертами партайтага являлись провокационные, угрожающие выпады против СССР и призывы к созданию против него между народного блока. Они были рассчитаны на изоляцию Москвы и срыв франко-советского договора о взаимопомощи. Одновременно выступавшие выдвигали требования о возвращении Германии ее колониальных владений. 2 сентября в памятной записке об экономическом положении и милитаризации Германии Гитлер писал: "Темпы создания наших вооруженных сил и их размеры должны быть максимальными... Наша страна перенаселена, и мы не можем прокормить себя за счет собственной территории... В стране 6-7 млн безработных. Она нуждается в расширении жизненного пространства, сырьевой и продовольственной базе". В этой связи он поставил следующую задачу: в течение четырех лет германскую армию сделать боеспособной, а экономику перевести на военные рельсы. На съезде партии был декларирован четырехлетний план военно-экономической подготовки Германии. Гитлер сопроводил этот план указанием: " 1. Немецкая армия должна через 4 года быть подготовленной к военным действиям. 2. Немецкая экономика через 4 года должна быть способной к ведению войны"35. Накануне съезда, 4 сентября на совещании членов кабинета министров Герман Геринг заявил: "Столкновение с Россией неизбежно; все то, что сделала Россия в области реконструкции, мы тоже можем сделать"36. 18 октября был издан декрет о четырехлетнем плане развития Германии. Ответственным за его выполнение назначили Геринга. Ему были предоставлены широкие полномочия и права. Вся экономика страны была направлена на подготовку к войне и подчинена политическим интересам. На съезде присутствовали посланники Швеции, Чехословакии, Румынии, что свидетельствовало о росте страха этих стран перед гитлеровским рейхом. Дипломатов других стран на нем не было. Съезд нацистской партии произвел тяжелое впечатление на американского посла в Берлине У. Доддд, который придерживался либеральных взглядов, ненавидел нацизм и установленную Гитлером диктатуру в стране. 29 августа он записал в свой дневник: "Обстановка в Европе действует крайне удручающе на демократическую общественность. Гитлер установил неограниченную власть над 68 млн немцев, а Муссолини — над 42 млн итальянцев. В Польше, Австрии, Венгрии и Румынии правят фашисты. Австрийские дела решаются в Берлине и Риме. Муссолини помогает мятежнику Франко так же, как и Гитлер"37. Немецкая печать, по его словам, неистовствовала, публикуя враждебные статьи по отношению к России, нападки на которую "были самыми свирепыми за последние три года"38. 30 августа посол констатировал: в газетах продолжается развернутая кампания против России и коммунизма39. 31 августа он отправил в госдепартамент большой доклад о положении в Европе с просьбой при первой возможности ознакомить с его содержанием лично президента Рузвельта. В докладе отмечалось, что Германия быстро вооружается и готовится к войне. Около 60% населения одобряет политику Гитлера. Его эмиссар Шахт посетил Францию. Там он встретился с деловыми людьми, вел переговоры о торговле, о возврате колоний. Главной же целью его поездки было выяснение возможностей ослабления напряженности в отношениях Германии и Франции. Он доказывал, что войну избежать возможно только при их сближении. Этому содействовал французский посол в Берлине Андре Франсуа Понсэ, который надеялся также на примирение между двумя государствами.
Германская политика в Центральной и Восточной Европе, отмечал ДоМг имеет целью установление там контроля Берлина. Посланник в Вене Джордж Мессерсмит разделял эти взгляды. По его мнению, почти ничего нельзя изменить. Судьба Австрии предрешена после встречи Гитлера с премьер-министром Куртом Шушингом. Венгрия и Румыния стали больше ориентироваться на Германию. Характерно, что латиноамериканские посланники в Берлине, в частности представители Бразилии, Аргентины, Чили, Колумбии и Никарагуа, с симпатией относятся к фашистским порядкам, хотя продолжают положительно отзываться о политике США в западном полушарии. Додд констатировал рост тенденций к сближению Германии с Италией, их военную помощь Франко, совместную деятельность по установлению диктатур в других европейских странах. Красной нитью в докладе проходила мысль о враждебной политике Германии в отношении Советского Союза. В этом направлении ведется широкая кампания. Дипломатия Берлина всячески стремится ослабить значимость франко-советского пакта о взаимопомощи. В то же время Додд отмечал критическое отношение в Европе к американскому нейтралитету. Однако он воздержался от каких-либо рекомендаций, ограничившись констатацией фактов и описанием развития европейских событий не в пользу США40. В дни работы нацистского съезда, где его участники произносили воинственные речи, Додд записал в дневник, что выступления Гитлера, Геббельса и Розенберга направлены к тому, чтобы объединить все силы для свержения государственного строя России. Гитлер нападает на демократию, ведет себя вызывающе и оскорбительно по отношению ко всем народам Европы, запугивает их войной, собирается установить свое господство над всей Центральной Европой41. После съезда 16 сентября Додд беседовал с ответственным сотрудником министерства иностранных дел Гансом Дикгофом о позиции Германии, Италии, Португалии в отношении Испании, о выпадах Гитлера против советского правительства, возможности отзыва Москвой посла из Берлина. Находясь под впечатлением от услышанного, Додд посетил советское полпредство и беседовал с Я.З. Сурицом, который сказал, что выпады рейхсканцлера против Советского Союза преследовали цель вынудить Францию расторгнуть договор с Москвой, побудить Англию, Францию и Италию присоединиться к Германии и Италии с целью изоляции СССР. Додд высказал мысль, что Гитлер намерен аннексировать Литву, Латвию и Эстонию и это произойдет как только будет аннулирован договор между Россией и Францией о взаимопомощи42. Анализируя обстановку в Европе, 21 сентября Додд телеграфировал Рузвельту, что Гитлер стремится к подчинению Балкан и распространению своего контроля над Австрией, Чехословакией, Венгрией и Румынией
ей. 8 октября он в очередной раз уведомлял госдепартамент об опасности приближающейся войны в Европе, которая, по его мнению, может начаться через год или два. Гитлер и Муссолини намерены установить свое господство над Европой, считая, что Англия и Франция беспомощны44. Заметим, что 26 сентября Додд информировал Вашингтон о проведении крупных военных маневров с участием Гитлера в качестве главнокомандующего вначале на одной стороне, затем на другой. "Вся Европа следит за ними с величайшей тревогой". Нидерландский посланник в этот день сказал Додду* Германия намерена аннексировать в подходящий мо мент Нидерланды, Швейцарию; если США, Англия, Франция не будут действовать совместно, чтобы сохранить мир, новая мировая война станет неизбежной45. 16 октября Додд писал лично Рузвельту из Берлина, что после партийного съезда Гитлер, Геббельс и Розенберг развернули широкое наступление против демократии. Между тем европейские страны не протестуют. Посланники Чехословакии, Швеции, Дании, Голландии и Швейцарии в Берлине говорили, что Лига наций и международный суд потеряли значимость. При такой пассивности Великобритании и Франции Гитлер может аннексировать Балканы, а Италия установит протекторат над Испанией46. В письме посол вновь подчеркивал преследующую его мысль, что "Гитлер и Муссолини намерены установить контроль над всей Европой"
47. Вместе с тем, отмечал он, нельзя не учитывать широкие связи более 100 американских корпораций с германскими фирмами. Такие компании, как "Стандарт Ойл Компани", "Дюпон", "Дженерал Моторс", "Форд", "Интернэшнл Харвест Компани", и другие заинтересованы во вложении капиталов в военные отрасли промышленности. Поэтому посол советовал президенту обсудить с торговым атташе США в Германии Дугласом Миллером масштабы и формы сотрудничества американских фирм с германскими компаниями. Письмо заканчивалось словами: цивилизация в опасности и ее можно спасти только при сотрудничестве Европы и США48. Не разделяя взглядов изоляционистов, Додд считал своим долгом объективно и своевременно информировать Белый дом о назреваемом политическом кризисе в Европе и предупреждал о возможных последствиях невмешательства США в европейские дела. Обеспокоенный посол беседовал с полпредом Я.З. Сурицом, который понимал и правильно оценивал серьезность ситуации. Наблюдая за происходившим съездом, возмущенный полпред предложил Москве заявить резкий протест Берлину, приостановить поставки стратегического сырья в Германию. Но в Наркомате иностранных дел было принято иное решение: ноты протеста не посылать, а в прессе выступать против развернувшейся в Германии антисоветской пропаганды49. В беседе с американским послом Суриц сказал, что антисоветские речи в Нюрнберге вызвали глубокое возмущение в официальных кругах Москвы, хотя они не явились неожиданными50. Додд в ответ заметил: "Нюрнберг вооружил против себя всю Америку"51. Тревога американского посла и оценка им положения в Европе отражали реальность. Его взгляды часто совпадали с мнением советских дипломатов, которые летом 1936 г. констатировали усиление активности германской дипломатии в отношении стран Центральной Европы, в первую очередь Австрии и Чехословакии. В связи с заключением 11 июля соглашения между Германией и Австрией, полпред в Австрии И.Л. Лоренц получил 17 июля телеграмму из НКИД, которая гласила: "Австрия включена в орбиту Германии, ее экономическую сферу. Австрийская армия скоро будет превращена в филиал рейхсвера — это только вопрос времени"52. Два дня спустя замнаркома Н.И. Крестинский в инструкциях для полпреда Я.З. Сурица, подчеркивая успехи германской дипломатии в переговорах с Австрией, указывал, что теперь Вена будет ориентироваться на Берлин, а не на Рим. Через год или два Германия присоединит Австрию и далее будет продвигаться на Балканы53. Соглашаясь с такой оценкой, Суриц отмечал, что германо-австрийское соглашение "широко раскрывает двери для проникновения в Австрию германского влияния и облегчает позднейший аншлюс"54. Такого же мнения придерживался и полпред в Вене И.Л. Лоренц, который сообщал в НКИД, что австро-германское соглашение неминуемо приведет к усилению влияния Германии в Австрии. За долгие годы своей дипломатической службы Я.З. Суриц никогда не встречал ничего подобного тому, что происходило на съезде в Нюрнберге. Он глубоко переживал, возмущался столь массированной, преднамеренно продуманной враждебной антисоветской кампанией. Донесения Сурица из Берлина были полны тревоги и опасений нарастанием воинственности в правительственных кругах нацистов. Особенно он был возмущен враждебными выпадами на съезде партии в адрес СССР, открытыми заявлениями о подготовке войны против него, намерениями объединить Европу с целью его изоляции. Он предлагал правительству объявить бойкот Германии, прекратить торговлю с ней. Правительство воздержалось от этого, ограничившись полемикой в печати. Разумеется, советское руководство не было пассивно. Оно сделало соответствующие выводы и предприняло конкретные действия. Осенью советское командование провело военные маневры в Белоруссии, на Украине с участием наркома К.Е. Ворошилова. Они состоялись 7—17 сентября, в дни, когда в Нюрнберге проходил съезд нацистской партии. Возможно, это было не случайно, С 27 сентября по 5 октября прошли маневры Балтийского флота. На них также присутствовал Ворошилов. Нарком остался доволен итогами учений. В письме Г.К. Орджоникидзе 16 октября он отмечал, что в армии произошли большие изменения, она значительно модернизирована, оснащена новым оружием и техникой, усовершенствована в связи с уровнем боеспособности вероятного противника. "Маневры по всей РККА, — писал он, — прошли лучше, чем в прошлые годы — народ вырос, увереннее владеет техникой. Военная техника показала себя, как правило, очень хорошо, в отдельных случаях блестяще, но... были кое-какие срывы, дефекты... Коротко говоря, еще годик, другой, и мы можем прямо сказать буржуазии: а теперь пожалуйте"55. Как видно, довольный нарком полагал, что через год армия будет готова к войне. То было большое заблуждение. По-иному оценивали ситуацию во внешнеполитическом ведомстве, которое было проникнуто пессимизмом и оправданным беспокойством. И это понятно, так как в Москву поступала информация о широких приготовлениях Германии к войне, отказе ее от ограничительных положений Версальского договора, милитаризации экономики, воссоздании вермахта, строительстве надводного и подводного военного флота, о быстром темпе производства самолетов. Одновременно в прессе шла идеологическая подготовка к войне, пропаганда идей превосходства немецкой расы и необходимости завоевания для нее "жизненного пространства" на Востоке. В Германии делались практические шаги к созданию мощного военного потенциала страны, военно-государственной машины, ориентированной на войну, завоеванию чужих земель и территорий. Анализируя напряженную ситуацию в Европе и целенаправленность дипломатии Берлина, нарком Литвинов 7 сентября, в канун открытия съезда нацистской партии, направил докладную записку Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу о тревожном положении в Европе56. Он отмечал быстрое вооружение Германии, беспокойство в Праге, которая не была уверена в получении военной помощи от Франции в случае вторжения германской армии. Поэтому в официальных кругах Чехословакии наблюдались капитулянтские настроения. Прага, считал нарком, сомневается в действенности франко-советского и чехословацко-советского пактов взаимной помощи, так как за пактами должны были последовать военные конвенции, но этого не произошло. Как известно, ни Париж, ни Прага не сделали в этом направлении никаких шагов. Правда, со стороны военных представителей Чехословакии была предпринята робкая инициатива во время их пребывания в СССР, но безуспешно. По мнению наркома, следовало бы выяснить позицию Франции и Чехословакии по поводу заключения военной конвенции. Для этого необходимо предложить переговоры на уровне штабов армий трех стран, разработать разные варианты взаимной помощи. Далее Литвинов спрашивал: не наступило ли время для объединения и консолидации всех сил Европы, разрозненных пактов и союзов в единый оборонительный блок против Германии? В него следовало бы включить Францию, Чехословакию, Румынию, Югославию и Турцию, ведь население этих стран насчитывает 275 млн человек. Этот союз "мог бы побудить Германию образумиться и изменить свою политику"57. Изложенный план отражал стремление Литвинова еще раз попытаться объединить страны Восточной Европы против экспансии Германии. Но в это уже мало кто верил после неудачи создания Восточного пакта. Между тем опасность изоляции Советского Союза в Европе нарастала, не в последнюю очередь благодаря деятельности германской дипломатии. Нарком Литвинов получал от полпредов тревожную информацию, как, например, одно из писем Я.З. Сурица из Берлина. Оно было предельно откровенным и выражало глубокий пессимизм и неудовлетворенность отношением к Советскому Союзу в Европе. Анализируя ситуацию, Суриц в октябре 1936 г. писал Литвинову: "Общее международное положение в Европе очень мрачно, перспектива его развития должна расцениваться лишь наиболее пессимистично... СССР все ненавидят и все боятся. Международные отношения СССР с другими странами сейчас в Европе весьма плохи, и очень мало или почти нет никаких надежд на их улучшение. Дело идет к развязке, государства чувствуют, что нет иного выхода"58 (курсив Сурица. — Г.С.). Полпред Суриц, по-видимому, находился под впечатлением внешнеполитических действий Берлина и настойчивых усилий дипломатии Гитлера договориться с Англией и Францией, а также предпринятыми ими шагами в Варшаве и Праге. Характерно, что после воинственных речей на нацистском съезде в Лондоне и Париже стали больше проявлять интерес к заключению так называемого Западного пакта вместо договоренностей, достигнутых в Локарно пятью державами. 16 сентября министр иностранных дел Франции Ивон Дельбас предложил британскому коллеге А. Идену созвать конференцию этих пяти государств, чтобы обсудить на ней положение в Европе и разработать в духе Локарно систему взаимных гарантий территориального статус-кво. Форин оффис разослал этим странам документ о дипломатической подготовке такой конференции. Но тщетно
но
59 . К этому моменту единение Германии с Италией становилось более тесным, чего нельзя было сказать об отношениях Англии с Францией. Взоры Муссолини были устремлены в сторону Берлина, где также желали союза с дуче в связи с планами касательно стран Центральной и Восточной Европы, в первую очередь Австрии. Гитлеровская дипломатия целенаправленно вела переговоры с Римом. В октябре итальянский министр иностранных дел Галеадцо Чиано посетил Берлин, где встретился с Гитлером и Риббентропом. Между ними была достигнута договоренность о признании аннексии Эфиопии Италией, о поддержке правительства Франко, о разграничении сфер экономической экспансии на Балканах и в Дунайском бассейне. Нейрат и Чиано 23 октября подписали конфиденциальный "берлинский протокол". Стороны согласились координировать свою политику по вопросам их отношений с Англией и Францией, путем переговоров разрешить спор о сферах влияния на Балканах и совместно бороться против коммунистической пропаганды. Незадолго до этого, 21 июня, было подписано германо-итальянское торговое соглашение. Сближение между Италией и Германией использовалось обоими государствами в значительной степени как средство давления на Англию. Официальные представители Германии говорили англичанам, что они вынуждены идти на установление более тесных контактов с Италией вследствие изоляции и Берлин готов в любой момент отказаться от сближения с ней в случае установления дружественных отношений между Великобританией и Германией. Цель же Муссолини состояла в том, чтобы склонить Германию поддержать Италию в признании Англией захвата Эфиопии и отказаться от господства на Средиземноморье. Особенность ситуации заключалась в том, что в это же время продолжалось усиленное проникновение Германии в страны Центральной Европы и на Балканы. Экспансия, как экономическая, так и политическая, сопровождалась ослаблением итальянского влияния, но Рим вынужден был мириться с этим, уступая натиску германского капитала. Тем не менее в целом между этими двумя странами существовала общность интересов. Испанская проблема являлась цементирующим началом, показав совпадение их намерений и планов. "В Берлине было констатировано, что оба правительства желают одного и того же, думают одно и то же и будут продолжать одно и то же"60, — отмечал 5 ноября полпред в Риме Б. Штейн. Италию и Германию объединяли также антисоветская политика, борьба против создания системы коллективной безопасности в Европе. В ноябре 1936 г. Муссолини, выступая в Милане, поспешил провозгласить "начало новой эпохи". Гитлер назвал дуче государственным деятелем мирового масштаба. Безмерно довольный Бенито Муссолини, непомерно тщеславный и властолюбивый, мечтавший о возрождении Римской империи, в ответ заявил, что заключенное соглашение в Берлине представляет "ось", вокруг которой будут вращаться другие европейские государства61. Но Гитлер одновременно вел переговоры и с Токио. * * * Для осуществления экспансионистских планов Гитлеру важно было иметь союз не только с Италией, но и с Японией. Начиная с 1934 г. рейхсканцлер начал думать о сближении с Японией, рассматривая ее как важного и долговременного стратегического союзника в борьбе за территориальный передел мира. В Берлине полагали, что такой альянс побудит Англию и Францию больше считаться с Германией в случае военного конфликта в Средиземноморье и на Дальнем Востоке. В свою очередь Япония рассчитывала на помощь Германии при проведении политики в Азии, направленной против СССР, Китая, Англии, Франции и США. В поисках именно стратегического союзника в июне 1935 г. германский дипломат Гаку посетил японского военного атташе в Берлине полковника Осима и предложил ему обсудить возможность заключения германо-японского соглашения. Эта идея нашла отклик в Токио. Начались переговоры. К сере дине 1936 г. в министерстве иностранных дел Германии был выработан проект соглашения с секретным приложением. 24 июня японский МИД дал в основном положительное заключение, но все еще оставались разногласия. Для их устранения требовалось некоторое время. Положение Японии в мире в то время было не совсем благоприятным. Ее отношения с Советским Союзом оставались напряженными. 17 июня советник полпредства Н.Я. Райвид в докладе о внешней политике Японии отмечал обострение ее противоречий прежде всего с СССР, Китаем, а также США и Англией на фоне ее военного и политического сближения с Германией. По его мнению, возможно соглашение японского и германского генштабов, хотя и нет еще оформленного военного союза. Правительство Коки Хирота будет стремиться к усилению вооружения армии и флота, расширению военно-промышленной базы для внешней экспансии в Северном Китае, подготовке там второй военной акции. "Основной удар японской агрессии, — говорилось в докладе, — по-прежнему направлен против Китая при одновременном чрезвычайном усилении военной подготовки всей страны к решающему столкновению с СССР"62. Южное направление остается второстепенным. Такова была оценка полпреда в Токио политики Японии. В НКИД с этим были согласны63. Однако чем дальше, тем больше возникало вопросов об истинных мотивах действий японской дипломатии. Вскоре после своего назначения в апреле министром иностранных дел X. Арита в интервью с иностранным корреспондентом на вопрос о возможности японо-советской войны заявил: "Я не считаю положение настолько серьезным, что может начаться война"64. На вопрос, не предполагает ли Япония заключить союз с Германией, последовал ответ: "Нет, правительство не думает об этом". Но в то время в Берлине уже активно шли переговоры именно о заключении японо-германского союза. В апреле Арита выступил в парламенте, заявив, что Япония нуждается в рынках сырья и сбыта товаров, она намерена вести переговоры с Китаем по вопросам признания Маньчжоу-Го, совместной борьбы против коммунизма и стабилизации в Восточной Азии. Премьер-министр Хирота заявил в парламенте о слишком быстром росте советской обороноспособности на Дальнем Востоке. Военный министр генерал Терауци на секретном заседании парламента на вопрос, насколько правильно, что японские политики и военные против заключения пакта о ненападении с Советским Союзом, сказал: "Военные прежде были против пакта. Мы не думаем, что предложение СССР о заключении пакта имеет большое значение"65. Крупнейшие политические партии — минсэйто и сэйзокай — являлись экспансионистами и сторонниками сильной Японии. Они требовали активных действий в Китае, удерживая Японию от опасной и непопулярной в стране войны с Советским Союзом66. Нельзя также было не принимать во внимание заявление главы японской делегации Макияма, который, отправляясь в Венгрию, заявил, что отношения Японии с СССР находятся в критическом состоянии и Москва должна эвакуировать свои вооружения с Дальнего Востока, а "если СССР будет продолжать вызывающую политику, война неизбежна"67. Ознакомление с докладом советника Н.Я. Райвида, а также другими материалами побудило 26 июня заместителя наркома Б.С. Стомонякова направить письмо полпреду в Токио К.К. Юреневу, в котором обращалось внимание на усиление враждебности военно-экстремистских кругов Японии к СССР. Он интересовался ситуацией в правительстве и армии, промышленных и торговых кругах, настроениями военных в отношении Советского Союза, Англии и США, а также их взглядами на европейские дела. Спустя месяц, 28 июля, Стомоняков отмечал, что в руководящих кругах Японии неоднозначно оценивают средства достижения военно-политических целей. Разногласия между наиболее разумной частью делового мира и экстремистскими элементами касались вопроса о темпах осуществления экспансионистской программы Японии. Многие видели слабость страны в ограниченности ее ресурсов. Отсюда напрашивался вывод: не следует проявлять поспешность в осуществлении внешнеполитической программы. Особенность положения в стране состояла в том, что после февральских событий враждебность определенной части японской военщины к СССР усиливалась; экстремистам удалось внушить довольно широким кругам в стране мысль об опасности, которую представляет Советский Союз для Японии с точки зрения вооруженной мощи на Дальнем Востоке68. В этих условиях необходимо, отмечал Стомоняков, постараться урегулировать отношения на советско-маньчжурской границе. В свое время К. Хирота предлагал образовать пограничные комитеты для демаркации границ, но затем потерял к этому интерес так же, как и министр иностранных дел Харито Арито, тесно связанный с военными кругами. Передовая "Известий" от 18 июня, рассчитанная на то, чтобы оказать в какой-то мере воздействие на японскую общественность и побудить этим правительство Хирота пойти на переговоры с целью урегулирования пограничных вопросов, не оправдала надежд — она не была опубликована в Японии. Для улучшения советско-японских отношений Москва решила вступить в переговоры с адмиралом Сакоидзи, председателем правления Северосахалинского нефтяного общества, по вопросам урегулирования спорных вопросов, касающихся японской нефтяной концессии на Северном Сахалине. Возможно, это смягчило бы напряженность на Дальнем Востоке69. Интересно отметить, что в это время положение на советском Дальнем Востоке привлекало внимание и бывших дипломатов царского правительства России, проживавших в эмиграции в Париже. 17 июня руководитель Совета послов известный дипломат В А. Маклаков обратился с личным письмом к Д.И. Абрикосову, который жил в Токио. До 1917 г. он был послом в Японии, считался ее знатоком. Крайне враждебно относился к Советам. Маклаков констатировал огромный интерес в Европе к Дальнему Востоку, он "больше, чем когда бы то ни было"70. В этой связи он спрашивал Абрикосова: каково соотношение сил противников, может ли Япония одержать победу над Россией в случае возникновения войны и какую позицию займут США к ней. Он просил объективно и субъективно оценить ситуацию. 8 июля Абрикосов прислал Маклакову пространное письмо, в котором признавал, что ему совершенно неизвестны силы советских вооруженных сил на Дальнем Востоке, которые, по его мнению, трудно снабжать в течение длительного времени. Между тем, как утверждают иностранные военные агенты, "советское правительство сосредоточило на Дальнем Востоке весьма серьезные силы, что эта армия прекрасно вооружена, что вся пограничная полоса покрыта рядом солидных укреплений и что с точки зрения авиации Красная Армия имеет значительное преимущество над японцами"71. Такого же мнения придерживаются японцы, лихорадочно модернизируя армию и вооружение, расходуя на это почти половину бюджета страны.