Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936

Севостьянов Г.Н.

7 марта 1934 г. Буллит, по прибытии в Москву со множеством планов, идей, проектов и намерений, сразу заметил, что его прием в декабре 1933 г. отличался от теперешней встречи. Тем не менее он собирался действовать динамично и результативно. В тот же день встретился с генеральным секретарем НКИД И. Дивильковским. Находился в хорошем настроении, был словоохотлив и рассказал, что Трояновский произвел очень хорошее впечатление на президента Рузвельта36. Переходя к дальневосточным делам, Буллит признал серьезные изменения в советско-японских отношениях, значительно уменьшилась напряженность. Обстановка стала более обнадеживающая. В Токио предположили, что в декабре Буллит, будучи в Москве, достиг договоренности о военной помощи США в случае вооруженного конфликта. Однако его не будет, как сказал ему японский посланник, до тех пор, пока министром иностранных дел будет Хирота. Далее он остановился на инструкции госсекретаря Корделла Хэлла, которая запрещала сотрудникам посольства ввозить червонцы из-за границы, приобретать их на черном рынке, а предписывала производить обмен долларов на червонцы по льготному курсу, как обещал нарком финансов Г.Ф. Гринько37. 12 марта Буллит посетил НКИД, где встретился с генеральным секретарем НКИД И. Дивильковским и заведующим 3-м Западным отделом Е.В. Рубининым. В ходе беседы был затронут вопрос о желательности заключения пактов для обеспечения всеобщего мира. Дивильковский, в частности, привлек внимание Буллита к идее пакта о ненападении между США и СССР, добавив при этом, что советское правительство вступило по этому вопросу в переговоры с Китаем. Буллит не стал обсуждать эту проблему, сославшись на отсутствие у него инструкций. К тому же он заметил: "Позиция США неизменна — против подписания такого договора"38. Далее он сказал, что, по его мнению, легче было бы подписать многосторонний тихоокеанский пакт о ненападении, включив в него США, СССР, Японию, Китай, Англию, Францию, Голландию. Президент Рузвельт больше склоняется именно к такому многостороннему пакту. Было очевидно, что американцы решили прибегнуть к известному дипломатическому приему. Видя сложность осуществления идеи многостороннего пакта, Дивильковский не без основания заметил, что к такому пакту Япония непременно предложит привлечь и Маньчжоу-Го. А это осложнит проблему переговоров и перспективу заключения пакта39. Советская дипломатия предвидела такой ход событий. 9 марта Литвинов направил докладную Сталину о циркулируемых в прессе слухах по поводу признания Маньчжоу-Го со стороны Германии, Польши, либо Франции и даже США. В этой связи нарком предлагал попытаться придать этому движению организованный характер, выдвинув идею заключения соглашения между всеми тихоокеанскими государствами, о сохранении в бассейне Тихого океана существующего порядка, включая признание Маньчжоу-Го. В ответ Япония должна была воздерживаться на определенное количество лет от дальнейшей агрессии. Этот вопрос можно было обсудить с отдельными членами "Консульского комитета", заседание которого должно было состояться 10 мая 1934 г. Можно прозондировать через Буллита мнение Рузвельта. Он мог бы, в случае согласия, взять на себя инициативу выступления перед другими державами, а также и в Лиге наций40. 14 марта Буллит встретился с Литвиновым, который будучи болен, все же принял посла у себя на квартире. Это было

необычно и противоречило дипломатическому этикету. Но Буллит действовал с необыкновенной настойчивостью, быстротой и энергией. Он считал, что ему должны быть открыты все двери, доказывая важность и срочность вопросов, требующих решения независимо ни от каких обстоятельств и болезни. Поэтому Литвинов согласился его принять. Беседа неожиданно оказалась продолжительной. Состоялся обмен мнениями по многим вопросам. Литвинов прежде всего спросил Буллита, удалось ли ему обсудить с Рузвельтом вопрос о положении на Дальнем Востоке. Последовал ответ: конечно, обсуждался, "но никаких конкретных мер не намечено"41. Собственно, это стало понятно уже из беседы Буллита с Дивильковским. Посол затем сказал, что, по сведениям американцев, Япония не начнет весной войну против СССР, ибо она опасается его военной силы, а также возможного вмешательства США. Поскольку японская дипломатия пытается заключить пакт о ненападении с США, то Рузвельт в ответ намерен включить в него СССР и Китай. Существует также возможность тихоокеанского пакта о ненападении с участием США, Англии, Франции, Голландии, Китая и Японии, но последняя скорее всего отклонит его. На вопрос Литвинова, намерена ли Америка проявить инициативу и предложить проект такого договора, Буллит уклонился от ответа. В этой связи Литвинов не случайно отметил, что переговоры с Чан Кайши о заключении пакта о ненападении прекратились, хотя дальневосточная ситуация вызывает опасения. В случае нападения Японии на СССР не исключено одновременное выступление на западной границе со стороны Германии и Польши42. Этим была подчеркнута связь Европы с Азией. Заметим, что полпред в Риме В.П. Потемкин 4 января попросил заместителя наркома Н.Н. Крестинского информировать его о развитии событий на Дальнем Востоке43. Литвинов остался недоволен беседой с Буллитом. Оценивая ее, он писал Трояновскому в Вашингтон: посол ничего интересного не сообщил и не дал "вразумительного" ответа о пактах. По-видимому, Америка не намерена выступать ни с какими новыми инициативами и предложениями44.

Действительно, в Вашингтоне не собирались этого делать. 17 марта из госдепартамента Буллит получил телеграмму, которая гласила, что президент не поддерживает идею заключения пакта о ненападении и что это дело всей группы государств, которые имеют интересы на Тихом океане45. 17 же марта корреспондент Константин Браун интересовался у советника полпредства Б.Е. Сквирского положением на Дальнем Востоке. На следующий день, 18 марта, обеспокоенный Литвинов, находясь в больнице, вновь принял Буллита, а через три дня переговоры касательно пактов о ненападении были продолжены. Упомянув о негативном отношении президента Рузвельта к заключению двустороннего договора, посол обратил внимание на готовность президента рассмотреть вопрос об общем тихоокеанском пакте о ненападении. Литвинов решил выяснить, насколько серьезны намерения главы Белого дома и его кабинета. Возможно, что это лишь ни к чему не обязывающие разговоры. И он прямо спросил Буллита: "А каковы цели предполагаемого пакта? Вероятно ли его оформление без признания Маньчжоу-Го?" Ведь Япония, несомненно, выдвинет это условие, дабы не участвовать в пакте. При обсуждении этого вопроса важно согласие других заинтересованных государств, прежде всего правительств Англии и Франции. Необходимо узнать их мнение, и желательно, чтобы США проявили в этом инициативу. Посол сразу выразил сомнение. Вряд ли Рузвельт, заметил он, обратится к державам с предложением о пакте. У президента есть одна характерная черта — "выбрасывать идеи" с тем, чтобы другие государства их подхватывали. Для Литвинова стало очевидно, что рассуждения Рузвельта во время его беседы с ним в Вашингтоне носили довольно абстрактный характер. Президент часто употреблял такие понятия, как "реалистические устремления", "обеспечение мира", "фактор силы", "важность сдерживания экспансии Японии и Германии". Однако конкретного наполнения у них не было. Они ни к чему президента не обязывали. Когда же Литвинов сразу их поддержал, президент поручил Буллиту изучить эту проблему в целом. Это было сделано, и результаты оказались негативными. Госдепартамент сыграл в этом решающую роль. Да и сам Рузвельт мало верил в проект заключения пакта о ненападении четырех держав. 21 марта Литвинов в беседе с Буллитом вновь затронул вопрос о тихоокеанском пакте, о желательности выяснения позиции Великобритании и Франции. Буллит сообщил Литвинову, что Рузвельт против двусторонних пактов о ненападении, но готов рассмотреть тихоокеанский пакт. А как с Японией? Готовы ли США обсуждать его с Японией, если она поставит вопрос о признании Маньчжоу-Го, спрашивал нарком. Если нет, тогда заранее можно сказать, что Япония такой проект отклонит. А примут ли пакт Англия, Франция? Намерен ли Рузвельт узнать их позицию? Буллит ответил: вряд ли. Улыбаясь, он опять напомнил: президент предпочитает "выбрасывать идеи, но не реализовывать"46. Осмысливая содержание бесед с послом Буллитом, Литвинов с огорчением констатировал, что администрация США мало заинтересована в установлении политических контактов в совместном выступлении в целях обеспечения стабильного нормального положения на Дальнем Востоке. Для него стало ясно, что в Белом доме воздерживались от взятия каких-либо договорных обязательств, тем более с советским государством. В Москве это поняли. Надежды на политическое сближение и сотрудничество на Дальнем Востоке оказывались мало реальными. Американский историк Р. Браудер справедливо отмечал, что нежелание США дополнить позитивными актами сотрудничество с советским правительством вызвало разочарование в Москве47. 22 марта Литвинов в телеграмме Трояновскому сообщал: "Буллит определенно заявил, что на подобный пакт он (Рузвельт. — Г.С.) не пойдет, но что готов рассмотреть пакт о ненападении между всеми тихоокеанскими странами, но сам этого предлагать не будет". Итак, США отказались принимать участие в подготовке тихоокеанского пакта. Они не отвергали его, но воздерживались от активной поддержки этой идеи и не хотели связывать себе руки. Видя маневрирование Вашингтона в отношении коллективных действий заинтересованных государств на Дальнем Востоке, Литвинов в конце депеши ясно сформулировал свое решение и дал указание полпреду: "Настойчиво предлагаю не делать никаких предложений без наших инструкций"48. И как показали последующие события, советское правительство к этому вопросу не возвращалось вплоть до 1937 г. Между тем сама идея в дипломатических кругах продолжала обсуждаться, хотя никаких конкретных шагов для ее реализации не предпринималось, что было выгодно Японии, дипломатия которой не бездействовала. Стремясь получить свободу рук на Дальнем Востоке в своих действиях против Китая и Советского Союза, она неоднократно неофициально предлагала США заключить двусторонний пакт о ненападении. Однако Вашингтон отклонял такие предложения, выдвигая идею многостороннего пакта с участием США, СССР и Китая. Токио, в свою очередь, решительно ее отклонял. В то время, когда в Москве оживленно обсуждались возможные пути сближения и сотрудничества СССР и США на Дальнем Востоке с целью сохранения мира в этом регионе и обнаруживались при этом серьезные расхождения, американские дипломаты продолжали пристально следить за событиями в Японии. 8 марта посол Грю информировал К. Хэлла относительно обсуждения в военных кругах Японии возможности конфликта с Советским Союзом. Как человек действий, отмечал Грю, военный министр Хаяси может предпринять такую акцию, хотя министр иностранных дел Хирота против. Признание Америкой Советского Союза явилось сдерживающим фактором, хотя японские власти не знают, как она поступит в случае возникновения войны. В Токио встревожены усилением авиации во Владивостоке. "И все же возможность войны мелсду двумя странами еще существует"

49, — заканчивал Грю свое сообщение. На следующий день Грю встретился с полпредом К.К. Юреневым и постарался узнать его мнение относительно дальневосточной ситуации и развития советско-японских отношений. Посол задавал главным образом вопросы, которые его в большей степени интересовали. Прежде всего он спросил о ходе переговоров по продаже КВЖД. Юренев сказал, что соглашение вполне может быть достигнуто, если только японцы захотят избежать войны с Советской Россией. В случае же неудачи переговоров они используют этот факт для развязывания войны. Советский Союз готов ко всем неожиданностям и имеет достаточные укрепления по всей границе. Грю полагал, что наиболее вероятным временем для вооруженного столкновения станет весна 1935 г. Так думали и многие военные эксперты, как заметил посол. Поставив под сомнение столь категоричные высказывания и предсказания о точной дате японского нападения, полпред ответил, что атака может произойти и раньше. Это зависит от многих факторов, в том числе и возможности прихода к власти японских генералов, обеспокоенных тем, что время работает на русских. Обменявшись в общей форме мнениями о японо-американских отношениях, полпред К. Юренев отметил прояпонскую позицию Великобритании, которая проводит недружественную линию в отношении Москвы и опасается слишком сильной Японии50. Эта мысль отражала реальность. 22 марта И.М. Майский посетил Форин оффис и беседовал с директором департамента северных стран П. Кольером. Полпред сказал ему, что японские официальные лица нередко высказывают мысль о нападении на СССР и рассчитывают на помощь Англии. Кольер не отрицал этого51. В середине марта посол Грю получил от госдепартамента запрос: немедленно сообщить, какова вероятность советско-японской войны в ближайшее время. Посол направил 23 марта пространную телеграмму в Вашингтон. В ней он утверждал, что, по его мнению, Япония не намерена вступать в вооруженный конфликт с Советским Союзом ни весной, ни летом текущего года. Так полагает и американский военный атташе, который в течение двух недель ездил по стране и не заметил поспешных военных приготовлений. Помощник военного атташе недавно был на авиационном заводе и пришел к такому же выводу. Кроме того, руководитель японской военной разведки в Маньчжурии генерал Доихара в беседе с корреспондентом "Чикаго Дейли Ньюс" Роджинальдом Свитлэндом заявил, что Япония не в состоянии в настоящее время вести войну против Советского Союза. Это объясняется тремя причинами. Во-первых, Япония находится в изоляции на международной арене; во-вторых, война может продлиться три года и потребует огромных усилий и средств, а в-третьих, необходимо прежде всего освоить Маньчжоу-Го, что потребует много лет. Пока положение нестабильно, и в таких условиях начинать войну опасно. Посол Грю в депеше указывал на отсутствие сведений об усиленной подготовке к войне в Маньчжурии. Руководители министерства иностранных дел Японии, отмечал он, продолжают сопротивляться заключению пакта о ненападении с Советской Россией, надеясь предварительно урегулировать спорные вопросы мирным путем, в частности относительно продажи КВЖД и рыболовных концессий. Однако в стране имеется влиятельное меньшинство, которое активно выступает за немедленное начало войны, и чем быстрее, тем лучше. Оценивая международное положение на Дальнем Востоке с точки зрения развязывания вооруженного конфликта, посол обращал внимание госдепартамента на то, что у Японии были не совсем благоприятные условия, так как отсутствовал англо-японский союзный договор и неизвестно, какую позицию в случае войны могут занять США. Следует при этом учитывать, что Советский Союз проводил интенсивные военные приготовления. Китай может оказаться на его стороне. В заключение Грю, тем не менее, не исключал наличие опасности войны, если ее сторонники под лозунгом "теперь или никогда" одержат верх в Японии52. Вскоре, 26 марта, посол Грю информировал госдепартамент, что недавно японские генералы, по сведениям полпреда К.К. Юренева, обсуждали вопрос о нападении на СССР. Но, согласно точке зрения посла, это было обычное ежегодное собрание генералов. Один из представителей министерства иностранных дел Японии сообщил сотруднику американского посольства об активной группе, которая выступает за возможно скорейшее развязывание японо-советской войны. Ее сторонники агитируют против заключения пакта о ненападении и могут спровоцировать военный кризис53. В тот же день посол Буллит нанес визит замнаркому Г.А. Сокольникову, который в дипломатическом корпусе Москвы считался специалистом по дальневосточным делам, так как курировал это направление. Поэтому посол хотел знать его мнение и оценку политической ситуации на Дальнем Востоке. В беседе Буллит констатировал, что японские лидеры благожелательно относятся к США и готовы поддерживать с ними дружественные отношения, особенно после установления дипломатических отношений между Вашингтоном и Москвой. В Токио не исключают возможность подписания соглашения с Америкой. Свидетельством тому является обмен письмами между главами внешнеполитических ведомств: министром иностранных дел Хирота и государственным секретарем Хэллом. "Мы ведь не предлагаем воевать с японцами"54, — подчеркнул Буллит. По словам посла, на Дальнем Востоке наступило относительное успокоение, Япония не намерена начать войну против СССР ни весной, ни осенью. Сокольников не согласился с подобной оптимистической оценкой, отметив, что затишье только на поверхности. В действительности же японцы стремятся выиграть время. Они хотят "прежде всего закрепиться в Маньчжурии, в той или другой форме продвинуться в Северный Китай и усилить свой контроль над Китаем в целом. Японская политика в Китае уже теперь направлена к тому, чтобы утвердить принцип японского контроля во всех основных вопросах внешней политики Китая"55. Буллит не возражал, заметив при этом, что Япония, по его мнению, будет прежде всего продвигаться во Внутреннюю Монголию. В госдепартаменте обратили внимание на полученную от Буллита информацию и решили удостовериться, совпадает ли оценка Г. Сокольникова с мнением другого авторитетного эксперта, советского полпреда Трояновского.

Через четыре дня на вопрос заместителя государственного секретаря У. Филлипса о положении на Дальнем Востоке, и в частности состоянии японо-советских отношений, Трояновский ответил, что он не ожидает войны в ближайшем времени, так как японское правительство и народ достаточно разумны и не допустят такого опрометчивого шага. Первостепенной целью японцев является подчинение Маньчжоу-Го и установление контроля над Северным Китаем56. Для них — это главное. После получения доклада Грю и ознакомления с ним, Филлипс вновь позвонил 2 апреля Трояновскому и спросил о новостях по Дальнему Востоку. Полпред обратил внимание на развертывавшееся паназиатское движение во главе с Японией. С этой целью в Дайрене была проведена конференция, на которой раздавались призывы к продвижению на запад и юг. Японцы прежде всего хотят подчинить себе Китай. 2 апреля 1934 г. госдепартамент получил доклад от посла Джозефа Грю. Эксперты ознакомились с его содержанием и обратили внимание на совпадение взглядов и оценок трех дипломатов: посла Грю и двух полпредов: Юренева и Трояновского. Это заинтересовало экспертов. В Вашингтон поступала информация и из Нанкина. 21 марта советник американской миссии Пэн во время беседы с президентом исполнительного отдела Ван Цзинвэем и директором департамента общего отдела министерства иностранных дел Ли Чженву спросил: какова дополнительная информация о японо-советских отношениях и возможности войны между этими государствами? Ван Цзинвэй ответил, что китайское правительство не располагает сведениями о возможности возникновения вооруженного конфликта в ближайшем будущем. Япония не намерена его провоцировать до выяснения позиции США и Великобритании. Советское правительство само никогда не предпримет шагов в этом направлении. В случае же возникновения войны Китай займет нейтралитет57. А как оценивала дальневосточную ситуацию советская военная разведка?

Разумеется, разведывательная служба Генштаба Красной Армии пристально следила за происходившими изменениями на Дальнем Востоке. Она систематически докладывала свои прогнозы о

возможном развитии событий. В частности, 7 марта начальник разведуправления Штаба Красной Армии Я.Н. Берзин информировал военное руководство о продолжавшейся подготовке японской армии к войне против СССР. Но подготовка, как отмечалось в донесении, еще не закончена, и высшее командование, вероятно, пока не наметило сроки начала войны ни на весну, ни на лето. В донесении говорилось: "В настоящий момент ни международное положение Японии, ни ее внутреннее положение, ни состояние реорганизации армии нельзя считать благоприятным для войны против СССР"58. Прошло несколько дней, и Ян Берзин вновь проанализировал положение на Дальнем Востоке, включая внешнюю политику Японии. 29 марта он указывал на форсированное проведение японским командованием реорганизации армии и подготовки ее к войне. Решено ускорить освоение Маньчжурии как военного плацдарма. Одновременно дипломатия Токио изыскивает пути и средства сближения с Англией и Германией, а японская разведка интенсивно изучает положение Советского Союза и его армии. В докладной отмечалось, что иностранные наблюдатели предупреждают Японию о силе Красной Армии и опасности повстанческого движения в Маньчжурии. По их мнению, сначала необходимо провести реорганизацию армии, подготовить военный плацдарм в Маньчжурии, экономически ее освоить и только после этого начинать войну против СССР. Преждевременная акция может стать авантюрой, подчеркивали иностранные наблюдатели. Обращалось также внимание на деятельность японской разведки в Финляндии и Польше. В Хельсинки, в частности, был увеличен аппарат военного атташе. Цель возросшей дипломатической и разведывательной активности Токио заключалась в том, чтобы втянуть европейские государства в войну против СССР на Западе. Японское правительство, отмечалось в докладе, предпринимает определенные шаги для смягчения остроты отношений с США и пытается создать видимость отказа от агрессивных устремлений на советских дальневосточных границах. Большое место в политике Токио, указывал Берзин, занимали проблемы Китая. Японская сторона выдвигала ультимативные требования к Чан Кайши о заключении военного союза против СССР, угрожая в случае отказа захватом Северного Китая. Командование Квантунской армии настаивало на том, чтобы строительство железной дороги, подходящей к границам СССР, было закончено к июлю59. В этом документе высказывалось серьезное сомнение в возможности начала войны со стороны Японии весной 1934 г. Для этого у нее не было необходимых условий. Токио занимался пока военными приготовлениями и поисками союзников в Европе. Поэтому разведывательная служба Берзина обращала внимание на связь событий на Востоке и Западе. Это было не случайно, так как в Москву из Европы поступала информация об опасных тенденциях во внешней политике некоторых европейских государств. За год своего правления Гитлер преуспел многое сделать: он заменил демократию личной диктатурой, ликвидировал все политические партии, кроме собственной, разгромил органы самоуправления и их парламенты, разрушил федерацию, уничтожил профсоюзы и все демократические организации, отменил свободу слова и печати, лишил суды независимости. Германия вышла из Лиги наций. 26 января между Германией и Польшей была подписана декларация о ненападении. 28 марта советское правительство предложило германскому послу Р. Надольному подписать советско-германский протокол об укреплении мира вообще, и в частности в Восточной Европе, а именно об уважении независимости Прибалтийских стран. Берлин отверг это предложение. По мнению министра иностранных дел Германии Константина фон Нейрата, подобный шаг лишил бы германскую политику "свободы действий"60. Иначе говоря, Берлин отказался от конкретных предложений по оздоровлению атмосферы в Восточной Европе. Одновременно советское правительство выступило с инициативой о продлении договоров о ненападении с соседними западными странами. Латвия, Литва, Эстония поддержали это предложение, а Польша встала на путь затягивания переговоров и предложила продлить его только на два года. Такое поведение Варшавы М.М. Литвинов расценил как лишнее подтверждение того, что Польша взяла курс на сохранение "политики свободных рук" в отношении СССР на случай конфликта на Дальнем Востоке. 4 апреля советское правительство подписало протоколы о продлении пактов о ненападении с рядом соседних государств: Эстонией, Латвией и Литвой, а через три дня с Финляндией и 5 мая с Польшей. В апреле 1934 г. министр иностранных дел Франции Луи Барту посетил Варшаву, беседовал с Пилсудским, который прямо заявил о желательности франко-германо-польского сотрудничества. Он был против сближения Франции с СССР и тем более заключения союза между этими двумя странами. Нельзя этого допустить, утверждал Пилсудский. По его мнению, Польше и Германии следовало бы оторвать Францию от Советского Союза, расчленить Малую Антанту, добиться благожелательного нейтралитета Англии в случае интервенции против СССР и по возможности создать пакт четырех (Германии, Польши, Италии и Англии) против России. С позицией Америки, заметил Пилсудский, можно не считаться, так как ее нейтралитет обеспечен. Ознакомившись с документом Берзина, Сталин сделал пометку: "Тт. Молотову, Ворошилову, Орджоникидзе и Куйбышеву: советую прочесть, чтобы потом обсудить с участием НКИД. И. Сталин"62. Рекомендация была выполнена. Советское правительство внимательно следило за политикой соседних государств, участием их в международных комбинациях и группировках, что могло непосредственно затронуть интересы государства. Проект разоружения советского правительства был. отвергнут целиком на конференции по разоружению. Жизнь показывала, что вместо разоружения происходило довооружение и поиски заключения военных соглашений. Опираясь на исторические традиции, советское правительство стремилось установить дружественные отношения с Францией и создать зону безопасности в Восточной Европе. В декабре 1933 г. оно предложило Польше подписать совместную декларацию о решимости обоих государств охранять и защищать мир в Восточной Европе, проводить взаимные консультации в случае угрозы безопасности СССР, Польши и Прибалтийских государств. Однако Польша отказалась подписать такую декларацию.

В феврале 1934 г. Литвинов в письме Трояновскому отмечал перемены в тактике дипломатии Берлина и Токио. Между ними, указывал он, наблюдалось сближение, переключение на пацифистскую фразеологию, но их цели оставались без изменения. Польша ориентировалась на Германию, она отказалась от подписания декларации о независимости стран Прибалтики. Это осложнило положение Советского Союза63. Литвинов констатировал охлаждение отношений с Польшей. Причина — заключение польско-германского соглашения и отказ Польши от подписания декларации о независимости Прибалтики64. Итак, возможность японо-советской войны обсуждалась во многих столицах. Политики и дипломаты делали прогнозы. Во многом они совпадали, хотя и были, естественно, расхождения в предсказаниях. Большинство считало, что Япония не предпримет наступления весною 1934 г. И они не заблуждались, несмотря на противоположные утверждения прессы. Многочисленные статьи в газетах преследовали цель — подготовить общественное мнение к экстремальной ситуации и обеспечить в парламенте мнение об увеличении военных ассигнований для армии. В действительности японское правительство в начале года отказалось от намечавшегося вторжения на территорию СССР. Верховное командование вооруженных сил Японии не спешило начать войну против СССР. Главной причиной был тот факт, что к концу 1933 г. в правительственных и военных кругах Токио начался процесс переосмысления характера изменения соотношения военных сил на Дальнем Востоке в пользу Советского Союза. Некоторые все больше склонялись к мысли, что Япония не готова к немедленной войне, которая может принять затяжной характер. К тому же ее последствия непредсказуемы. Начальник штаба Квантунской армии генерал-лейтенант Нисио признал быстрое укрепление обороноспособности советских вооруженных сил на Дальнем Востоке. Генерал-майор Комацубара в беседе с советником полпредства Н.Я. Райвидом констатировал незаконченность процесса укрепления японской обороны в Маньчжурии. К тому же нельзя было не учитывать, что к январю 1934 г. советские дальневосточные границы, как уже отмечалось, прикрывали значительные силы. По численности и качеству боевой техники дальневосточная армия превосходила Квантунскую армию65. В Маньчжурии же находились три японские пехотные дивизии, 4 отдельные охранные бригады, 2 отдельные кавалерийские бригады, 2 полка тяжелой артиллерии, 5 авиационных полков. Общая их численность — 120—140 тыс. человек. Кроме того, маньчжурские войска составляли 110— 120 тыс. человек66. Японская армия отставала в деле оснащения новейшей военной техникой и нуждалась в модернизации. Советское полпредство в Токио отмечало: "В настоящее время можно сказать, что руководящие японские круги признают огромный перевес Красной Армии над японской армией в отношении авиации, танкового и артиллерийского вооружения"67. Именно это сдерживало Японию от активных и немедленных военных действий против СССР. Определенное значение имели и перемены в высшем эшелоне власти Японии. В январе 1934 г. военный министр Садао Араки был наконец-то освобожден. Министр был солдат "с ног до головы". До 1917 г. служил помощником военного атташе в России, говорил немного по-русски, знал многих царских генералов. При встрече 7 октября 1932 г. с полпредом Трояновским Араки сказал: "Я говорю грубо, по-солдатски, но воинственных намерений у меня нет. Я хочу, чтобы с Японией считались"68. Его любимый девиз: "Победа или смерть". Со временем в дворцовых кругах к нему стали относиться настороженно, так как он проявлял чрезмерную политическую активность, делал много воинственных заявлений, вызывавших беспокойство у населения. Несколько ранее один из сторонников войны, начальник штаба Квантунской армии генерал Койсо был заменен умеренным генералом Нисио. Эти перемены в целом означали ослабление влияния экстремистов в армии. С уходом генерала Араки в отставку уменьшилась антисоветская кампания в прессе. Газеты не так часто теперь писали о неизбежности войны. В печати нередко высказывались мысли о необходимости считаться с ростом боеспособности Красной Армии, превосходством советской авиации, бронетанковых средств, кавалерийских частей. Раздавались призывы к более тщательной подготовке японской армии. Новый военный министр генерал Тэцудзиро Хаяси не разделял взглядов сторонников немедленного начала войны. Он был знаком с влиятельными силами оппозиции в высших правительственных сферах, а также и среди военных. Выступая в парламенте, генерал заявил о перевооруже нии армии. СССР, по его признанию, сосредоточил основное внимание на модернизации вооруженных сил. Его назначение было обусловлено стремлением успокоить общественность страны, ослабить нараставшее недовольство среди населения, не одобрявшее требования экстремистов. Положительную роль сыграло назначение министром иностранных дел Коки Хирота. Он придерживался либеральных взглядов. Раньше был послом в Москве. При вступлении в должность министра Хирота заявил о готовности решать внешнеполитические споры мирным путем, без применения силы. Проявляя осторожность и гибкость, в своих выступлениях и заявлениях он подчеркивал миролюбие Японии и выдвинул идею о демилитаризации советско-маньчжурской границы. Таким образом, во внешней политике и дипломатии Японии одержали верх сторонники овладения прежде всего Маньчжурией и расширения контроля над Северным Китаем. Это и обусловило обострение отношений вокруг Китая. В такой обстановке в Токио решили предпринять дипломатическую акцию, которая бы выявила степень заинтересованности держав в Китае, их готовность защищать свои позиции в нем. 17 апреля 1934 г. начальник информационного бюро министерства иностранных дел Хидядзи Амо на пресс-конференции неожиданно для корреспондентов сделал неофициальное заявление о японской политике в Китае, уведомив о том, что Япония полна решимости выполнить свою миссию в деле поддержания мира и порядка в Восточной Азии. Вопреки договору девяти держав от 1922 г. Япония объявляла себя арбитром в китайских делах, предупреждая заинтересованные державы, чтобы они воздержались от активности в Китае, учитывая особое положение и миссию Страны Восходящего Солнца в Китае. Токио был против финансирования западными государствами правительства Китая, снабжения его самолетами и военными материалами69. Иначе говоря, Япония бросила дерзкий вызов участникам договора девяти держав, выступив за односторонний его пересмотр. Е.В. Саблин писал В.А. Маклакову: «Лозунг японцев "Азия для азиатов" неприемлем ни Америке, ни Англии»70. Заявление Амо привлекло внимание Вашингтона. Государственный секретарь Хэлл встретился с японским послом и спросил: как рассматривать только что сделанное заявление. Посол уклонился от ответа. 26 апреля английский и американский послы в Токио нанесли визит министру иностранных дел и спросили: как понимать заявление Амо? Министр ответил, что оно не было санкционировано: Япония уважает принцип "открытых дверей" в Китае и равных возможностей, как и действующие договоры, но она не намерена оставаться безразличной к действиям государств, нарушающих порядок в Восточной Азии71. Хирота, вероятнее всего, лукавил: он знал заранее о заявлении Амо, которое было сделано скорее всего под давлением милитаристских кругов. В целом же это был пробный шаг дипломатии Токио, вполне понятный для послов. Но в тиши своих кабинетов послы спокойно обсуждали ситуацию, пытаясь определить, что выгодно и невыгодно для их стран. Возможно, считали они, пока следует подождать и лучше ничего не предпринимать.

Заявление Амо вызвало много шума в печати72. Оно показало истинные намерения Токио в отношении установления контроля над всем Китаем. Об этом раньше полпред Трояновский предупреждал президента США. И ничего не было неожиданного. Америка и Англия, писал Трояновский Литвинову, обеспокоены, но вряд ли они предпримут что-либо 3. Г.Н. Севостьянов конкретное. Скорее англичане ограничатся пустяковыми объяснениями, а американцы, вероятно, заявлением в духе Генри Стимсона, усилением строительства флота и сближением с Советским Союзом, так как только он представляет реальную силу на Дальнем Востоке и в состоянии сдерживать японцев73. В госдепартаменте решили узнать мнение Москвы и Лондона.

Достоин внимания тот факт, что накануне выступления Амо, 16 апреля, Буллит получил телеграмму из Вашингтона от Хэлла об оценке послом Д. Грю положения на Дальнем Востоке. Ознакомившись с депешей и признав ее важной и ценной, Буллит писал Хэллу: оценка Грю ясна, к ней мало что можно добавить. Действительно, решение о войне или мире определяется на Дальнем Востоке в Токио, а не в Москве. Только нарушение Японией советской границы может втянуть СССР в войну74. Анализируя советско-японские отношения, посол отмечал, что его встречи и беседы с лидерами Советского Союза привели его к заключению, что все они уверены в неизбежности нападения на него Японии. Ее целью является оккупация не только приморских провинций, но также и территории восточнее о. Байкал и р. Лена. Однако Карл Радек, Н.И. Бухарин и другие сотрудники Коминтерна верят в рост коммунистического и рабочего движения в Японии, возлагают надежды также на интеллигенцию университетов. "Я, — отмечал Буллит, — не могу, конечно, верить в ценность этих заявлений"

75. По поводу времени возникновения японо-советского вооруженного конфликта у советских лидеров нет единого мнения. Ворошилов и высшее командование считают японскую угрозу неминуемой. Отсюда первостепенной и неотложной задачей является завершение строительства двухколейной транссибирской железной дороги. Нарком Литвинов придерживается другого мнения. Неоднократные обсуждения с ним дальневосточной ситуации привели меня к заключению, что Япония не развяжет войну против Советского Союза ни весной, ни летом 1934 г. Первоначально путем переговоров будет урегулирована проблема продажи Китайской Восточной железной дороги. Это может послужить де-факто признанием правительства Маньчжоу-Го. Заместители наркома, Г.Я. Сокольников и Л.И. Карахан, как ведущие специалисты по Дальнему Востоку, также исключают возможность японского нападения на Советский Союз весной и летом. Внимание Токио в ближайшие шесть месяцев будет, по их словам, привлечено к укреплению позиции метрополии в Маньчжурии, к проникновению и усилению влияния в Северном Китае и Монголии.

Советское правительство, подчеркивал Буллит, ускоренными темпами ведет строительство второй колеи транссибирской железной дороги, уделяет внимание укреплению обороноспособности на Дальнем Востоке, строительству Тихоокеанского флота. Через полтора года на Дальнем Востоке изменится ситуация в пользу СССР. Он станет неприступным. Поэтому советское руководство, и в частности НКИД, делает все возможное для того, чтобы не допустить конфликта с Японией и не быть втянутыми в войну с другими государствами. В Токио опасаются сближения Москвы с Вашингтоном и установления между ними взаимопонимания. Японский посол в Москве, писал Буллит, проявляет большое внимание и предупредительность к нему. Он стремится к установлению тесных отношений с американским посольством. Им был организован банкет в честь Буллита. Причем японский посол, улыбаясь, внезапно во время беседы спросил: "Ну, какая война начнется сначала: Японии с Советским Союзом или Японии с США?" Эти слова были восприняты гостем с удивлением.