Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936
Шрифт:
37. Характерно, что в интервью не были затронуты вопросы сотрудничества двух стран по предотвращению угрозы войны и обеспечению всеобщего мира. Собеседники не касались торговли и экономических связей, неиспользованных возможностей в этой области. Ни Говард, ни Сталин не упомянули о долгах и кредитах. Не была дана общая оценка советскоамериканских отношений. Беседа ограничилась по существу обсуждением главным образом соглашения о пропаганде, которое, по мнению Сталина, трактовалось слишком расширительно. С юридической точки зрения он был прав. Вопрос об американской компартии и деятельности Коминтерна, о русских эмигрантах, по которому шла полемика между собеседниками, по существу не относился к соглашению. И Сталин подчеркивал именно эту мысль. Интервью Сталина осветило почти все спорные вопросы советскоамериканских отношений38, — отметил 13 апреля 1936 г. Трояновский в письме Литвинову. Оно было опубликовано почти во всех американских газетах и имело большой резонанс. Только пресса Херста дала его в сокращенном виде. Заявление Сталина об отказе от идеи мировой революции прозвучало сенсационно. В американской печати высказывались разные предположения и догадки, хотя большинство сомневалось в искренности его слов, считая, что они продиктованы тактическими соображениями. В целом ответы Сталина произвели впечатление на американскую общественность, особенно обещание о готовности советского правительства оказать помощь Монгольской Народной Республике в случае нападения Японии на нее. Газета "Вашингтон Дейли Ньюс" опубликовала 4 марта 1936 г. статью "Сталин готов вступить в войну с Японией в защиту Монголии". Через два дня "Морнинг Орегониен" в передовой писала по поводу интервью Сталина: "Теперь советское правительство объявило, что оно будет сопротивляться без уступок". В тот же день "Лос-Анджелес" отмечала, что Япония может встретить сильную армию в лице России. 3 марта Буллит отправил большое письмо Рузвельту, в котором выразил восторг поведением Роя Говарда, сосредоточившего столь большое внимание на невыполнении советским правительством соглашения о пропаганде. По его мнению, для Сталина важно было сделать заявление Говарду о решимости Советского Союза оказать помощь Монгольской Народной Республике в случае, если она станет жертвой японской агрессии. Этот вопрос привлекал многих государственных деятелей и политиков. Самого же Буллита в это время занимал также вопрос о возможном военном столкновении Германии с Советским Союзом. Поэтому Говард так настойчиво спрашивал у Сталина, с каких позиций и в каком направлении будут действовать германские войска против СССР, не имея с ним границ. Ведь Польша выступала против использования ее территории для этих целей. Буллит полагал, что германское командование могло бы для наступления на Советский Союз воспользоваться Прибалтикой. Но наиболее удобным плацдармом для немцев оставалась территория Польши. Буллит отмечал, что если немцы не будут иметь сотрудничества с поляками, то не смогут успешно атаковать Советский Союз. Берлину, по его мнению, нужно сначала аннексировать Австрию, установить контроль над Чехословакией, а после этого и поляки вынуждены будут изменить позицию и отношение к Германии39. Буллит высоко оценил интервью Сталина с Говардом. Особенно он был доволен предупреждением о том, что если в какой-либо форме произойдет еще раз история с Коминтерном, как в августе 1935 г., США немедленно порвут дипломатические отношения с СССР40. Литвинов в беседе с Говардом 2 марта сказал, что советско-американские отношения могут нормально развиваться, если только Буллит не будет столь враждебно относиться к деятельности Коминтерна41. 7 марта министр иностранных дел Франции Фланден сказал полпреду В.П. Потемкину, что заявление Сталина американскому журналисту Говарду является своевременным предупреждением Японии; оно спокойно и проникнуто уверенностью. Положительная оценка франко-советского договора Сталиным показала твердую решимость развивать сотрудничество с Францией в интересах безопасности и мира в Европе. Его слова о невмешательстве СССР во внутреннюю жизнь других стран опровергают распространяемые в прессе инсинуации противниками пакта о взаимопомощи.
Политический кризис в Европе и позиция США
В то время, когда в мировой печати широко обсуждалось интервью Сталина о положении на Дальнем Востоке, в Европе разразился политический кризис. 7 марта Гитлер ввел войска в демилитаризованную Рейнскую зону, односторонне нарушив Локарнский пакт и Версальский договор. Эпицентр новой войны явственно обозначился в центре Европы. Германия бросила вызов европейскому сообществу. По Локарнскому пакту она обязалась поддерживать статус-кво на границах с Бельгией и Францией, но демонстративно его нарушила. Население третьего рейха выражало энтузиазм по поводу действий
Характерно заявление итальянского посла Аттолико: Англия вела себя как адвокат Германии, последняя выиграла дипломатическую игру вследствие нерешительности Франции. Британский посол Э. Фиппс, оправдывал позицию Лондона: для рекомендации санкций против Германии у Лиги не было юридических оснований. К ним отрицательно относятся Италия, соседи Германии, не исключая Чехословакии. Поэтому остается путь компромиссов. Опасность войны устранена. Нужно думать о возможности созыва конференции в мае.
Британские политики видели, что Германия быстро набирала силы, вооружалась, рассчитывая на безнаказанность действий; она целеустремленно стремилась к установлению своего господства в Европе. Ее руководители открыто заявляли о намерении овладеть европейским континентом, захватить и освоить "жизненное пространство" на Востоке. В Лондоне были не против предоставить Гитлеру свободу рук в его продвижении в восточном направлении при условии сохранения Британской империи. В Великобритании многие уверовали в реальность и выгодность такой политики. Она казалась вполне приемлемой и отвечала ее интересам. 18 марта Потемкин выразил решительные возражения в связи с обсуждением в правительственных кругах Франции вопроса о передаче в Гаагу в Международный суд урегулирование спора о советско-французском пакте. Он предупредил о возможности принятия советским правительством радикальных мер в отношении договора. События принимали серьезный оборот. На следующий день глава правительства Сарро доверительно сказал Потемкину: Япония и Германия динамичны и агрессивны, между ними началось сближение и в будущем планируется военный союз. "Японцы хотят устроить кровопускание СССР на Востоке, они собираются отвлечь туда силы СССР. Тогда Германия, уверенная, что Франции никто не придет на помощь, обрушится на нас всей своей тяжестью"17. Такова стратегия Берлина. Исходя из этого, Франции и СССР, возбужденно сказал он, необходимо тесное сотрудничество в интересах обеспечения мира18. Поскольку, как уведомил Потемкина глава французского правительства, группа сенаторов настаивала на перенесении в Гаагу спора между Германией и Францией по поводу советско-французского пакта, Литвинов направил телеграмму лично И.В. Сталину, в которой сообщал о демарше локарнских держав (Англии, Бельгии и Италии). "Идея исходила от французов, поэтому воспрепятствовать этому трудно, но можно попытаться исправить. Если французы и англичане будут спрашивать, чего мы добиваемся конкретно от Гитлера, можно выдвигать идею взаимного гарантирования балтийских государств, либо заключения советско-германского пакта о ненападении. Прошу указаний"19. На свой запрос нарком получил инструкцию, представлявшую решение политбюро. В ней говорилось: "Надо потребовать восстановления Восточноевропейского пакта и присоединения Германии к советско-французскому пакту о взаимопомощи. Если не будет решен вопрос о Восточной Европе, тогда авторитет Лиги наций падет, Советский Союз будет увеличивать армию и авиацию. В качестве компромисса готовы будем пойти на заключение с Германией пакта о ненападении"20. Но это решение было запоздалым и мало реальным. Оно мало учитывало действительное положение дел. В эти же дни заместитель наркома Н.Н. Крестинский встретился в Москве с главным редактором газеты "Тан" Ж. Шастенэ и на его вопрос о позиции СССР в отношении европейской ситуации ответил: "Выступление Германии затрагивает прежде всего интересы Франции, Союз готов ее поддержать". Шастенэ спросил, каким образом Советский Союз может оказать помощь Франции. Этот вопрос, ответил Крестинский, должны решать генеральные штабы обеих стран, но пока переговоров об этом не было. Действия советского правительства необходимо будет согласовывать с другими союзниками Франции в Европе, в частности с Польшей, на которую трудно рассчитывать21. У советского руководства возникли серьезные сомнения в действенности франко-советского пакта о взаимопомощи. Он долго не ратифицировался Национальным собранием — 9 месяцев. Слишком сильны и влиятельны были силы сопротивления. Когда Гитлер в марте спокойно ввел войска в Рейнскую область и Франция не предприняла никаких шагов, тогда еще больше усилилось неверие в действенность и эффективность договора в случае, если Германия предпримет наступление в направлении Восточной Европы. При встрече с главой правительства В.М. Молотовым Шастенэ спросил об отношении советского правительства к военной оккупации Рейнской области. Это, ответил Молотов, — угроза прежде всего Франции и Бельгии. Позиция СССР изложена в речи Литвинова в Лиге наций, и правительство готово выполнить свои обязательства по договору и с учетом европейской ситуации. На вопрос Шастенэ о характере сотрудничества и контактов между генеральными штабами двух стран глава советского правительства ответил, что этим должны заниматься военные специалисты.
В заключение В.М. Молотов сказал, что после интервью Сталина наметились признаки некоторого улучшения советско-японских отношений, появились новые факты о намерении японцев выступить против Внешней Монголии нет22. Беседа показала, что отношения Советского Союза с Францией не получили должного развития. Подписание договора о взаимной помощи затянулось и произошло лишь под давлением общественности Франции, в связи с усилением военной угрозы Германии и благодаря активной деятельности советской дипломатии. Палата депутатов ратифицировала его лишь 27 февраля, а сенат 12 марта. Характерно, что предварительные переговоры о военном сотрудничестве СССР и Франции встретили сопротивление. В Париже не хотели идти на военное сотрудничество с Москвой. В марте в Лондоне состоялось совещание представителей Англии, Франции и Бельгии. Участники договорились о новой встрече локарнских держав, которая должна состояться под эгидой Лиги наций. Но Берлин отклонил это предложение. Тщетными оказались и попытки Франции договориться с Англией23. Гитлер удачно выбрал время для вторжения в Рейнскую зону, воспользовавшись разногласиями между Францией и Англией. Он был уверен, что оно не встретит препятствий со стороны Франции, а тем более Англии и Италии. Гитлер хорошо знал, что у Англии не было желания ему противодействовать. Париж оказался в растерянности. Нерешительность и пассивность парализовали политиков и военных лидеров Франции, возлагавших большие надежды на Англию. Нерешительность и робость Франции в отношении Германии объяснялась не только примиренческой позицией британского правительства и боязнью Парижа лишиться такого союзника, как Великобритания. Главной причиной было положение в самой Франции, раздираемой внутренними противоречиями и разногласиями, политической борьбой между партиями накануне парламентских выборов, а также нежелание и боязнь высшего военного командования вступать в вооруженный конфликт с Германией. Никто из политиков не хотел предстать перед избирателями сторонниками войны. Союзники Франции также не склонны были обострять отношений с Берлином. Упования на поддержку СССР оказывали мало воздействия, ибо противники франко-советского пакта о взаимопомощи преднамеренно подчеркивали отдаленность Советского Союза, отсутствие общих границ, недостаточную подготовленность его армии к наступательной войне, трудности переброски советских вооруженных сил, невысокую скорость советских самолетов. "Если к этому добавить, — отмечал В.П. Потемкин, — инсинуации, что СССР сознательно толкает европейские государства к войне, что он продолжает подготовлять мировую революцию, что он уклонится от помощи Франции в решительный момент, что к тому же ему самому придется отбиваться от Японии, то вполне ясной станет та атмосфера сомнений, страха, недоверия и колебаний, в которой приходится действовать французскому правительству в данный критический момент"24. Какую же позицию занимали США в отношении нарушения Германией договоренностей, достигнутых в Версале и Локарно? Президент Рузвельт, госдепартамент и лично Хэлл получали обширную информацию о положении в Европе, нарастании опасности со стороны Германии и приближении политического кризиса на континенте. Дипломатия США внимательно следила за этим. Из Германии постоянно поступала информация о жизни страны, внутренней и внешней политике, ее военных приготовлениях. Огромным информационным материалом обеспечивали госдепартамент посол У. Додд и советники25. К тому же в Германии было около двадцати корреспондентов американских газет; они являлись опытными сборщиками новостей об экономической и политической жизни государства, дипломатии Берлина. Поэтому вести о вводе немецких войск в Рейнскую зону не были неожиданностью для официального Вашингтона. В частности, речь Гитлера 7 марта о посылке немецких солдат (около 30 тыс.) в демилитаризованную Рейнскую зону, о расторжении Локарнского пакта представителем министерства иностранных дел была вручена американским корреспондентам накануне его выступления. Она продолжалась полтора часа. В течение пятнадцати минут рейхсканцлер критиковал франко-советский договор о взаимопомощи и пытался доказать, будто опасность Германии исходила от Чехословакии26. 26 февраля посланник Э. Гренвилл писал Рузвельту из Гааги о военных приготовлениях в Европе, в том числе о быстром возведении Голландией фортификационных оборонительных сооружений на своих границах. Германия быстро вооружается. Гитлер ведет кампанию против Франции, но главное его внимание сосредоточено на России, Польше и Чехословакии. Эти страны больше привлекают дипломатию Берлина в связи с обсуждением франко-советского пакта о взаимопомощи27. На следующий день американский посланник в Осло А.Д. Биддл сообщал Рузвельту о перегруппировке сил в Европе. С одной стороны, Германия, Япония и Италия, писал он, вооружаются и требуют передела мира. Они затрачивают на это огромные средства. С другой — Англия и Франция действуют нерешительно. Польша, занимая важное стратегическое положение, поддерживает баланс сил между Германией и Россией. Некоторые дипломаты полагают, что она присоединится к итало-германской группировке, но отдельные аналитики склонны думать о включении ее со временем в англо-франко-советскую комбинацию. От этого зависит во многом развитие событий в Европе. Касаясь франко-советского пакта, посланник отмечал, что французы сомневаются в его действенности, а в Берлине обеспокоены им, особенно в военных кругах, так как Германия не готова к войне — по крайней мере в течение двух предстоящих лет. В самом генеральном штабе вермахта, отмечал посланник, идет борьба по вопросу темпов перевооружения и степени готовности страны к войне. Во внешней политике Германии оп ределилось два течения: одни настаивают на экспансии за счет соседних государств, другие выступают за возврат прежних колоний. Во Франции обострилась борьба вокруг франко-советского пакта о взаимопомощи в связи с предстоящей ратификацией его в Национальном собрании28. В связи с вводом Гитлером дивизий в Рейнскую область американский посол в Лондоне Бингхэм был вызван в Вашингтон для консультации. По прибытии он выступил в клубе "Заграничных писателей", где поделился со слушателями своими впечатлениями о положении в Европе. Он заявил об изменении настроения в правительственных кругах Великобритании. Вероятно, ее противником в будущем станет Германия. И тут же многозначительно добавил: "Гитлер в первую очередь нападет на Советский Союз"29. Эта информация была передана Н.Н. Крестинскому. За неделю до вторжения немецких войск в демилитаризованную Рейнскую зону, 29 февраля, президент Рузвельт подписал билль о продлении закона о нейтралитете до 1 мая 1937 г., который США приняли в августе 1935 г. при обозначившейся оси Берлин —Рим и противостоянии им Великобритании и Франции, после заключения договоров о взаимопомощи СССР, Франции и Чехословакии. Т.е. утверждение американским конгрессом политики нейтралитета произошло в ответственный момент, когда происходили серьезные перемены в расстановке сил на европейском континенте. Этим актом Америка ослабила позиции Лиги наций в деле обеспечения всеобщего мира. В тот же день состоялась беседа посла У. Додда с министром иностранных дел Германии Константином фон Нейратом о европейской ситуации. Министр заявил, что Германия могла бы возвратиться в Лигу наций, но при условии, если западные державы вернут ей колонии, разрешат ввести войска в Рейнскую зону и согласятся на уступки в отношении военноморских сил. На вопрос о подготовке союза Германии с Японией Нейрат уклонился от ответа, заметив, что пока такого союза нет, Германия не вступит в войну с Россией в случае японо-советского вооруженного конфликта. С последним посол Додд не согласился, так как многое свидетельствовало о связи Германии с Японией. Собеседники уделили внимание франко-советскому пакту. Министр признал, что этот пакт по своим условиям не агрессивен, ибо России не под силу вести войну за ее пределами, так как ее войска, несмотря на их многочисленность, не способны вести наступательную войну. Посол согласился с этим мнением30. Известия об одностороннем нарушении Германией Локарнских соглашений правительство США восприняло спокойно. Госсекретарь К. Хэлл отметил, что не следует преждевременно бить в барабан31. 9 марта он направил Рузвельту меморандум по поводу ввода немецких войск в Рейнскую зону. Он отмечал, что Германия нарушила Версальский договор и Локарнские пакты. Однако это не касается договора, заключенного США с Германией 25 августа 1921 г. В нем не содержится статьи, гарантирующей обеспечение демилитаризованной Рейнской зоны. Германия не нарушила обязательств в отношении США. Госдепартамент продолжает наблюдать за развитием событий, связанных с оккупацией Рейнской области32.
Другого мнения придерживался посланник в Вене Джордж Мессерсмит. Он был опытным и наблюдательным дипломатом, прекрасным аналитиком, превосходно знавшим экономику Германии. Работая много лет в Берлине, он изучал торгово-экономические аспекты германо-американских отношений, готовил аналитические обзоры и рекомендации для госдепартамента. Рузвельт был высокого мнения о нем и обычно внимательно читал его донесения. Именно Мессерсмит одновременно с послом Доддом своевременно предупреждал официальный Вашингтон о быстро возраставшем опасном военном могуществе Германии, призывал к активным противодействиям. 9 марта Мессерсмит направил меморандум в госдепартамент, в котором обеспокоенно и убежденно писал: "Нацисты, готовящие Германию к агрессивной войне, боятся войны сейчас так же, как и другие правительства Европы и, возможно, даже больше. Германия не готова к войне, даже если Италия выступит на ее стороне, и это фактор, который державы не должны упустить из виду при принятии решения о том, как следует реагировать на германскую акцию 7 марта 1936 г. Решительная позиция держав сейчас наверняка не приведет к войне, но явится в то же время единственным способом положить конец серии свершившихся фактов... Возможно, было бы слишком смело сказать, что это — последний шанс Европы спасти себя от окончательной катастрофы большой войны, однако многие признаки говорят о том, что это — поворотная точка, которая определит дальнейшее направление событий — к войне или миру"33. Разделяя мнение Мессерсмита, президент ассоциации внешней политики Раймонд Лесли Бьюэлл несколько позже заявил, что если великие державы своевременно не предпримут совместных действий в защиту мира, то война неизбежна и она будет угрожать также и Соединенным Штатам, чья политика пассивная,
Провал миссии Буллита
Прибыв в Москву в марте 1934 г., Уильям Буллит был преисполнен желания превратить посольство в образцовое, а дипломатию поставить на научную основу. Он рассчитывал получать информацию от официальных лиц, черпать ее из личных наблюдений, путешествуя по стране, посещая предприятия, встречаясь с представителями различных слоев общества. Приехавшие с ним молодые дипломаты готовы были также содействовать успешной работе посольства, принять участие в открытии новой страницы в американской дипломатии. Они пристально всматривались в загадочную Россию, стремясь познать и понять ее историю, основные тенденции развития экономики. От того, насколько успешно будет выполнена миссия в Москве, многое зависело в карьере и жизни Буллита. Он решил действовать согласно принципу "пришел, увидел, победил". Во всяком случае именно с таким намерением посол приступил к исполнению своих обязанностей, находясь под впечатлением радушного приема, оказанного ему в декабре 1933 г. при вручении верительных грамот. Однако его довольно скоро постигло разочарование. Буллит запомнил слова Сталина, который обещал ему встречу по первому зову. Но этого не произошло. Беседы и переговоры велись только с Литвиновым, а не с Молотовым и тем более не со Сталиным. Надежды не сбывались. И причины этого во многом заключались в личности самого посла. О Буллите опубликовано немало книг и много статей, имеются отзывы современников и встречавшихся с ним лиц. Высказанные о нем суждения как о человеке и дипломате подчас противоречивы. Мы остановимся на оценке его деятельности лишь за период пребывания в Москве. Буллит, несомненно, надо отдать ему должное, сыграл положительную роль в период признания СССР Соединенными Штатами. Он участвовал в переговорах в ноябре 1933 г. Сначала советское руководство, в том числе Литвинов, относились к нему с уважением, но вскоре наступило разочарование. Нарком считал назначение Буллита послом в Москву ошибкой. Он не был пригоден для столь ответственного поста, поскольку мало знал Советскую Россию. Его краткое пребывание в Петербурге в 1919 г. и встречи с ее лидерами были недостаточны. Справедливости ради следует признать, что, будучи послом, У. Буллит проявлял инициативу, предприимчивость, содействовал установлению контактов между советскими и американскими гражданами, организовывал большие приемы. На них присутствовали высокопоставленные советские дипломаты и иностранные представители. Однажды Буллит для забавы привез на прием даже зверей из уголка Дурова, что произвело впечатление на дипкорпус, правда, неоднозначное2. Дипломатия предполагает постоянный и неутомимый поиск, компромисс, терпение и выдержку, умение учитывать интересы другой стороны и положение в мире. Этого часто не доставало Буллиту. Излишняя самоуверенность не позволяла ему объективно оценивать реальную ситуацию. Во время пребывания в Москве выяснилось, что он не имел опыта ведения переговоров, ему не хватало профессионализма — гибкости, понимания намерений собеседника, соблюдения баланса интересов. Он слабо разбирался в торгово-экономических вопросах, плохо знал страну пребывания, ее национальные и социальные особенности, предвзято относился к существующей системе и проводимой государственной политике. В своей деятельности больше полагался на финансовое могущество США, их научно-техническое превосходство. Вначале он хотел показать, что все может сделать сам. В переговорах с; Москвой, считал он, следует придерживаться твердой линии, и тогда советские руководители вынуждены будуг принять американские требования. Но время показало несостоятельность этих расчетов. Убедившись в этом, Буллит выдвинул тезис — русские не хотят никакого соглашения, переговоры с ними бесполезны3. Он плохо разбирался во внешней торговле и экономике своей страны, не пользовался уважением у представителей делового мира, слабо был с ними связан и не всегда считался с их мнениями и интересами. На это обратили внимание в Вашингтоне. В дневнике К.А. Уманского сделана любопытная запись от 11 ноября 1936 г. По возвращении из Москвы Нокс встретился с Рузвельтом, рассказал ему о впечатлениях от пребывания в Советском Союзе. Он посоветовал президенту попытаться найти компромисс в вопросе о долгах и не бояться создать прецедент для расчетов с другими европейскими странами. Можно и нужно выработать модус вивенди. По его мнению, Буллит не годился для этой цели, о чем Нокс предупреждал еще при его назначении послом. На столь ответственном дипломатическом посту нужен "крепкий барышник", умеющий торговаться, и сначала следовало бы решить вопросы о долгах и торговле, а затем заниматься политикой. Но этого Буллит не смог сделать4. Не случайно президент Рузвельт при назначении нового посла в Москву — Джозефа Дэвиса дал ему наказ: прежде всего изучать экономику России, возможности ее развития и перспективы. Как человек, Буллит был честолюбив, тщеславен и самоуверен. Больше всего доверял собственной интуиции, любил быть в центре внимания, неустанно искал пути для усиления своего личного влияния. Много лет страдал и мучился невостребованностью своего Я, и это отразилось на его характере и поведении. Его самонадеянность часто не позволяла ему объективно оценивать ситуацию, интересы и положение советской стороны. Атмосфера в посольстве в Москве была далека от идеала. С Буллитом трудно было работать из-за его непредсказуемости, он плохо ладил с коллегами. Осенью 1934 г. покинул Москву первый секретарь посольства Хэнсон. В апреле 1935 г. был освобожден от занимаемой должности советник Д. Уайлей. В телеграмме Муру посол охарактеризовал его как человека с большими способностями, но одновременно с огромными недостатками. Вместо Уайли был назначен Гарольд Шанц. Но через несколько месяцев Буллит пришел к заключению, что и от него мало пользы. Он попросил отозвать Шэнтса, которого отправили в Афины. О раздорах в посольстве узнали в Белом доме. Рузвельт направил меморандум госсекретарю, обратив его внимание на серьезность сложившейся там ситуации. Во второй половине 1935 г., после состоявшегося в Москве конгресса Коминтерна, Буллит стал тяготиться своими обязанностями. Его манера выполнять их твердо и неуступчиво не приносила желаемых результатов.
В ноябре 1935 г. Буллит как обычно отправился в отпуск на родину. По возвращении в феврале 1936 г. в Москву у него уже не было прежнего энтузиазма, наоборот, он был настроен пессимистически, понимая, что потерял доверие советского правительства. Да и в госдепартаменте к нему теперь относились довольно сдержанно. Рузвельт также изменил к послу свое отношение. В марте Мур в письме Буллиту, оценивая получаемые госдепартаментом от посольства доклады и материалы, сообщал, что некоторые из них интересны, но во многих нет необходимости. Буллит воспринял это болезненно. 26 марта 1936 г. он пригласил к себе в посольство на завтрак заведующего Западным отделом НКИД А.Ф Неймана и откровенно поведал ему о своих переживаниях. Анализируя развитие американо-советских отношений, посол признал, что глубоко разочарован своей работой в Москве. Ему не удалось осуществить намеченные планы. Вопрос о долгах так и остался нерешенным. По его мнению, в ноябре 1933 г. не было достигнуто полного взаимопонимания между Рузвельтом и Литвиновым. Они поразному представляли себе урегулирование этой сложной проблемы. Им казалось, что ее могут решить послы, но этого не произошло. Он сожалел, что в Москве состоялся VII конгресс Коминтерна, который, по его словам, оказал негативное влияние на американо-советские отношения, так как в нем участвовали представители компартии США, их речи печатались в советских газетах, чего не следовало делать. Буллит выразил недовольство активностью компартии США. "Моя работа, — признал он, — крупнейшая неудача в жизни, но я еще не отчаялся". Выслушав пессимистическую оценку отношений между США и СССР, поняв неудовлетворенность посла их развитием, в чем он был прав, А.Ф. Нейман не без оснований заметил, что основная причина состояла в том, что главные усилия советской дипломатии направлены на организацию и сохранение мира, в то время как США стремились замкнуться в своих рамках. Поэтому трудно найти базу для взаимопонимания по главным вопросам. В наших отношениях, отметил Нейман, мало конструктивного, вследствие чего враждебно относящиеся к советско-американскому сотрудничеству круги делают вопрос о "пропаганде" чуть ли не основным во взаимоотношениях между СССР и США5. Каждый собеседник остался при своем мнении. Буллит, признавая неудачу своей дипломатической миссии, все же не понял коренных причин, приведших к такому печальному результату. А они были объективными, хотя существовали и субъективные факторы, которые он не хотел видеть. 17 декабря 1935 г. Буллит посетил полпредство и в беседе с поверенным в делах Б.Е. Сквирским констатировал, что американо-советские отношения находятся "в худшем положении, чем он предполагал в Москве"
6. На вопрос Сквирского, почему пресса пишет о предполагаемом его уходе, он отвечал, что ему уже предлагали заняться внутренней политикой и согласиться на выставление кандидатуры на ответственную должность от штата Пенсильвания. Но Буллит не хотел смириться с мыслью об отставке, намереваясь еще продолжить свою деятельность на дипломатическом поприще. Он высказал недовольство тем, что в Москве не понимают США и их намерения. Ему не давал покоя состоявшийся конгресс Коминтерна, который он осуждал. По его мнению, вопрос о пропаганде имеет для Соединенных Штатов исключительно важное значение. Сквирский был удивлен рассуждениями посла об опасности идей конгресса Коминтерна, высказавшегося за борьбу против фашизма и войны.
Казалось бы, следовало приветствовать подобные призывы. Беседа произвела неблагоприятное впечатление на Сквирского. В своем дневнике он отметил, что посол "проявляет явные признаки раздражения против нас", "чувствуется сильное личное разочарование"7. В последней большой информации из Москвы, адресованной лично государственному секретарю Хэллу, Буллит, предвидя свой скорый отъезд, был предельно откровенен8. Он пространно изложил свои взгляды на международное положение в Европе и на Дальнем Востоке, а также на роль Советского Союза в мировой политике. Посол рекомендовал развивать торговлю с ним, хотя выражал сомнение в ее стабильности. Она может быть прервана в любой момент из политических соображений. Касаясь политики США в Европе, Буллит, обеспокоенный заключением франко-советского пакта о взаимопомощи, предлагал госсекретарю дать дипломатическим представителям, аккредитованным в европейских столицах, указания, чтобы они при всякой возможности "содействовали примирению между Францией и Германией" и противодействовали франко-германской вражде. Нужно добиваться сближения взаимопонимания между этими двумя государствами. И эту линию Буллит активно проводил будучи послом в Париже. Советский Союз, сообщал он, подвергнется нападению из Европы и с Дальнего Востока и поэтому не станет "величайшей силой в мире"9. Посол желал ослабления СССР: "Мы не должны предоставлять займов и долгосрочных кредитов Советскому Союзу и не должны рекомендовать американским промышленникам производить дорогостоящие машины для советского рынка"10. Торговлю следует поддерживать и развивать, хотя она в любой момент может быть прервана. Вместе с тем он обращал внимание на то, что с каждым годом Советский Союз становится все более независимым. Русская нефть и зерно будут конкурировать с американскими, уменьшатся возможности для экспорта из США оборудования и хлопка, и они не смогут "продавать столько, сколько продают теперь". Посла очень беспокоил быстрый рост экономики, вооруженных сил советского государства и его возрастающая роль в международных делах. Заканчивал Буллит свое сообщение словами: "Наши политические отношения с Советским Союзом негативны, но наша торговля развивается". Он призывал к тому, чтобы сила американского влияния ощущалась повсюду и постоянно11. Много внимания Буллит уделил Дальнему Востоку. Он был уверен в неизбежности японо-советской войны в ближайшем будущем. В отношении политики в этом регионе советовал действовать скрытно и в интересах Америки. "В случае победы Советского Союза неизбежен коммунистический Китай. В случае победы Японии Китай будет подчинен Японии. Если между Японией и Советским Союзом начнется война, мы не должны вмешиваться, но должны до самого ее конца пользоваться своим влиянием и силой добиться того, чтобы она кончилась без победы..." О двойственном отношении Буллита к СССР свидетельствует следующее его высказывание: "Не следует нам, Америке, ни на мгновение предаваться иллюзии, будто возможно установление действительно дружественных взаимоотношений с Советским Союзом". Тем не менее он рекомендовал Вашингтону поддерживать дипломатические отношения с СССР, поскольку в настоящий момент он является одной из наиболее мощных держав в мире и его отношения с Европой, Китаем и Японией являются настолько важными, что мы не сможем компетентно поддерживать наши внешнеполитические связи, если не будем знать о том, что происходит в Москве".