Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936

Севостьянов Г.Н.

За два дня до этого, 18 апреля, Трояновский информировал НКИД о том, что президент и Хэлл не считают СССР нацией, не выполнившей свои обязательства. Аргументы полпреда, вероятно, будут признаны убедительными. Департамент юстиции даст в ближайшее время соответствующее толкование биллю Джонсона. Госдепартамент считает, что Экспортно-импортный банк намерен приостановить выдачу кредитов не до полного урегулирования вопроса о претензиях, а до того момента, когда президент сочтет возможным начать деятельность банка62. Заметим, что поправка к биллю давала право Экспортно-импортному банку кредитовать торговлю с Союзом. Однако госдепартамент прислал в конгресс письмо с уведомлением, что банк решил не кредитовать пока операции с СССР до урегулирования претензий. Следовательно, поправка была аннулирована63. В связи с одобрением закона Джонсона Литвинов скептически относился к развитию советско-американских отношений. Он мало верил в их успех. Когда Буллит заявил о готовности распространить закон Джонсона на СССР, Литвинов спокойно ответил: "Ну что же, Союз будет в хорошей компании, и он вполне может покупать товары в других странах".

Закон Джонсона негативно отразился на развитии торговли, так как исключил финансовое сотрудничество между двумя странами. Он явился предлогом в отказе кредитования торговли. Оценивая возможность будущей торговли с США, Трояновский считал, что американские деловые круги не склонны вести торговлю с Москвой. Лишь отдельные промышленники действительно в этом заинтересованы. Заявление Экспортно-импортного банка об отказе СССР в кредитах в связи с одобрением билля Джонсона серьезно осложнило положение дел. Теперь многое зависело от позиции Рузвельта. "Нам необходимо проявить выдержку и терпение, скрывая излишнее стремление к получению кредитов для торговли"65. 13 апреля делегация Американо-русской торговой палаты прибыла в Вашингтон, намереваясь выступить против принятия билля Джонсона. Но опоздала. Билль уже был принят. Президент его подписал. Ситуация осложнялась еще и тем, что адвокаты банков стали убеждать своих клиентов не давать Амторгу кредитов, так как он контролируется Москвой. Советское правительство, разумеется, хотело иметь торговое соглашение с США. Однако Вашингтон не проявлял желания, ссылаясь на отсутствие решения вопросов о долгах и кредитах и закон Джонсона. В конце апреля в газете "Индустриализация" была опубликована статья о советско-американских отношениях. Американцы полагали, что это было сделано не без участия Литвинова. В ней выражалась надежда, что Рузвельт сможет устранить возникшие разногласия между двумя странами. В результате принятия билля Джонсона у Амторга сократились возможности проводить в широких размерах частные сделки. Создалась угроза полного застоя в торговле. Такого положения не было даже при президенте Гувере. Американо-русская торговая палата уведомила об этом вице-президента Экспортно-импортного банка Ч. Стюарта, но тот ничего не мог сделать. Тогда 30 апреля представитель Американо-русской торговой палаты С.А. Трон, назначенный в мае помощником президента палаты, посетил советника полпредства Б.Е. Сквирского и заявил ему о намерении послать в госдепартамент и президенту Рузвельту меморандум о необходимости заключения соглашения между обеими странами. С.А. Трон считал, что американцы установили слишком высокий процент на кредиты. Следовало бы облегчить условия соглашения66. Закон Джонсона, подписанный Рузвельтом 13 апреля, безусловно, создавал много непредвиденных трудностей, поставив под вопрос торговлю между двумя странами. Советское правительство рассчитывало на получение займа или долгосрочного кредита для развития торговли с США, но тщетно. Вашингтон отказывал в кредитах, как только конгрессом был одобрен билль Джонсона. Совет директоров Экспортно-импортного банка принял резолюцию о том, что ни о каких кредитах для СССР не может быть и речи, пока советское правительство не заплатит долги. Напомним, что 17 марта государственный секретарь Хэлл уведомлял Буллита, что Рузвельт никогда не имел в виду предоставление России прямого займа67. Позиция США явилась серьезным ударом по разрабатываемым советским правительством планам торговли с Америкой. В конце марта в Москву был вызван председатель правления Амторга ПА. Богданов, хорошо знавший американский рынок. Ему надлежало проинформировать руководство Наркомата внешней торговли и правительство о перспективах торговли с Америкой. Незадолго до одобрения конгрессом закона Джонсона 31 марта 1934 г. Богданов представил большой доклад, адресованный лично Сталину, и просил его принять. В нем обстоятельно и компетентно были изложены не только вопросы торговли с США. Автор затронул и другие важные аспекты отношений с Вашингтоном. То была целая программа, достойная внимания и одобрения. В документе говорилось прежде всего об использовании американской техники и организации культурной работы в США. Основные положения доклада одобрил полпред Трояновский. Более того, он поддерживал Богданова, который начинал свой доклад с заявления, что восстановление дипломатических отношений с США, их экономическое положение создавали исключительно благоприятные условия для укрепления связей с Америкой по торговой и технической линиям. Это важно и необходимо при заметной тенденции сближения США с Японией, взаимной их заинтересованности в торговле хлопком и шелком, увеличения закупок Японией различного оборудования, авиамоторов, медного, никелевого и железного лома. Нужно принять меры для закрепления торговых и экономических позиций СССР в США путем получения долгосрочных коммерческих кредитов через Экспортно-импортный банк: "Постараться получить заем в пределах 50— 100 млн долл., быстрее заключить торговый договор с целью расширения экспорта в США"68. В докладе предлагалось приступить к размещению нескольких крупных заказов в США, не ожидая окончания в Москве переговоров о долгах и претензиях. Общая сумма заказов составляла по расчетам 100 млн долл. Заказы могут включать хлопок, мясные продукты, медь и алюминий, электрооборудование и электромашины, станки. Получение долгосрочных кредитов будет гарантировано частными влиятельными банковскими группами. Надо заинтересовать банковский и промышленный капитал в финансировании советского экспорта, а непременным условием для этого является повышение качества и конкурентоспособности ввозимых в США товаров. Предлагалось довести экспорт в Америку в 1934 г. до 24 млн, а в последующие два года — до 60 — 70 млн долл. Большое внимание уделялось также вопросам технической помощи, изучению технологии производства. Наркомтяжпром, возглавляемый Орджоникидзе, направил с этой целью много специалистов в США. Они посещали заводы, лаборатории, исследовательские институты, университеты, встречались с инженерами, учеными и руководителями компаний — организаторами производства. Представители самых разнообразных отраслей промышленности, в том числе автомобильной, тракторной, авиационной, нефтяной и других, отмечал Богданов, "заявляют в один голос, что, несмотря на все наши достижения, нам не хватает того, что есть в Америке — быстроты применения различных новинок и той технической базы (накопленной десятилетиями), которая быстро осваивает все новые изобретения, а методы массовой продукции помогают ставить производство исключительно быстрыми темпами и в массовом масштабе"69. Интересы дела повелительно

требуют установления постоянной, систематической связи и контактов с техническими и промышленными организациями США. Для практического осуществления целесообразно бы организовать отдел Наркомтяжпрома в США и группу специалистов из США при наркомате. Богданов настойчиво развивал мысль о важности распространения информации в США о Советском Союзе, жизни его народа, так как американцы мало знали о далекой и загадочной России. К тому же в прессе публиковались часто необъективные статьи. Он подчеркивал, что нельзя смотреть на эту работу как второстепенную, тем более что интерес к СССР исключительно повысился. По его мнению, следовало бы назначить помощника полпреда по культуре, который занимался бы контактами с различными научными и культурными обществами в Америке, организовывал взаимный обмен выставками, лекторами, а в летнее время проводил специальные курсы для американских педагогов и профессоров в Советском Союзе. Важно издавать журнал, выпускать кинокартины, показывавшие жизнь страны и ее развитие, художественные фильмы с учетом требований американской публики. Все это могло бы иметь большое значение для взаимопонимания между народами. Доклад, как видно, содержал конкретные и интересные предложения. Они основывались на больших наблюдениях и изучении страны, ее особенностей. Но разумные предложения Богданова не были, к его удивлению, поддержаны. Их постигла такая же судьба, как и рекомендации полпреда Трояновского, представленные несколько ранее, 3 марта 1934 г., Сталину. Он также говорил о важности освоения мировой техники и науки, в частности американской70. По его мнению, особого внимания заслуживало налаживание культурных связей между двумя народами. У американцев огромный интерес к жизни и культуре народов СССР. Богданов болезненно воспринял отрицательную реакцию высшего руководства на его доклад. Заметив недоверие и предвзятость к своей работе, он обратился к Сталину с просьбой освободить его от занимаемой должности. Просьба была немедленно удовлетворена, но ему предложили выехать в Нью-Йорк и продолжать пока исполнять обязанности председателя Амторга до приезда В.А. Боева, назначение которого состоялось только в августе, а прибыл он в Нью-Йорк в декабре71. Все это негативно отразилось на деятельности Амторга, которому в мае исполнилось десять лет со дня его основания. Эта дата отмечалась в отсутствие ПА. Богданова — он находился в это время в Москве. В связи с десятилетием деятельности Амторга нарком внешней торговли АП. Розенгольц направил его сотрудникам телеграмму, она была довольно сдержанной. Для предосторожности он утвердил ее у Сталина и Молотова и только после этого направил в Нью-Йорк. В ней нарком выразил признательность сотрудникам Амторга, дал высокую оценку работе общества, которое в необычайно трудных условиях вело торговлю с США, содействуя этим сближению двух стран и установлению дипломатических отношений. С 1924 по 1934 г. советские закупки в США составили 660 млн долл. Это было главным образом оборудование для автомобильных и тракторных заводов, электростанций, фабрик. Размеры же советского экспорта в США были крайне незначительны, всего лишь пятая часть американского экспорта — 130 млн долл.72 Откладывало отпечаток то, что торговля многие годы происходила при отсутствии нормальных отношений между государствами. Итоги десятилетней деятельности Амторга показывали тенденцию развития торговли между двумя странами, и она была малоутешительной для СССР. Американские компании вели выгодную торговлю, они предпочитали как можно больше продавать свои товары за наличный расчет и скупо, ограниченно покупали советские товары. В результате экспорт США превосходил в четыре с половиной раза импорт. Предприниматели были довольны. Однако после принятия закона Джонсона создалась реальная угроза сокращения товарооборота, уменьшения американского экспорта в СССР. Поэтому помощник президента Американо-русской торговой палаты С.А. Трон в беседе с Хэллом обеспокоено говорил, что госдепартаменту не следовало бы медлить с заключением торгового соглашения с СССР, так как другие страны могут опередить73. И это было не случайно, так как именно глава внешнеполитического ведомства Хэлл длительное время энергично работал над законопроектом о внешней торговле США с иностранными государствами на основе взаимности. Придя в госдепартамент, он сосредоточил свои усилия на осуществлении своей идеи. В этом были заинтересованы деловые круги страны и аграрии. Хэлл, как южанин, постоянно беспокоился о благосостоянии хлопководов и табаководов, которое зависело от экспорта. Значительная часть их продукции шла за границу. Его взгляды на внешнюю торговлю носили конкретный характер, были направлены на всемерное ее расширение. В июне 1934 г. по предложению Хэлла конгресс принял закон о заключении Соединенными Штатами торговых соглашений на основе взаимности. Президенту предоставлялось право оформлять торговые договоры на условиях снижения американских тарифов на 50% в обмен за такие же уступки партнера. Этот акт имел первостепенное значение для внешней торговли США и экономики страны. Он явился важным событием, импульсом для американских промышленных торговых компаний в поисках рынков сбыта продукции, расширения связей с иностранными государствами. В течение года госдепартамент заключил 20 торговых договоров и соглашений с иностранными государствами. 16 июня Буллит спросил у Литвинова, каковы перспективы развития советско-американской торговли. За два дня до этого, 14 июня, Буллит информировал госсекретаря о том, что представителю "Мергенталер Линотип Компани" Оркутту Техпромимпорт предложил заключить соглашение о поставке 500 линотипных машин Советскому Союзу стоимостью 2,5 млн долл. Уплата в течение 21 месяца. В этом Москва очень заинтересована, но пока воздерживается от таких заказов до урегулирования некоторых дипломатических вопросов. Частные кредиты следует поощрять, отметил он74. 28 июня Советский Союз посетил американский промышленник Даттон. Он имел беседы с представителями деловых кругов и высказался за получение леса из СССР75. В июле группа американских предпринимателей прибыла в Москву для ознакомления со страной, ее экономикой и выяснения возможностей установления деловых связей. В состав ее входили в основном представители средних компаний. Возглавлял группу редактор национальной радиовещательной компании, что показалось несколько странным. Она посетила Сибирь и Урал. Поддерживала ее Русско-американская торговая палата. Однако условия для ведения переговоров о заказах оказались неблагоприятны76. В это же время было сделано заманчивое предложение Северной воздушной компании ("Норт Америкен Авиейшен"). 15 июля 1932 г. глава Амторга П.А. Богданов и представитель управления гражданского воздушного флота Петров информировали наркома внешней торговли А.П. Розенгольца, начальника главного управления гражданского воздушного флота Гольцмана и наркоминдел Литвинова о предложении этой компании касательно организации воздушного сообщения между США и Китаем и даже Филиппинскими островами. По проекту наиболее прямой путь был бы от города Ном на Аляске через Хабаровск или Якутск - Иркутск - Урга или ст. Рухлово к Пекину, а оттуда до Шанхая и затем на Филиппинские острова. Таким образом компания предлагала создать с участием СССР большую международную воздушную магистраль. Ее руководители интересовались, как отнесется к этому крупному и многообещающему проекту советское правительство. Со своей стороны они не возражали против концессии или кооперации. Компания выражала согласие взять на себя устройство аэродромов и промежуточных посадочных площадок, их оборудование, установку маяков и радиостанций. Вопросы обслуживания этой линии подлежали специальному обсуждению: возможна организация этой линии на совместных с СССР началах, в виде создания "смешанного общества", не исключалась ее эксплуатация управлением гражданского воздушного флота. Осуществление этого проекта способствовало бы улучшению связей стран на побережье Тихого океана, налаживанию кооперации между ними. США планировали разрешить проблему воздушных связей с Китаем и Филиппинами. Контакты председателя Амторга Богданова и представителя главного управления гражданского флота в США Петрова с руководителями компании вселяли надежду, что Северная американская авиакомпания согласится инвестировать для прокладки линии на участке, проходившем по территории СССР, необходимую сумму для постройки аэродромов, маяков, радиостанций метеослужбы, закупки самолетно-моторного парка, окажет техническую консультацию. На советском участке линии предпочтительно было бы иметь свой личный состав с правом приглашения на службу иностранцев. Для управления и контроля над линией предусматривалось создание правления директоров. Совместное общество и кооперация должны функционировать на условиях, разработанных и одобренных обеими сторонами77. Но всем этим обнадеживающим начинаниям и широким проектам не суждено было сбыться. Советское правительство не располагало необходимыми для этого средствами и недоверчиво относилось к предложениям американских компаний. Действовал синдром подозрительности. Примечательно, что летом 1934 г. госдепартамент дал указание послу Буллиту узнать у советского правительства, каковы перспективы торговли между двумя странами. 6 июня посол посетил Литвинова и спросил его о возможном объеме закупок в США в случае получения долгосрочного кредита или займа78. На следующий день Литвинов в докладной записке на имя Сталина спрашивал: "Имеется ли предположительный план закупок в Америке? Этим интересуется Буллит"79. Москва не торопилась с ответом. В результате с обеих сторон никаких шагов к началу торговых переговоров не предпринималось. Лишь 25 августа В.А. Боев был назначен председателем Амторга80. Но он не спешил ехать в США, а продолжал находиться в Москве, а Богданов пребывал в Нью-Йорке, по-прежнему исполняя обязанности главы Амторга. Прежней активности, естественно, у него уже не было. Торговые дела решались медленно, а иногда и вообще не рассматривались. Царила неопределенность и пассивность. Лишь в ноябре Богданов, в соответствии с решением Москвы, покинул США. Перед отъездом он дал обед, на котором присутствовали многие представители крупных компаний. Можно сказать, что тупик на переговорах о долгах негативно влиял на торговые отношения. Экспортно-импортный банк не приступал к работе. Это наносило ущерб американской промышленности и торговле с СССР. Советское правительство размещало заказы на рынках в Европе, что вызывало недовольство американских компаний. Некоторые из них пред принимали отдельные шаги к налаживанию торговли, но не всегда встречали взаимопонимания в Москве. Так, 11 октября 1934 г. представитель "Нэшнл Сити Бэнк" Грэй в беседе с С. Столяром сказал, что "Америкэн Мануфэктурс Экспорт Ассоциэйшн" намерена учредить свое представительство в форме "Бюро по обслуживанию и информации". Это Бюро готово было предоставить заинтересованным учреждениям, фабрикам и заводам подробную техническую информацию об американских машинах и оборудовании, оказать помощь в установлении деловых контактов. Грэй уведомил, что об этом проекте осведомлены Хэлл, Келли, Мур и американское посольство в Москве. Идея о создании информационного бюро принадл ежал а американскому инженеру Ф.К. Торгнлею, который в течение 2 — 3 лет работал в СССР в качестве консультанта. Он представлял фирму "Моргенталер Линотип". Грэй просил Литвинова принять Торгнлея81. Но встреча не состоялась. Нарком не видел в этом смысла. Возможно, он был прав, так как инициаторы проекта не представляли действительности.

Неопределенность в развитии советско-американских отношений вызывала разочарование у отдельных сотрудников американского посольства в Москве. Некоторые воспринимали это даже несколько болезненно. Так, в начале октября первый секретарь Джордж Хэнсон в мрачном настроении покинул Москву. По прибытии в США Хэнсон, неудовлетворенный пребыванием в Москве, повел себя странно и несколько вызывающе. На приеме в октябре в Русско-американской торговой палате он скептически отзывался о возможностях развития советско-американской торговли и советовал не рассчитывать на советские заказы. Будучи в нетрезвом состоянии, он произнес скандальную речь: "Вы хотите с большевиками торговать? Бросьте, у них нет денег". Президент палаты Хью Купер и "Нэшнл Чейз Банк" были возмущены таким поведением Хэнсона. Они выразили протесты. Однако 7 ноября на приеме в советском генконсульстве в Нью-Йорке он также сделал ряд недостойных заявлений, за что получил выговор госдепартамента. В Советский Союз его больше не посылали, а назначили первым секретарем и генеральным консулом в дипломатическую миссию в Эфиопию. На пути в Аддис-Абебу он получил срочную телеграмму с уведомлением, что его отправляют генконсулом в Салоники. Для него это было полной неожиданностью. Он был потрясен. Оскорбленный Хэнсон, который отличался тщеславием и непомерным самолюбием, не выдержал удара судьбы и покончил самоубийством82. Никто не предполагал такого печального исхода. 1 декабря 1934 г. нарком внешней торговли А.П. Розенгольц информировал Сталина о том, что несколько американских банков изъявили готовность предоставить долгосрочный кредит в сумме 250 млн долл. для закупки товаров в США. Проценты за кредит советская сторона предлагала не выше 5 —5!/2%83. Казалось, предложение было заманчивым и достойно внимания, но оно не получило одобрения. Прошло немногим более двух недель, и 16 декабря А.П. Розенгольц обратился с письмом к Сталину (копию он направил Молотову) с предложением перейти на покупки импортных товаров в США за наличный расчет, как это было сделано и в Англии. Это объяснялось тем, что условия для покупки товаров в кредит оказались крайне неблагоприятными. Переплаты в цене за товары достигали 15%84. Таким образом, после восстановления дипломатических отношений между СССР и США значительного улучшения в области торговли не произошло. В 1934 г. товарооборот сократился и составил всего 27,3 млн долл. В частности, экспорт советских товаров в США равнялся 12,3 млн долл., а импорт из Америки — 15 млн долл.85 Характерно, что почти вдвое возрос американский экспорт в СССР, главным образом за счет промышленного оборудования, станков, автомашин и транспортных средств. Американцы закупали антрацит, марганцевую и железную руду, платину, лен, крабов. Американские власти создавали искусственные трудности при поступлении советских товаров на рынок США, отказывали в займах и кредитах. Экспортно-импортный банк не намерен был предоставлять кредиты Советскому Союзу. Рузвельт и Хэлл считали невыгодным давать кредиты Москве перед промежуточными выборами в конгресс. Вообще президент не проявлял большого интереса к вопросам торговли с СССР в сравнении с прошлым годом. В 1934 г. на складах Амторга накопилось большое количество товаров. На 1 января 1935 г. осталось не реализовано спичек на 100 тыс. руб. и минералов на 17 тыс. руб.8 6 Американский исследователь Дж. Боу справедливо отмечает, что процветания торговли с Советским Союзом после его признания Соединенными Штатами не последовало. Причины тому — закон Джонсона, отказ Советскому Союзу в кредитах, предоставление европейскими государствами более выгодных условий торговли с СССР. И все же многие фирмы давали кредиты Амторгу, несмотря на отказ банков учитывать векселя этого основного агента на американском рынке87. Можно сказать, что 1934 г. принес разочарование в области состояния торговли между США и СССР. Никакого соглашения им не удалось заключить. Надежды Москвы и Вашингтона не оправдались. Россия нуждалась в финансах для экономического развития. Она готова была уплатить военные долги, но при условии предоставления займов и кредитов. Поэтому Литвинов постоянно и настойчиво спрашивал: будут ли даны долгосрочные кредиты. К его удивлению, следовал ответ: нет. Американское правительство соглашалось только на краткосрочные кредиты и при высоких процентах. Выявившиеся разногласия по вопросу уплаты долгов Керенского и взаимные претензии серьезно осложнили торговлю между двумя странами. Без получения кредитов трудно было говорить о ее расширении. Вначале, казалось, были созданы благоприятные условия для развития взаимовыгодных торговых и экономических отношений. Советское правительство уделяло большое внимание этому вопросу. Оно понимало, что политическое сближение между двумя государствами требовало прежде всего экономической основы, в частности расширения торговли. Однако кредитная политика США этому не способствовала. Закон Джонсона явился серьезным препятствием на пути развития советско-американской торговли.

Кремль обеспокоен

Осенью 1934 г. отношения между СССР и США развивались неблагоприятно. Расчеты Москвы на политическое сближение и сотрудничество не оправдались. Не сбылись надежды на улучшение торговли. Переговоры о долгах и кредитах постигла неудача. Накопилось много нерешенных проблем, омрачавших недавние радужные прогнозы. Это побуждало советское правительство к налаживанию сотрудничества с другими странами. В сентябре 1934 г. 30 государств, членов Лиги наций, пригласили Советский Союз вступить в нее с целью придать ей больший вес в мировых делах. Видя ее многочисленные недостатки, советское правительство, тем не менее, решило стать членом международного форума. Исходя из концепции неделимости мира, оно считало, что обеспечение безопасности государств возможно только объединенными усилиями всех стран. Вступление СССР в Лигу наций способствовало повышению его престижа и создавало более благоприятные условия для укрепления всеобщего мира и предотвращения войны. Предпринятый по инициативе М.М. Литвинова шаг советской дипломатии улучшал международное положение Советского Союза и содействовал окончанию его изоляции. Выступая 18 сентября 1934 г. на пленуме Лиги наций, Литвинов призвал не забывать уроки первой мировой войны и подчеркнул необходимость сотрудничества всех государств в деле защиты мира. Он предупредил о нарастании опасности, обусловленной количественным и качественным ростом вооружения, огромным увеличением его разрушительного потенциала. Декларации о миролюбии не могут обеспечить безопасность народам. Необходимы более существенные гарантии, решительные меры и средства для сохранения мира. И Лига наций призвана это сделать. Это ее прямая и святая обязанность. Длительный мир может быть обеспечен лишь усилиями всех народов и государств. Говоря о важном политическом акте — вступлении СССР в Лигу наций — видный американский дипломат Самнер Уэллес впоследствии писал: «Когда Советский Союз присоединился к Лиге наций, даже самые неисправимые упрямцы были вынуждены признать, что из больших держав он один отнесся к Лиге наций со всей серьезностью... Сегодня, окидывая взором прошлое, приходится признать, что Литвинов был единственным выдающимся европейским государственным деятелем, который последовательно и правильно оценивал обстановку в период между двумя войнами. Это Литвинов постоянно настаивал на том, что "мир неделим", что Устав Лиги наций осуществим, если только европейские державы будут соблюдать все его постановления, и что во все нарастающем хаосе и неразберихе катастрофа неизбежна, если не применять санкций, указанных в Уставе. Все годы, что Литвинов представлял советское правительство в Лиге наций, он употреблял свои недюжинные способности, чтобы Лига наций себя оправдала». Такова была высокая оценка деятельности Литвинова в Лиге наций. Говоря о намерении Советского Союза вступить в Лигу наций, известный дипломат царского правительства В.А. Маклаков писал Е.В. Саблину в Лондон, что большевикам не на кого рассчитывать, они серьезно обеспокоены сговором Польши с Германией и понимают, что реальной помощи от Франции, которая не собирается воевать из-за Украины, они не получат. По его мнению, Польша вряд ли осмелится бросить вызов Советскому Союзу, если он станет членом Лиги наций. Интересно мнение и американского посла в Токио Джозефа Грю, который после речи Литвинова на Ассамблее Лиги наций в Женеве 18 сентября сообщал из Токио в Вашингтон: вступление СССР в Лигу наций имеет большое значение. Япония покинула Лигу и оказалась в "блестящей изоляции". СССР же, напротив, усилил свое влияние в Европе, повысил роль в международных делах. Признание американским правительством СССР и его вступление в Лигу заставят Японию, отмечал посол, серьезно задуматься об ее отношении к советскому государству. С этим в будущем не могут не считаться ни ближайшие советники императора, ни министерство иностранных дел при разработке политической линии в отношении Советской России3. Как известно, идея создания Лиги наций принадлежала президенту США Вудро Вильсону. Но американский сенат отклонил ратификацию Версальского договора, и США не вошли в состав Лиги. Не была приглашена в нее и Советская Россия. Отсутствие в этой международной организации двух великих держав суживало ее возможности. К тому же сам статут Лиги имел ряд недостатков. В частности, все решения ее Ассамблеи и Совета, за исключением процедурных вопросов, должны были приниматься единогласно, что на практике парализовывало работу. Уставом Лиги гарантировалась политическая независимость и территориальная целостность всех ее членов, безопасность против агрессии извне, но не было предусмотрено, как это должно конкретно проводиться. Констатировалось лишь, что если не будет достигнуто единогласие по спорному вопросу, тогда члены Лиги могут решать его самостоятельно. В этом, как показала история, проявилась ее слабость. Обстановка в мире в это время была сложной. Германия вооружалась и призывала к ревизии Версальской системы. Советское правительство вело переговоры с Францией о заключении Восточного пакта с участием в нем Германии, СССР, Польши, Чехословакии, Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии. В Лондоне отнеслись к этому осторожно, заняв выжидательную позицию. Германия негативно встретила эту идею. Польша последовала ее примеру. Пилсудский был против сближения Франции с СССР. В этом случае Польша, по его мнению, теряла значимость в европейских делах, в чем он был заинтересован. Не случайно, летом 1934 г. министр иностранных дел Ю. Бек посетил Эстонию и Латвию с тем, чтобы договориться с правительствами этих стран не присоединяться к Восточному пакту. 27 июля между Германией и Польшей было достигнуто соглашение о противодействии его заключению. В случае его подписания Гитлер и Пилсудский намеревались оформить военный союз, чтобы противостоять СССР и Франции, присоединить к нему Японию, а также вовлечь в сферу своего влияния Венгрию, Румынию, Латвию, Эстонию и Финляндию. Дипломатия Берлина и Варшавы проявляла большую активность в этом направлении, постоянно обсуждая различные комбинации, направленные на срыв Восточного пакта. Не бездействовала и дипломатия Токио. 8 июля в Польшу с трехдневным визитом прибыл брат японского императора принц Коноэ для ознакомления с состоянием ее военной подготовки. В сентябре Варшаву посетила японская военная миссия во главе с начальником авиационной школы генералом Харута. 11 ноября советник полпредства СССР в Польше Б.Г. Подольский сообщал заместителю наркома Б.С Стомонякову, что японский генштаб осуществляет широкое наблюдение за СССР из Прибалтийских стран и Польши, "польская военная и металлургическая промышленность имеет японские заказы". Советник констатировал, что заказано уже 100 тыс. винтовок. Япония приобрела у Польши лицензии на истребитель П-7. Ее предприятия выполняют военные заказы на трубы, стальной прокат, бронеплиты и турбины.

Дальний Восток под угрозой нападения Китая

В начале сентября Сталин получил информацию о происходивших переговорах между Берлином, Варшавой и Токио. В ней говорилось о том, что Германия и Польша опасаются заключения Восточного пакта, ибо это может привести к усилению позиций СССР в Европе. По мнению Пилсудского, важно напугать Францию возможностью войны на Дальнем Востоке и "показать ей, что СССР Франции не союзник"6, а для этого желательно провоцирование Японией конфликтов на советской дальневосточной границе, создание напряженности в этом регионе. В этом случае французы увидят невыгодность идти на сближение с русскими. Этой линии придерживались министр иностранных дел Юзеф Бек и начальник главного штаба вооруженных сил Польши Госпорский. Они говорили об этом в беседах с японским посланником и военным атташе полковником Ямаваки. Последний часто встречался с самим Пилсудским в его имении под Вильно. Следует также отметить, что в июле 1934 г. генерал Садао Араки направил Пилсудскому письмо, в котором признавался, что КВЖД может быть использована как повод для начала войны. Однако Япония пока вынуждена воздерживаться от вступления в нее из-за слабости авиации. Необходимо ее усиление. Для этого надо время. Японии нужно поэтому отложить войну до марта — апреля 1935 г. Напомним, что будучи военным министром генерал Араки активно выступал в 1933 г. за начало военных действий против Советского Союза, его поддерживали молодые офицеры. Он надеялся на помощь западных стран. Поэтому Араки, будучи уже в отставке, в письме предлагал Пилсудскому: "Если Польша и Германия дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно, не дожидаясь срока окончания реорганизации и усиления своей авиации". Для обсуждения вопросов о сотрудничестве предусматривалось провести в октябре 1934 г. переговоры в Берлине. Японская военная миссия во главе с генералом Нагата должна была прибыть туда. От Польши намечалось участие генерала Госпорского. По соображениям конспирации Варшава, как место встречи, была отклонена. Пилсудский сказал: "В Варшаве слишком много франкофилов, через которых Москва скоро пронюхает в чем дело". 26 сентября японский военный атташе в Латвии подполковник Оучи направил в генштаб доклад о европейской ситуации. В нем констатировалось, что советское правительство стремится обезопасить свои границы на Западе путем заключения пакта о нейтралитете прибалтийских государств, сближения с Францией, вступления в Лигу наций. "Что касается советско-японской войны, — отмечал он, - то нет необходимости торопиться с ее проведением", нужно готовиться к ней с тем, чтобы можно было выступить в любой удобный момент. А пока следует ждать благоприятной ситуации в Европе. Небезынтересно мнение и помощника германского военного атташе в Москве, который 9 октября, информируя Берлин, писал: "Положение на Дальнем Востоке, как прежде, под знаком серьезного конфликта между Советским Союзом и Японией". Смягчения не предвидится. Вооруженного конфликта все же не приходится ожидать ни зимой, ни весной будущего года, так как оба государства нуждаются в мире. Советский Союз достаточно вооружен на Дальнем Востоке и занят подъемом своей экономики. У Японии же свои трудности. Многое зависит от дальнейшего ее усиления в Маньчжурии. В заключение донесения отмечалось, что, по мнению ряда военных иностранных наблюдателей в Москве, положение на Дальнем Востоке таит в себе зародыш военного конфликта. С этим надо считаться10. Таким образом, в Берлине и Варшаве внимательно наблюдали за событиями на Дальнем Востоке, не исключая японо-советского вооруженного столкновения. Для Токио важно было координировать и согласовывать свои действия с Германией и Польшей, добиваться от них одобрения и поддержки. В этом направлении японская дипломатия предпринимала решительные шаги, встречая взаимопонимание. 18 октября 1934 г. Сталин получил информацию о внешней политике Польши на ближайшее время. Из ее содержания следовало, что в официальных кругах Варшавы придерживаются мнения о возможности войны между Японией и Советским Союзом. В ожидании ее польское правительство планирует свой внешнеполитический курс. Оно отрицательно относится к Лиге наций, не приемлет многосторонние пакты, в том числе и Восточный, предпочитая двусторонние договоры. Польское правительство намерено договориться с Германией. Японская дипломатия поддерживает убежденность Варшавы в неизбежности японо-советского вооруженного конфликта и настойчиво ищет стратегических союзников в Европе. Наиболее благосклонно к этому относятся Гитлер и Пилсудский. Между ними обозначилось сближение в определении политики в отношении СССР. К тому же Польша намерена поддерживать Германию в вопросе аншлюса Австрии и присоединения части территории Чехословакии под предлогом объединения немцев. "В настоящий момент между Польшей и Германией ведутся в Берлине переговоры о совместных действиях в Европе на случай осложнения на Дальнем Востоке". Польша вела переговоры по этому вопросу также и с Румынией. Бек посетил Бухарест. Но министр Титулеску встретил его сдержанно и холодно, ибо Румыния ориентировалась на Францию, которая обещала ей помощь и твердые гарантии в неприкосновенности ее границ. Титулеску отклонил предложение Японии о готовности поставить вооружение Румынии в обмен за нефть. В Токио остались недовольны. Прочитав этот материал, Сталин сделал пометку: "В архив". Однако, безусловно, он изучал, сравнивал и оценивал эту корреспонденцию с другими донесениями и все более убеждался, что положение Советского Союза ухудшалось. В мире происходила перегруппировка сил, шли поиски союзников. Эра пацифизма кончилась. Вырисовывалась неблагоприятная для СССР ситуация — угроза с Востока и Запада. Возникал вопрос о том, какую позицию Соединенные Штаты могут занять в отношении европейских и дальневосточных событий, и в частности к Советскому Союзу? Для советского правительства важно было добиться благоприятного отношения администрации США к проекту Восточного пакта. Это придало бы ему вес и могло бы усилить поддержку Англии и Франции. 16 июля 1934 г. М.М. Литвинов направил специальную телеграмму А.А. Трояновскому в Вашингтон. Он выразил пожелание, чтобы американское правительство сделало заявление в пользу пакта. Это способствовало бы укреплению мира в Европе, а также и в Азии12. О неблагоприятном развитии событий в Европе информировал госдепартамент американский посол У. Додд из Берлина. 25 августа Рузвельт обеспокоенно сообщал ему: "Я с тяжелым сердцем наблюдаю за событиями в Европе"13. "Я пытаюсь увидеть какой-либо луч надежды, который дал бы мне возможность протянуть руку помощи. И ныне пока ничего подобного не видно"14. На самом деле Рузвельт мог сделать хотя бы декларативное заявление, но он не намеревался проявлять активность, а предпочитал наблюдать за развитием событий. Правительство США хранило молчание. В Лондоне и Париже это было расценено как скрытое неодобрение идеи Восточного пакта и нежелание Вашингтона участвовать в коллективных действиях по укреплению мира. 16 июля 1934 г. редактор журнала "Форин Афферс" Х.Ф. Армстронг в беседе с первым секретарем полпредства А.Ф. Нейманом сказал, что в США мало интересуются событиями в Европе и не хотят вмешиваться в ее политические дела. Многие думают о том, как сохранить нейтралитет Америки, опасаются, как бы дело не закончилось взрывом в Германии15. Ситуация серьезно осложнялась еще и тем, что летом 1934 г. переговоры по разоружению в Женеве прекратились, а в октябре в Марселе были убиты министр иностранных дел Франции Луи Барту и югославский король Александр. Европа была потрясена террористическим актом. Возмущенная общественность требовала расследования. Американская печать реагировала довольно спокойно. Госдепартамент в успокоительном духе сделал в прессе заявление, что "он не ожидает никаких международных осложнений в будущем"16. Такое успокоение не отражало реальность. 13 октября французский посол в Москве Ш. Альфан в беседе с Литвиновым сказал, что Польша пошла на сближение с Германией, она по существу почти покинула Францию, больше ориентируясь на Берлин17. Создавались благоприятные условия для экспансии Германии в направлении стран Восточной Европы. Неспокойно было и на Дальнем Востоке. Среди дипломатов, аналитиков и экспертов по внешней политике, как в Москве, так и в Вашингтоне, обсуждался вопрос о том, в каком направлении будет расширяться экспансия Японии — против Китая или же одновременно и против Советского Союза. Много внимания уделяла ему и пресса. После ухода 3 июля в отставку правительства Макато Сайто адмирал Окада Койсуко сформировал новый кабинет. Он дважды был морским министром, придерживался умеренных взглядов, придавал большое значение усилению морского флота страны. В Токио готовились к предстоящей Лондонской морской конференции, ожидая острую дипломатическую борьбу. 13 июля состоялась конференция пяти министров — премьера, двух военных министров, иностранных дел и финансов. Активную роль играл морской министр адмирал Осуми, потребовавший отказа от Вашингтонского договора. Участники конференции согласились с его предложением, договорились добиваться паритета с крупными морскими державами, сохранения мандата на острова Южного моря, а также об ускоренном строительстве флота, активизации экономической политики в Маньчжурии18. Одновременно военный совет поддержал проект военного министра генерала Хаяси о реорганизации военных органов в Маньчжоу-Го. В прессе была развернута антисоветская кампания. 13 августа переговоры о продаже КВЖД были прерваны. Маньчжурская делегация во главе с Охаси демонстративно покинула Токио. Между тем советская сторона проявляла максимум доброй воли и уступчивость ради обеспечения мира на Дальнем Востоке19. 31 августа заместитель наркома Б.С. Стомоняков имел беседу с японским послом Ота и откровенно высказал ему свое личное мнение: "Мы предлагали пакт о ненападении. Мы проявили уступчивость и миролюбие во всех вопросах, касающихся советско-японских отношений. Но наша политика мира и уступчивость не улучшили отношения к нам японских военных и националистических кругов. В нашей уступчивости они усмотрели слабость, и по мере того как мы делали миролюбивые шаги и уступки, они становились все более агрессивными. Нам тогда ничего не оставалось, как всеми средствами начать укреплять нашу оборону. За последнее время японские военные и крайние националистические круги стали еще более агрессивными и не стесняются уже открыто требовать войны с нами. При этом они не стесняются говорить японскому народу заведомую неправду, будто СССР хочет напасть на Японию"20. Замнаркома выразил сожаление, что эти элементы не встречают противодействия со стороны японского правительства. 8 сентября Стомоняков в письме полпреду К. Юреневу отмечал беспрецедентную кампанию в японской печати против СССР. Советское правительство, не желая далее затягивать переговоры о продаже КВЖД, стремясь к разрядке напряженности, согласилось продать КВЖД за бесценок — 140 млн йен. В конце сентября договоренность была достигнута. Настало время обсудить условия продажи дороги, порядок ее передачи и гарантии выплаты выкупной суммы. Этот акт способствовал временному ослаблению напряженности в отношениях между Советским Союзом и Японией. Американское посольство в Москве информировало госдепартамент о ходе переговоров по поводу продажи КВЖД. 20 июля Литвинов в беседе с послом Буллитом о положении на Дальнем Востоке сказал об уменьшении угрозы

нападения Японии на СССР, так как шли переговоры относительно КВЖД. Они протекают медленно. Японцы преднамеренно не проявляют поспешность. Они ведут торг, неохотно идут навстречу предложениям советской стороны в отношении цены за железную дорогу. Но со временем переговоры закончатся успешно. И все же Литвинова не покидало чувство пессимизма. Он считал улучшение советско-японских отношений только временным. Нападение Японии на Советский Союз, по его мнению, неизбежно. Девять дней спустя, 29 июля, Литвинов в беседе с Буллитом вновь затронул вопрос о намерениях Японии в отношении СССР.

Открытие авиасообщения между Аляской и Сибирью

Ситуация несколько изменилась, и нападение Японии на СССР маловероятно. В значительной степени это объясняется тем, пояснил Литвинов, что Великобритания дала понять Токио: в случае войны она не окажет Японии ни финансовой, ни материальной поддержки. Отрезвляюще подействовало на японцев и намерение США создать авиабазы на Алеутских островах. Хорошо бы, подчеркнул Литвинов, установить авиалинию между Аляской и Сибирью. Такой шаг американского правительства имел бы большой политический эффект. Буллит промолчал, но немедленно телеграфировал о беседе в госдепартамент и запросил мнение о возможности строительства такой линии.

Разумность предложения наркома была очевидной. Его осуществление свидетельствовало бы о сближении двух великих тихоокеанских держав. Япония не могла бы не считаться с этим фактом в своей политике. Однако в Вашингтоне отклонили это предложение, равно как и визит американской эскадры в Ленинград и идею заключения Тихоокеанского пакта о ненападении. Мотивы — нежелание раздражать Японию и сохранять свободу рук. Все это вызывало разочарование в правительственных кругах Москвы. Чем напряженнее развивались японо-советские отношения, тем больший интерес проявляли к ним американские газеты. В прессе публиковались различные прогнозы и рекомендации о том, какую США должны занять позицию. При наступлении временного затишья журналисты теряли интерес к Дальнему Востоку. Когда в сентябре появилось сообщение о достигнутой договоренности по поводу продажи КВЖД, американские корреспонденты отметили это с некоторым разочарованием.

20 августа посол Буллит направил госсекретарю Хэллу большой доклад о международном положении СССР. Он изложил свое видение развития событий как на Востоке, так и на Западе. Рассматривая дальневосточную ситуацию, Буллит признавался, что ему довольно трудно составить мнение о советско-японских отношениях. Иногда в результате бесед с работниками НКИД создается впечатление, что война между Японией и Советским Союзом неизбежна. Однако после обсуждения вопросов азиатской политики с экспертами и компетентными лицами складывается другое впечатление. Они считают, что вооруженный японо-советский конфликт возможен в далеком будущем. Многое зависит от японо-американского соперничества на Тихом океане, которое занимает важное место в международных отношениях в этом регионе. Советские руководители могут на многое пойти, в частности на продажу КВЖД, признание Маньчжоу-Го, дабы избежать войны с Японией24. Осенью 1934 г. американское посольство в Токио сообщило в госдепартамент об улучшении позиции Советского Союза на Дальнем Востоке, что делало вероятность войны незначительной25. В департаменте решили проверить, насколько это верно. Буллиту было предложено посетить Японию и Китай. Рузвельт одобрил эту идею. Посол охотно принял это предложение. После встреч и бесед со многими государственными и общественными деятелями Японии и Китая у Буллита сложилось мнение, что у США положение на Дальнем Востоке сложное и вряд ли следует поощрять японо-советский вооруженный конфликт. Более того, официальному Вашингтону возможно целесообразнее воспрепятствовать его возникновению. По его мнению, если победит Советский Союз, Китай станет коммунистическим, а если Япония, тогда Китай окажется под ее господством. Таким образом, Буллит опасался последствий японо-советской войны. Кроме того, он предупреждал, что советские руководители надеются на возможность столкновения Японии с США, и если это случится, выиграет СССР26. Оценивая ситуацию в Европе, Буллит отмечал, что в Москве распространено мнение о сближении Германии с Польшей. Некоторые полагают, что между ними уже заключено соглашение. Такой союз важен для Берлина. Его дипломатию можно назвать почти гениальной27. Это вызывает, понятно, беспокойство у советских руководителей. "Позиция Польши, — констатировал посол, — причиняет русским немало забот"28. Буллит подробно анализировал цели и методы внешней политики и дипломатии Германии в отношении СССР. Он указывал на необычайную активность пропагандистского аппарата Розенберга, который "работает не покладая рук", направляя при этом главный удар против Советского Союза. Стержнем международной политики Германии является Россия. Берлин старается создать против нее коалицию стран "для борьбы за окончательную победу над коммунизмом и Советами"29. В этом направлении работают нацистские агенты в Бельгии, Франции, Швеции и Дании. Но главное их поле деятельности находится в Югославии, Болгарии, Румынии и Греции. Об этом поведал Буллиту швед Конрейх, только что прибывший из Германии в Москву. Он призывал присоединиться к борьбе против коммунизма также американских промышленников30. Американское посольство в Токио держало в поле зрения развитие японо-советских отношений. Летом 1934 г. американский военный атташе в Токио Вильям С. Крейн посетил Маньчжоу-Го. Он находился там с 30 мая по 24 июня, побывал во многих городах, встречался и беседовал с начальником штаба Квантунской армии, начальником разведки генералом Доихара, командирами 3, 16 и 20-й дивизий. Военного атташе больше всего интересовали вопросы подготовки Квантунской армии к войне против Советской России. Между тем его собеседники всячески старались убедить Крейна в том, что война в ближайшем будущем не планируется. Они отрицали какую-либо причастность к пограничным инцидентам. По их словам, задачей армии является лишь установление порядка в Маньчжоу-Го. Единственное место, где говорили о войне и опасались ее, был Харбин. Военный атташе легко соглашался с заверениями японского командования Квантунской армии и сообщил 5 июля об этом послу Грю. В военное министерство и госдепартамент был направлен доклад, в котором утверждалось, что оснований для беспокойства нет31. В августе посол Грю информировал Вашингтон, что в Токио происходят споры о степени готовности Японии к решающим действиям. Некоторые военные атташе считают этап модернизации армии в основном завершенным, другие полагают иначе. Грю, как и военный атташе посольства считали, что Япония пока не готова к войне против Советского Союза, который не желает военного конфликта32. 7 сентября 1934 г. Грю имел беседу с советским полпредом К. Юреневым. Она касалась главным образом советско-японских отношений. Американский посол, желая получить наиболее достоверную информацию из первых рук, задавал много вопросов. Первым делом его интересовали переговоры о продаже КВЖД. Полпред сказал, что, несмотря на заявление японской стороны о том, что будто бы переговоры отложены, в действительности они прерваны. Их ход и окончание зависят в значительной степени от представителя Маньчжоу-Го Охаси, который занимает обструкционистскую позицию, представляя интересы военных кругов, в частности командования Квантунской армии. Сам министр иностранных дел Хирота, по мнению Юренева, проявляет большую заинтересованность в успешном завершении переговоров. Он активен, старается положительно решить проблему покупки КВЖД. Он - способный и опытный дипломат, отметил Юренев, прямая противоположность взглядам и действиям главы правительства графа Уцида, тесно связанного с военными кругами. На вопрос Грю о возможностях японо-советской войны полпред заявил, что опасность советско-японского конфликта незначительна. Советский Союз укрепил обороноспособность в Сибири и Владивостоке и готов ко всяким неожиданностям. Японская армия в Маньчжурии не в состоянии предпринять наступательные операции. С уходом в отставку военного министра генерала Садао Араки позиции экстремистов ослабли. Недавно произошла смена командования и во флоте. Назначение на пост командующего военно-морским флотом адмирала Нагано явилось также положительным фактором. Возросло влияние императорского двора во внешней политике Японии, направленной на примирение разных течений. Посол Грю придерживался примерно такого же мнения в оценке анализа советско-японских отношений. Во время беседы Грю задал вопрос и о перспективе заключения Восточного пакта с рядом европейских государств. Эта инициатива советского правительства определялась стремлением создать систему коллективной безопасности на европейском континенте. Польша, подчеркнул Юренев, ведет опасную игру. Ее политика и интриги могут поставить Варшаву в трудные условия в случае возникновения войны между Францией и Германией. Политика Польши недальновидна и не продумана. Грю передал эту информацию в Вашингтон33. После беседы с советским полпредом Грю решил узнать мнение британского посла о дальневосточной ситуации. При встрече, состоявшейся 13 сентября, представитель Великобритании заявил, что Советы, по его мнению, не имеют никакого желания быть втянутыми в какой-либо конфликт с Японией, предпочитая выяснять спорные вопросы дипломатическим путем. Тон их прессы примирительный. Москва готова подписать договор с Великобританией, США, Японией и Китаем для обеспечения стабильности на Дальнем Востоке. Суждения посла отличались объективностью. Поступивший в госдепартамент информационный материал анализировали специалисты и эксперты, выжидая дальнейшее развитие ситуации.

Провал переговоров СССР и США по долгам Союза

Развитие событий как в Европе, так и на Дальнем Востоке не могло не влиять на советско-американские отношения. В Москве и Вашингтоне были недовольны их состоянием. Каждая сторона оправдывала и отстаивала свои позиции. Шли споры. Американцы никак не хотели идти на компромисс. Они воздерживались от сближения и сотрудничества в политике на международной арене. Их дипломатия была сосредоточена главным образом на уплате долгов, причем на условиях американских требований без предоставления долгосрочных кредитов. Такая негибкая линия госдепартамента оказалась, как и следовало ожидать, неэффективной. Время показало, что переговоры ни в Москве, ни в Вашингтоне не дали положительных результатов. В августе Трояновский представил компромиссные предложения и считал, что они удовлетворят американцев и будет достигнуто соглашение, но увы, его надежды и расчеты не оправдались. Хэлл их отверг, заняв твердую позицию. Госдепартамент заявил о неудаче переговоров и ответственность возложил на советскую сторону. Проблема советско-американских отношений, и в частности вопрос о долгах и кредитах, обсуждалась и в американской печати. "Вашингтон Геральд" привела 12 августа заявление одного крупного чиновника: "Россия не может рассчитывать, что администрация США станет одалживать ей деньги американского народа для того, чтобы финансировать советскую торговлю с нами". Подобные слова отражали мнение значительной части общества страны. 21 августа 1934 г. Газета концерна Скриппса—Говарда — опубликовала подборку высказываний в пользу скорейшего соглашения по долгам. Благоприятную позицию заняли газеты "Вашингтон Пост" и "Стар", подвергнув критике госдепартамент за отсутствие соглашения о долгах и за то, что переговоры зашли в тупик. Журналисты Поль Малон, Феликс Морли, Хипель Хойзер выразили в беседе с первым секретарем полпредства А.Ф. Нейманом недоумение по поводу затянувшихся переговоров. Оказалось, они были мало информированы о них, не знали сущности разногласий. Нейман разъяснил им позицию советского правительства о долгах: для СССР невозможны краткосрочные кредиты для финансирования закупок оборудования; к тому же уплата долгов США создаст прецедент для Франции и Англии. Они немедленно потребуют уплаты огромных царских долгов. 7 сентября газета "Вашингтон Пост" опубликовала статью Поля Малона, в которой он подверг критике госдепартамент за медлительность переговоров о долгах. Это может, подчеркивалось в статье, негативно отразиться на советско-американских отношениях. В пользу предоставления советскому правительству кредитов выступила республиканская газета "Чикаго Дейли Ньюс". Показательно, что "Нью-Йорк Тайме" за полтора месяца не опубликовала ни одного неблагоприятного комментария по этому вопросу. В целом американская печать занимала лояльную позицию в отношении переговоров о долгах, высказывая иногда критические замечания в адрес госдепартамента и требуя прийти к соглашению. 5 сентября представители госдепартамента Уолтон Мур и Роберт Келли заявили советскому полпреду, что главное препятствие на переговорах — это настойчивое требование правительства СССР о предоставлении кредита на 20 лет. Фактически это — заём. Американцы же могут согласиться только на срок 6 — 7 лет35. На следующий день государственный департамент сделал жесткое заявление: переговоры прерваны, так как Советский Союз предъявил слишком высокие требования. Их принятие означало бы принесение в жертву американских интересов. Этой акцией госдепартамент надеялся возложить ответственность за срыв переговоров на советское правительство. 2 сентября Трояновский направил телеграмму в ЦК ВКП(б) Сталину (копия Литвинову), в которой оценивал позицию официального Вашингтона и реакцию американской печати. Он просил срочно рассмотреть вопрос о ходе переговоров с американским правительством. Необходимо установить некоторый минимум наших требований, ниже которого мы ни при каких условиях не пойдем. Такой минимум, по его мнению, может быть обозначен в виде получения через Экспортно-импортный банк кредита в сумме 100 млн долл. на 5 лет и затем кредит в 50 млн на 10 лет и в 50 млн на 15 — 20 лет. Соглашение должно быть заключено не менее, чем на 20 лет с 7% годовых, и в нем необходимо зафиксировать отказ обеих сторон от взаимных претензий, а также гарантию советского правительства, что указанные кредиты будут выбраны в установленные сроки. Желательно также понизить с 7 до 6% сумму ежегодного погашения36. Трояновский с сожалением констатировал неудачу переговоров относительно получения кредитов. Он предлагал попытаться получить кредит в сумме 100 млн долл., закупить на него товары в США, в том числе и сельскохозяйственные продукты. Для американцев это важно. У них могло бы измениться настроение в пользу предоставления кредита с установлением срока в 20, 10 и 5 лет. "Я полагаю, что большой торопливости нам проявлять не следует, но все же какой-то выход из создавшегося тупика надо искать"37. Возможно, госдепартамент сможет согласиться не фиксировать долга, срока его уплаты и процент, а также отказаться от претензий. Таким образом, Трояновский стремился к продолжению переговоров и искал выхода из неблагоприятной ситуации. На него большое негативное впечатление произвела встреча 24 августа с государственным секретарем Хэллом, отклонившим его меморандум об уплате долга и условиях кредита, который давал базу для продолжения переговоров. 5 сентября полпред посетил госдепартамент и предложил исполнявшему обязанности госсекретаря У. Муру продолжить переговоры о долгах и кредитах, если от американской стороны поступят новые предложения. Однако в госдепартаменте не собирались предоставлять Москве долгосрочный кредит, утверждая, что это равносильно займу. Экспортно-импортный банк придерживался такого же мнения. И об этом У. Мур 7 сентября телеграфировал Буллиту с рекомендацией отложить пока урегулирование этого вопроса38. Между тем Буллит полагал целесообразным все же продолжать переговоры. 11 сентября у него состоялась беседа с находившимся в отпуске политическим советником Б.Е. Сквирским. Речь шла о состоянии советско-американских отношений39. Посол, констатируя безрезультатность переговоров, говорил о том, что президент Рузвельт никогда не имел в виду предоставление советскому правительству займа, равно и долгосрочного финансового кредита. США признали СССР главным образом из политических, а не торговых соображений, и это умерило "пыл японцев, считавших, что в случае войны США помогут СССР"40. В полемике с Буллитом Сквирский отметил, что советское правительство заинтересовано в сотрудничестве с США в интересах мира, но Вашингтон не отвечает взаимностью. При признании СССР американская администрация, сказал советник, принимала во внимание не только политические, но и экономические соображения. Деловые круги заинтересованы в торговле с Советским Союзом. Об этом неоднократно заявляли президент Экспортно-импортного банка Джордж Пик и его заместитель Чарльз Стюарт, а также министр земледелия Генри Уоллес. Проблема уплаты долгов, подчеркнул Сквирский, оказалась гораздо сложнее, чем она представлялась в самом начале. Правительство СССР могло бы погасить долг Америке, но тогда она обязана сделать то же и в отношении других стран, в частности Франции и Великобритании, которые "дают нам приличные коммерческие кредиты и без оплаты долгов; принимая же американские условия, мы ставим себя в труднейшее положение. Международная обстановка сейчас такова, что требует чрезвычайной осторожности во всех шагах. Ухудшение отношений между СССР и другими странами сейчас нежелательно ни для СССР, ни для США и ни для мира в целом"41. Буллит внимательно слушал Сквирского, который, переходя к кредиту, предложил первую его половину сделать финансовым, а вторую коммерческим, договорившись о расширении торговли, сумме заказов, возможностях приобретения для американских предпринимателей выгодного русского рынка. Посол, казалось, увидел выход из ситуации на путях именно определения и финансирования советских заказов, установления повышенного процента для покрытия долга. При успешном ходе переговоров, полагал он, возможно было бы зафиксировать в соглашении и отказ от взаимных претензий. Кредитование СССР, по его мнению, выгодно по политическим соображениям из-за обстановки на Дальнем Востоке42. В заключение Сквирский сказал: «Враги начинают поднимать головы, а госдепартамент уже начинает говорить о "пропаганде". Рост стачечного движения этому еще больше будет способствовать. Чем скорее состоится соглашение о долгах, тем лучше для наших отношений с Америкой»43. Таково было мнение советника Сквирского, полностью совпадавшее со взглядами А.А. Трояновского. Беседа двух дипломатов показывала понимание реального положения, нерешенности ряда вопросов, в частности проблем долга и кредитов. Каждый из них знал суть расхождения сторон и старался найти компромиссы, отстаивая при этом свои позиции. Сквирский убеждал Буллита согласиться с советскими предложениями, переданными Трояновским госсекретарю Хэллу 24 августа. Буллит же настаивал на принятии американских предложений, констатируя нереальность получения СССР долгосрочных кредитов. Тем не менее собеседники условились содействовать поиску выхода из тупика в переговорах, которые в сентябре отмечались большой активностью. После беседы Буллит телеграфировал в госдепартамент, что, возможно, следовало бы попытаться найти выход из создавшегося тупика путем принятия такого плана урегулирования долгов, который не был бы приемлем для Франции и Великобритании и других стран44. 10 сентября Сквирский встретился с военным атташе Феймонвиллом, которого он знал много лет — с 1922 г. Военный атташе поделился своими впечатлениями о пребывании в Москве. По его словам, его приветливо принимали представители военного ведомства, охотно откликались на его просьбы, организовывали встречи и приемы с кем он желал. На вопрос о настроении посла военный атташе сказал: Буллит "очень обеспокоен, что до сих пор обеим странам не удалось договориться по вопросу о долгах. Создался тупик, чувствуется охлаждение и раздражение, что смущает также и его"45. Сквирский информировал Феймонвилла, что советское правительство сделало все возможное для достижения соглашения, оно пошло на уступки, но им есть предел. Госдепартамент не предпринял шагов к урегулированию вопроса о долгах и кредитах, обвиняя при этом Литвинова в несговорчивости и упрямстве. Такого мнения придерживался и Буллит, который при встрече с Карлом Радеком заявил, что, по его мнению, Литвинов будто бы не информировал Сталина о переговорах. В этом посол глубоко заблуждался. 13 сентября Радек сообщил послу, что подозрения его несостоятельны, так как нарком Литвинов без искажения фактов информировал Сталина о переговорах46. Одновременно он посоветовал Буллиту встретиться со Сталиным. Послу понравилась эта идея, она была одобрена и госдепартаментом. Нарком Ворошилов согласился оказать содействие в организации такой встречи. Буллит был обрадован. Он хорошо помнил памятные слова Сталина, сказанные им в декабре 1933 г.: дайте только знать, и я в любое время Вас приму. Буллит готовился к такой встрече, получив по этому поводу инструкции от Хэлла, который 15 сентября телеграфировал ему: никаких возражений нет против встречи со Сталиным. Вероятно, с ним будет нетрудно договориться об общей сумме и сроке уплаты долга, Экспортно-импортный банк мог бы предоставить кредит в 100 млн долл., договориться об объеме покупок. Срок кредита установить 5 лет. Другой кредит в 100 млн долл. также возможен. Это мнение президента. Если по этим вопросам со Сталиным будет достигнута договоренность, тогда возможно урегулировать и другие общие вопросы между двумя государствами. Как видно, у Хэлла были конкретные предложения, хотя он мало верил во встречу со Сталиным47. И это подтвердилось. Встреча не состоялась. 15 сентября Буллит телеграфировал Хэллу, что, по словам Карла Радека, К.Е. Ворошилов говорил со Сталиным. Устранение препятствий к сотрудничеству с США, по заключению Сталина, имеет первостепенное значение, особенно для поддержания мира на Дальнем Востоке; в Европе важно добиваться сохранения дружественных отношений с Францией и Англией и не вызывать у них недовольство и раздражение. Советский Союз готов уплатить долги США, но тогда Париж и Лондон также потребуют погашения колоссальных старых долгов, а это невозможно. Поэтому и предложена такая схема урегулирования с США проблемы долгов и кредитов, которая неприемлема для Франции и Англии48. Радек объяснил Буллиту, что необходимость встречи со Сталиным отпала. Получением этой депеши Хэлл был огорчен. Он сказал, что США нет дела до отношений Советского Союза с Францией и Англией, Москва обязана уплатить долги и удовлетворить американские требования и предложения, он их не в состоянии изменить49. Видя серьезность разногласий по долгам, полпред Трояновский в письме Н.Н. Крестинскому от 11 сентября обратил внимание на тот факт, что в отношениях с США было слишком акцентировано внимание на переговорах о долгах и кредитах, претензиях друг к другу и оставлены в стороне другие аспекты советско-американских отношений, в частности положение на Дальнем Востоке. "Президент и госдепартамент, — отмечал он, — не хотят ни о чем слышать, кроме разговоров о претензиях"50. Полпред предлагал показать реальную политическую перспективу взаимоотношений между двумя государствами с точки зрения тихоокеанских проблем. Ведь США, отмечал он, могут оказаться не в легком положении в случае наступления кризиса их отношений с Японией, что не исключено. Полпред был прав, когда говорил, что в течение весны и лета американской дипломатии удалось вопрос о долгах превратить в доминирующий. Множество встреч и бесед было посвящено именно проблеме долгов. Литвинов постоянно доказывал Буллиту, а Трояновский государственному секретарю Хэллу, что советское правительство готово уплатить долги Керенского в соответствии с "джентльменским соглашением", но при предоставлении СССР займа или долгосрочного финансового кредита. Литвинов указывал, что вопрос об уплате долгов следует рассматривать на общих выработанных принципах, которыми руководствовалось советское государство в отношениях с Францией и Англией51. Но госдепартамент не собирался изменять свою позицию в переговорах. Советская дипломатия, тем не менее, продолжала убеждать официальный Вашингтон согласиться на принятие разработанной НКИД схемы урегулирования долговых и кредитных вопросов. 21 сентября Крестинский направил секретарю ЦК ВКП(б) Кагановичу записку о долгах и кредитах. Он отмечал, что, по словам сенатора Брукхардта, Хэлл, Мур и Пик (председатель Экспортно-импортного банка) решили отложить на неопределенное время переговоры о долгах и кредитах. По сообщению Трояновского, Рузвельт согласился. Хорошо, если бы американцы кредитовали торговлю, что касается долгов, то "мы не стремились и не стремимся к тому, чтобы между нами и правительством США непременно состоялось соглашение о платеже долгов. Мы готовы пойти 6. Г.Н. Севостьянов на такое соглашение по требованию Рузвельта, чтобы добиться нормализации наших отношений с Соединенными Штатами и для того, чтобы иметь возможность закупать в Соединенных Штатах в кредит нужные нам товары"52. Получение кредитов важно для торговли. Тогда бы и переговоры о долгах можно было бы не форсировать. Торговля снизила бы недовольство деловых кругов. Поэтому Богданов предлагал размещать заказы, не дожидаясь конца переговоров, Трояновский возражал. Пока действует закон Джонсона, считал он, этого делать нельзя. Если американское правительство разъяснит, что этот закон не распространяется на СССР, тогда другое дело. В тот же день Крестинский объяснил Буллиту, что для советского правительства сумма долга в 100 млн долл. незначительна, но оно настаивает на предоставлении долгосрочного финансового кредита, чтобы не создать неблагоприятного прецедента для расчетов с другими странами. Если только согласимся уплатить Соединенным Штатам по старым долгам и претензиям 100 млн долл., тогда Франция и Англия также потребуют уплаты долгов, а они огромны. Отказ им может привести к политическим осложнениям. А этого нельзя допустить, особенно если учесть обстановку в Европе. Исходя из этого, советское правительство предлагает такую систему соглашения с США, которая неприемлема для других стран — заём или долгосрочный финансовый кредит. Это, по словам замнаркома, был единственный путь выхода из тупика. Буллит в ответ предложил обоим правительствам взаимно отказаться от претензий, а Экспортно-импортному банку предоставить СССР товарные кредиты с условием получения заказов на определенную сумму. Крестинский согласился, заметив, что американцы должны открыть кредиты без урегулирования вопроса о долгах и соглашения об их оплате. Буллит пообещал изучить высказанную идею53. 25 сентября 1934 г. при личной встрече Буллит доверительно сообщил Рубинину, что президент вызывает его в Вашингтон для консультации по вопросам внешней и внутренней политики. Декабрь может стать поворотным во внутренней жизни США. 7 октября он намерен вылететь из Москвы и хотел бы перед отъездом встретиться с Литвиновым, чтобы выработать формулу соглашения и доложить Рузвельту. Предложение Крестинского встречает возражения в госдепартаменте. Президент не может заявить без согласия конгресса об аннулировании претензий американского казначейства. Буллит предложил проект соглашения из двух частей. В первой части правительство США объявляет о предоставлении Экспортно-импортному банку права кредитования советских заказов в США. Этот кредит будет вдвое больше суммы, которая составляет заём Керенского. Однако в соглашении не будет указано, на каких условиях выдан кредит. Экспортно-импортный банк обязуется оплачивать определенную часть советских закупок в США, примерно 75%, наличными. СССР, в свою очередь, должен использовать полученные таким образом кредиты в течение 5 лет и с возможностью их возобновления. Вторая часть соглашения должна представлять собой декларацию с выражением стремления к активному сотрудничеству как в экономической, так и в политической областях, США и СССР объявляют все взаимные претензии аннулированными. Буллит высказал предположение, что такого рода соглашение могло бы удовлетворить правительство США, хотя он в этом не вполне уверен54. 26 сентября беседа между Крестинским и Буллитом была продолжена. После раздумий посол пришел к выводу, что предложенная Крестинским схема неприемлема для Рузвельта, так как президент должен ясно сказать конгрессу о достигнутой договоренности об уплате известной части оплачиваемых процентов на покрытие старых долгов. Без этого конгресс отнесется негативно к предложению Рузвельта о взаимном отказе от претензий. Крестинский настойчиво продолжал доказывать, что единственным для обеих сторон выходом являются предложения, сделанные Трояновским 24 августа55. Можно оставить вопрос о долгах открытым, как с другими государствами, но при условии неприменения к СССР закона Джонсона. Это означало, чтобы Экспортно-импортный банк кредитовал заказы без урегулирования вопроса о долгах. Крестинский действовал в строгом соответствии с ранее разработанной программой, которая была уже известна Буллиту и госдепартаменту. Но советская дипломатия внесла некоторые существенные коррективы. Акцент, в частности, был сделан на расширение торговли, к чему американцы проявляли повышенный интерес, без решения вопроса о долгах и кредитах. Рассуждения Крестинского вызвали у посла недоумение. Он сказал, что не понимает нашего упорства. Ведь американцы предлагают товарные кредиты по более низкому проценту, чем европейцы, готовы освободить Советский Союз от старых долгов. Почему отклоняется такое предложение, "никто в Америке понять не может"56. Действительно трудно было объяснить мотивы отказа советской стороны от поиска взаимной ликвидации претензий. Казалось бы, дипломатии Москвы следовало воспользоваться предложением госдепартамента, но этого не последовало. Сближение точек зрения, к сожалению, не намечалось. Во время беседы 26 сентября Буллит также уведомил Крестинского о своем отъезде в Вашингтон 7 октября. Крестинский высказал пожелание, чтобы Буллит задержался на несколько дней и повидался с Трояновским, приезд которого в Москву ожидали между 10 и 15 октября. Руководство намерено было послушать доклад о его переговорах с госдепартаментом. Перед отъездом Буллит хотел встретиться с Литвиновым, возвращения которого ожидали из Женевы. Как только Литвинов прибыл в Москву, он немедленно принял Буллита, который поставил вопрос об уплате долга и кредите. При этом он заявил, что заём невозможен, это исключено, долг может быть зафиксирован в 100 млн долл., кредит в 200 млн долл. сроком на 5 лет и ежегодным процентом 9,5%. Литвинов заметил, что он еще не имел времени ознакомиться и прочитать полученные телеграммы из Вашингтона о переговорах, Германия предлагает кредит с 7,5% ежегодно, условия уплаты долга и получения кредита уже изложены Крестинским. В ответ на слова Буллита о том, что отношения между двумя государствами во многом зависят от исхода переговоров, Литвинов сказал: основным серьезным препятствием к устранению разногласий об уплате долга Америке служат наши долги Англии и Франции. Эти страны немедленно потребуют также уплаты им долгов, и с этим нельзя не считаться. Недовольный таким ответом посол вдруг выразил протест против деятельности Коминтерна, которая может осложнить американо-советские отношения57. Каждый из собеседников остался при своем мнении. По возвращении в посольство Буллит отправил в госдепартамент неутешительную телеграмму. Ему не давала покоя безрезультатность переговоров и малая польза его пребывания в Москве — ни одного вопроса ему не удалось разрешить. Помимо долгов и кредитов неурегулированной оставалась проблема о статусе консульства.

7 октября Буллит в мрачном настроении посетил НКИД и вновь встретился с Е.В. Рубининым. Он выразил крайнее недовольство переговорами о долгах: правительство Рузвельта рассчитывало на сотрудничество, но ничего не получается. Советские руководители полагают, что СССР может обойтись без сотрудничества с Америкой. Госдепартамент предложил кредит в 200 млн долл. сроком на 20 лет с ежегодной уплатой 9,5%. Это выгодное предложение следовало бы принять советскому правительству. "Либо мы договоримся по вопросу о долгах, либо вступим в фазу решительного ухудшения отношений"58, — заявил посол. Расчет был прост — запугать и оказать давление. Буллит по-прежнему потребовал разрешения пользоваться ему личным самолетом, чтобы вместе с военным атташе летать в города СССР. Рубинин был удивлен его настойчивостью и категоричностью. Он обратил внимание посла на то, что США, к сожалению, в крупных и мелких вопросах проявляют нежелание считаться с действующим советским внутренним законодательством. Разрешение на его просьбу о самолете будет использовано как прецедент дипломатами других стран. На это правительство не пойдет. Рубинин высказал также недоумение по поводу того, что американское консульство, располагая столь многочисленным штатом в Москве, все же оформляет визы на выезд советским гражданам в Берлине и Риге. И это продолжается уже длительное время. И, наконец, заключил он, проблема долгов, о которой так много говорят американцы, не представляет большого значения. Ведь спор идет всего о сумме 100 млн долл., и советское правительство могло бы ее уплатить. Но тогда другие государства, в частности Франция и Англия, потребуют возврата царских долгов и поставят СССР в трудное положение. Этого не хотят понять в Вашингтоне 59. Через два дня, 9 октября, Буллита принял глава советского правительства В.М. Молотов. В канун встречи Литвинов направил в Совет Народных Комиссаров докладную записку. В ней отмечалось, что Америка отказалась от соглашения по финансовому урегулированию, достигнутого в Вашингтоне в ноябре 1933 г. Тогда речь шла только о займе, а не о товарных кредитах. Опубликование текста соглашения могло бы показать всему миру, кто прав. В разговоре с Буллитом следует иметь в виду, что мы в американском займе не нуждаемся и готовы торговать с США на тех же условиях, как и с другими странами. От торговли можем отказаться, если они будут продолжать оставаться на почве закона Джонсона. Кредиты имеем возможность получать от других стран. У нас есть большой выбор предложений кредитов. Нельзя позволять разговаривать с нами языком угроз и запугивания60. Ознакомившись с докладной запиской, глава правительства невольно вспомнил первую встречу с Буллитом, состоявшуюся год тому назад в канун вручения им верительных грамот. Она была открытой, дружественной, многообещающей. Речь шла главным образом о мире. Молотов подчеркнул тогда, что самая важная область сотрудничества — это дело укрепления мира. Буллит поспешил выразить свое абсолютное согласие: "Это, конечно, самое важное. Я очень прошу т. Молотова сказать мне, что он думает по этому вопросу, каким образом, по его мнению, Соединенные Штаты могли бы помочь в деле замирения на Дальнем Востоке. Ибо я прекрасно понимаю, что главная опасность идет оттуда". В Европе положение не так серьезно. "Соединенные Штаты не могут ввязываться в войну, но они готовы оказать Союзу всякую моральную поддержку, направленную к предупреждению конфликта". Молотов напомнил послу, что беседы Литвинова с Рузвельтом в Вашингтоне были обнадеживающими. Очень важно, чтобы правительства обеих стран работали в направлении сохранения мира. В ответ посол многозначительно сказал: "Да, конечно, для вас самое главное — это мир. 15 лет мира, и вы будете держать весь мир в руках"61. Молотову понравился такой прогноз. С тех пор прошло немного времени, но произошли большие перемены. По ряду вопросов выявились труднопреодолимые расхождения, которые и определили характер беседы Молотова с Буллитом. Буллит с самого начала дал понять, что, по мнению Рузвельта, советская сторона не способствует налаживанию отношений с США. Вследствие этого все усилия оказались тщетными, и в ближайшее время в Вашингтоне, по его прибытии, будет рассмотрен вопрос об отношении двух государств. Молотов понял серьезность предупреждения, но, как обычно, держался строго официально, ограничившись заявлением, что советское правительство стремилось к развитию сотрудничества с США в духе подписанных Рузвельтом и Литвиновым соглашений. Условия для этого имеются. Буллит в ответ заявил, что хотя он лично обеспокоен положением дел, тем не менее не намерен обсуждать состояние американо-советских отношений и, извинившись, сделал довольно бестактное сравнение: "Советско-американское сотрудничество представляет собою маленькое и очень слабое растение, которое нуждается в тщательном и нежном уходе и на которое не следует мочиться"62. Последние слова, по-видимому, вызвали удивление у главы правительства, но он ограничился лишь замечанием: в налаживании сотрудничества заинтересованы обе стороны, и этому мог бы помочь сам Буллит". Таким образом, беседа прошла сухо, была короткой и носила больше протокольный характер, разговор по существу не состоялся, хотя Молотов мог бы изложить более подробно и конкретно пожелания правительства с целью улучшения отношений с США. Буллит понял глубину расхождений и нежелание главы советского правительства их обсуждать. На следующий день, 10 октября, Литвинов имел долгую и довольно нелицеприятную беседу с Буллитом. Нарком проинформировал посла о состоянии советско-японских отношений, учитывая, что посол должен будет через несколько дней встречаться с государственными деятелями и политиками Японии и Китая. Он сказал, что по возвращении в Москву он ознакомился с полученными донесениями от полпредства в Токио и пришел к важному заключению: японская армия не может предпринять наступления против Советского Союза и нет оснований опасаться, что это произойдет в ближайшее время. Но японцы готовятся к расширению своей экспансии во Внутренней Монголии. Их внимание привлечено к переговорам о покупке КВЖД. Для них это важно. На вопрос Буллита о перспективах заключения советским правительством пакта о ненападении с Японией и о вероятности признания Маньчжоу-Го Литвинов ответил, что эти сложные проблемы, по-видимому, могут стать предметом обсуждения только после успешного завершения переговоров о продаже КВЖД. Желательно было бы, подчеркнул нарком, договориться о подписании пакта о ненападении раду государств, заинтересованных в мире на Дальнем Востоке, одновременно обменяться мнениями и о признании Маньчжоу-Го, так как Германия и Польша, вероятно, первыми признают это государство.