Мой бесполезный жених оказался притворщиком
Шрифт:
Что мы понимали, так это то, что наши знания о проклятых и священных местах, магических рудниках и подземных тоннелях после курса будут — нулевыми.
Изначально вопрос после параграфа звучал так: По каким признакам можно определить, что вы находитесь в проклятом месте?
Разумеется, большая часть эпицентров разрушительной энергетики была нанесена на карты, однако проклятые места возникали то тут, то там на местах ужасных преступлений, в домах безумцев или там, где происходили страшные трагедии.
— Вопросы после параграфа не для наставника, а для студентов, — все же выкрутилась наставница Белладонник. — Итак,
Вверх моментально взметнулась рука Надежды, но наставница предпочла проигнорировать ее.
Платон съехал вниз по стулу и прикрыл лицо учебником.
— Иларион Таврический, наше юное солнце, расскажите мне!
— Ну, эм, там холодно? — предположил Иларион.
— Вы у меня спрашиваете?
— Нет, это ответ. Там холодно.
— Это все?
— Да?
— Вас послушать, так все наши северные территории прокляты, не говоря уже о столице, настоящий рассадник нечисти, — покачала головой госпожа Белладонник. — Это неверный ответ. Так что, никто не может ответить на вопрос?
Рука Надежды тряслась так отчаянно, что я бы не удивилась, раздайся в один прекрасный момент хруст.
Однако вместо хруста раздался тихий голос Лукьяна Хилкова.
Может, он решил сжалиться над всеми и сэкономить нам пару часов возни в библиотеке, а может ему просто нравилось демонстрировать всем, какой он эрудированный и возвышенный тип. В конце концов, не было ни одного предмета, которой бы не давался Хилкову, кроме ратного дела, где он и круга не мог пробежать, чтобы не упасть в обморок, и дебатов, где всякая дискуссия в конечном счёте сводилась к оскорблениям в сторону его семьи, из-за которых он терялся и не знал, как ответить. Зато знал Платон. Отлично знала я. Цесаревич Иларион единственный раз в своей жизни блеснул интеллектом скаламбурив, когда отметил, что семейка Змеевых так активно расползается по политической карте империи, что впору решить, что это как раз они что-то замышляют.
В остальном — Лукьян знал ответ всегда. Конечно, в первый год начитывались лишь предметы общего курса, разделения на специализации еще не было, так что это вроде как были не самые сложные знания, но почему-то больше никому не удавалось с такой легкостью отвечать на вопросы наставников.
Более того — я наблюдала за Хилковым.
По большей части он спал на уроках, уронив голову на скрещенные руки.
И в библиотеке я его не встречала.
Если он куда и наведывался регулярно, так разве что в академическую часовню. Но, судя по стенаниям Платона, о том, что он по-прежнему живёт в одной комнате с ослом и рептилоидом, успехи Лукьяна Хилкова в этой области тоже были невелики.
Может, он и вовсе таскался в часовню с одной единственной целью — пару часов посидеть в блаженной тишине.
Так откуда же он все знал?
Загадка.
— К признакам проклятого места относят затхлый запах, посторонние звуки, насекомых, болезненные ощущения, возникающие без видимой физической причины, кратковременные иллюзии и чахлые растения, — перечислил Хилков. — Также могут присутствовать необъяснимые исчезновения вещей, искривления пространства и времени, и — ночные кошмары.
Мне показалось, что на последних словах блуждающий по кабинету взгляд Лукьяна Хилкова задержался на мне. Непроницаемый взгляд, заставивший меня вздрогнуть, а заметившую это Евжену нахмуриться.
Лукьян
Особенно о кошмарах.
И все же.
Все же его взгляд казался мне странно знакомым. Как и в тот самый первый раз, когда я увидела его на балу, я задумалась — где.
Где мы могли встречаться?
Более того, я несколько раз пыталась припомнить, играл ли он какую-либо значимую роль в оригинальном романе, но натыкалась только на пустоту, вместо воспоминаний о деталях сюжета. Нужно было все записать, пока я еще помнила. С годами я все больше забывала о деталях сюжета, а иногда и вовсе терялась между фактами из романа и из моих воспоминаний в этом мире. Настоящих, реальных воспоминаний, которые зачастую оказывались прямо противоположны тому, что, как я думала, должно было произойти.
— Да откуда он опять все знает? — заныла Евжена.
И эта фраза могла бы послужить комплиментом, если бы следом не заговорил Гордей Змеев.
— О, это проще простого, — ядовито бросил он, а его верные подпевалы, Кемский и Львов, согласно загалдели. — Думаю, Хилков просто описал собственное поместье, да? Там ведь-
Нам было не суждено узнать, что там такого было в поместье Хилкова, потому что сидевший позади Змеева Платон прервал речь Гордея, отвесив ему подзатыльник учебником.
— Эй!
И я очень надеялась, что это больно.
— Как всегда, верно, — сухо кивнула наставница Белладонник. — Однако впредь, господин Хилков, попрошу вас не выкрикивать ответ с места. На этом урок окончен. Все свободны.
Взгляд, которым она напоследок наградила Лукьяна мог бы заставить поморщиться любого, но он даже не взглянул в ее сторону, одним из первых покидая кабинет.
Глава 13
— Я не могу просто выкинуть их, это ведь подарок! — Надежда выглядела невероятно растерянной, продолжая прижимать к себе букет оранжевых лилий.
— Он даже не твой!
— Но ведь-
Евжена оглушительно чихнула и зло уставилась на нее покрасневшими глазами.
— Тогда ты можешь сидеть снаружи вместе с этими проклятыми цветами!
Надежда обернулась ко мне.
— Дафна, ну скажи, что я права, разве ты не будешь выглядеть ужасным человеком, когда Гордей найдет цветы, которые он так тщательно выбирал для тебя, среди мусора? Что он почувствует?
Мне хотелось сказать, что Гордей Змеев с самого рождения и до сего дня вряд ли был способен чувствовать хоть что-то, кроме самодовольства. Его семья владела месторождениями драгоценных камней, бесчисленными землями, предприятиями и была невероятно богата, из-за чего Гордей только и делал, что задирал нос.
Добился только того, что угодил под перекрестное проклятье Илариона и Платона и два дня проходил зеленым и в пупырышку.
Что касается цветов — только такая наивная дурочка как Надя могла полагать, что Гордей Змеев прислал мне их от большого участия.
Но не я.
Не после многочасовых уроков с госпожой Майской.
Гордей Змеев принадлежал к одной из самых знатных семей империи, уж, конечно, он тоже знал язык цветов. И, зная его он прислал именно оранжевые лилии. Это был очень коварный цветок, особенно когда дело касалось интерпретации послания. Он одновременно символизировал новое начало и — ненависть, презрение и гнев. Это было сообщение, которое гласило: