Москва винтажная. Путеводитель по московским барахолкам

Евтушенко Антон Александрович

Например, есть улицы ремёсел, образующие целый квартал и продолжающие традиции первых здешних торговцев. Когда-то, совсем давно, на этом месте стояли ремесленные мастерские царя Алексея Михайловича и его сына Петра I, а также известные на всю Россию кузнечные дворы. Конечно, подворье с тех времен сильно изменилось. Теперь ремесленный квартал больше чем кузница, горн и наковальня. Кроме предметов ручной ковки и чеканки – тульских самоваров, нижегородских клинков и жостовских подносов – на улицах ремёсел можно встретить ювелирные изделия, выполненные в технике скани, лаковые шкатулки с миниатюрами, посуду, расписанную под Хохлому, Палех и Гжель, народные тряпичные куклы, берестяные лапти, хлебницы и туеса. Это место – скорее мекка для иностранца, неравнодушного к русским

ремёслам и старинным народным промыслам России. Справедливости ради, не все товары ремесленников могут носить гордое право быть народными. По официальным данным, каждое пятое изделие на рынке – китайский импорт.

Одна из самых ярких примет жизни рынка – деловитая, а порой бестолковая суета. Наибольшее оживление традиционно царит в сувенирных рядах, тянущихся от входа в рынок, и в стоящем неподалёку от сувенирки караване многочисленных закусочных. Популярное развлечение и, собственно, национальная особенность Измайловской ярмарки – это кухня. Она сложилась под растущим влиянием владельцев московского ресторанного синдиката – выходцев из Средней Азии и Северного Кавказа. Вместе с ароматом пережаренного растительного масла кухни жарешен и чебуречек впитали в себя лучшие кулинарные традиции многих народов, населявших в разное время бывшие советские республики, такие как Грузия, Таджикистан, Узбекистан. Основными ингредиентами предлагаемых здесь блюд являются сыр, рис, бездрожжевое тес то, мясо, овощи и зелень. Сочетая компоненты, на выходе в меню можно получить лагман, байран-плов, шурпу, манты, чахохбили, хинкали, самсу, ачму. Всевозможные чебуреки и пирожки с мясными и сырными начинками навалены на лоснящихся от масла подносах тут же по соседству.

Правило «одного блюда» в местных забегаловках не действует, иными словами, порции подают такие маленькие, что посетитель рискует только раззадорить аппетит. Главным напитком является зерновой и растворимый кофе. Его здесь много: американо, лунго, раф, эспрессо – простой, двойной, тройной (!), а также чай в пакетиках и морс из трёхлитровых банок. Рог гастрономического изобилия скудеет по мере приближения к периферии рынка, где лесопилка и платная парковка. «Ресторанные» дворики походят всё больше на монастырские трапезные – тёмные и аскетичные, – посещают которые отнюдь не миряне. На рынке такие точки общепита называют шалманами. Подают в них обычно разогретые в микроволновке бутерброды и сэндвичи с копчёной ветчиной, отварной курятиной или подсохшим солёным сыром. Из напитков предлагают бутылочное пиво, портвейн и водку в пластиковых стаканчиках. Горячий чай, орехи, сухофрукты и охлаждённую на льду рыбу развозят в рикшах – двухколёсных колясках с широкой платформой, в которую, словно ишак, впрягается продавец.

Для того чтобы вступить в клуб привилегий и получать каждый день бесплатный коктейль в местном шалмане, нужно просто быть в хороших отношениях с «наливайкой» – так в узких кругах называют продавца (чаще – продавщицу) питейной палатки. Комплимент от заведения – не более чем грамотный промоушен. Расчёт прост до безобразия: захмелевшие посетители требуют немедленно закуски и «по второй», а это уж, извините, по прейскуранту.

Рисуемые в красках картины окраин – колыбель Измайловского рынка – известны как аллеи живописи. Вернисаж вырос из этих аллей, они – часть истории, с них, собственно, всё и началось. «Блошня» – так местные торговцы сами именуют толкучку у Измайловского парка – возникла на изломе эпох, уже в нашу современную историю, но гораздо раньше её появился московский вернисаж художников.

Поначалу география его места была не совсем определена. Возникнув в перестроечные годы, прежде вернисаж располагался в Битцевском парке. Торговцы картинами и картинками стояли прямо на дорожке лесопарка. Но место, оккупированное замурзанной толпой хмельных творцов, быстро стало походить на вудстокский слёт хиппотусовщиков. Битцевские жители забили тревогу, и власти срочно превратили спонтанных вернисажевцев в передвижников, выделив живописцам сперва остров, окружённый Серебряно-Виноградными прудами, а затем отправив снова туда, откуда они вы шли, то бишь в лесные

кущи на этот раз Измайловского лесопарка. С появлением Черкизовского рынка художников в очередной раз подвинули, оттеснив на несколько сот метров, где они и встали на вечный прикол, закрепив свои права массивными прилавками из сруба.

После эпохи деревянных будочек вернисаж стал отстраиваться капитально. Каждое отдельное здание – предмет эстетической экзальтации, но вместе эта архитектурная композиция производит впечатление сумасшедшей фактории. На первых порах вернисаж, что называется, держал марку, соответствуя своему названию и назначению. Коллекционер со стажем Егор Альтман вспоминает:

«Там был настоящий культурный центр. Можно было увидеть художника, который сам продавал свои работы. Это даже и рынком назвать было нельзя, скорее живым вернисажем, ежедневной выставкой».

Но оседлых художников быстро потеснили хваткие торговцы сувенирами – очень в моде были тогда матрёшки, командирские часы и пуховые платки из козьего пуха. Впрочем, интуристы не гнушались картинками с московской пейзажистикой. Пользовались популярностью и портреты на заказ. Одним словом, на вернисаже хорошо жилось всем – как правило, иностранный покупатель расплачивался долларами, невзирая на сюрреалистические ценники новой России. Матрёшечник за пару дней бойкой торговли мог отоварить 80–120 иностранцев, получив на руки месячную зарплату инженера.

А потом «хорошо жилось всем» кончилось, потому что не бывает так, чтобы всем и хорошо. Засилье матрёшек и ушанок стало невозможным. Место продажи картин уменьшилось по площади настолько, что вернисаж пренебрежительно обозвали Аллеей живописи и перенесли на крошечную поляну в отдалённой части ярмарки.

Попасть на неё с главного входа сразу не получится. Придётся поискать.

Сегодня суббота, а значит, самый сильный заговор на удачную торговлю. В субботу на Измайловском вернисаже посетителей традиционно много с самого утра. Публику не пугает даже дождь, зарядивший накануне противной моросью.

– Два моих приятеля проработали, один – семь, другой – двенадцать лет, и ушли отсюда, оставив места, – делится человек лет пятидесяти, сухощавый, грустный, но с огненным, подвижным лицом. Предмет его продажи – тиражные шкатулки, по большей части расписные, с лубочными картинками екатерининской Москвы. – Бойко идёт торговля только иконами и самоварами, но скоро народ насытится и этим.

– Да Вернисаж давно умер! – восклицает его сосед, смешной человечек в соломенном канотье. Узнав, что я задумал книгу, он скептически качает головой: – Если совсем делать нечего, пишите! Но вам, писателям, как и нам, художникам, ловить здесь нечего. Кризис, что ли, догнал, но интурист теперь желает «всё по десять». Легенды о миллионах, заработанных на картинах, только в головах администрации.

– Это кто художник? Ты художник? – В разговор встревает усатый продавец фаянсом. – Когда я только начинал, в 2004-м, художников здесь было много. И картин. И покупателей. За последний год или два я живого художника в глаза не видел. Кругом только перекупы с конъюнктурным псевдоискусством. И где они его берут? Казалось бы, ну зарабатываешь на картинах, так хоть всякое дерьмо не тащи. Покажи ты человеку достойную вещь, а не это!

– Сидеть с одним товаром, да ещё и недешёвым, вообще бесполезное дело! – не соглашается торговец в канотье, ничуть не обидевшись на презрительный жест соседа в сторону его мозаичных картинок. – То, что попроще-подешевле, ещё так-сяк идёт, а поднимешь качество и цену – сразу не густо, а пусто! Ты приходи на денек, – обращается он ко мне, – посидеть просто так. Даже необязательно весь день торчать, можно пару часов. Масштаб трагедии успеешь оценить. А потом двигай в администрацию. Они там разрабатывают план развития въездного туризма, а нам накручивают аренду по сто – двести процентов. Торговать не дают, штрафуют. Спроси, как им живётся, а потом расскажи, как нам. И диктофон свой не забудь включить или хотя бы сделай вид. Они от этого журналистского интереса очень психуют…