Мой дом
Шрифт:
В одиннадцатой, тринадцатой, четырнадцатой и пятнадцатой квартирах ничего существенного не происходило.
Зато двенадцатая начинала открывать Тайны Магрибских волшебников. Вдруг у Сюзаны появился старший брат, Валерка. И не простой, совсем не простой. Его появление связано с приходом Зинаиды Яковлевны к маме, доверительным разговором полушепотом, и кучей ювелирки и сберегательных книжек на предъявителя, тщательно спрятанных в мамином шифоньере. Прошло немного времени, и в квартире раздался звонок. Дяденька в штатском пригласил маму спуститься в квартиру двенадцать и поучаствовать в обыске в качестве понятой. О причине этого явления и других подробностях дела, родители подолгу шептались у себя в спальне после отбоя. Мы довольствовались явным, а явным было исчезновение Валерки, такое же внезапное, как и появление. Он еще пару раз появлялся и исчезал, снова прятались ценности в мамином шифоньере, снова обыски, а с ними и поиск понятых. Однажды Валерку задержали после грабежа гостиницы "Родина" и мы тихонько потешались каламбуром, мол, Валерка Родину ограбил.
У нас в шестнадцатой происходило поглощение знаний и постановка различных опытов на практике. С некоторых пор, нашей компашке, я имею в виду Генку, Саньку и себя, удалось получить доступ к кислотам,
С другой стороны, химия никак не хотела становиться источником изобилия, как то писалось на транспарантах наглядной агитации, и даже в простом деле изготовления дымного пороха вставляла палки в колеса. Нет, порох, конечно, дымил, даже горел, но большего от него было трудно добиться. Никак порох не взрывался! А ведь в кино куруцы и лобанцы то и дело сажали друг друга на бочки с порохом и распыляли в атмосфере. Сериал "Капитан Тенкеш" не давал нам покоя. Санька Быстров как-то после каникул привез минометную мину. Подобная лежала в пионерской комнате в школе, и была не один раз уронена на пол, в состязании кто сколько раз поднимет. Позже, лет через восемь, какой-то ветеран, заметив мину, мирно лежащую в шкафу по военно-патриотическому воспитанию, с взрывателем на боевом взводе, с торчащим из него пыптиком с красной полосой, поднял шум. Вызвали саперов, которые через пару дней вывезли за город мину и там ее подорвали. Как после этого решались споры кто сильнее, остается догадываться. Так, вот, Санька привез из Пскова мину 82 миллиметрового миномета и мы потратили массу времени и сил, чтобы выковырять взрывчатку и разделить ее по-братски на троих. Дальше каждый шел своим путем. Были варианты использовать капсюля от охотничьих патронов, начинку хлопушек, дымный порох, неважно горевший. Ничего тротил не заводило. К счастью домочадцев, потому что опыты эти происходили в наших небольших квартирах, и если бы у нас получилось... трудно даже представить, что бы было. Часто нас спасала та самая разница в возрасте. Старшие ребята легко и непринужденно забирали у нас найденные патроны, запалы, взрыватели и это доводило нас до слез от вопиющей несправедливости. Мы совершенно не готовы были сопоставить разрозненные факты, утверждающие, что у представителей старшей группы ребятни вдруг оказывалось на пару пальцев меньше. А у другого после долгого отсутствия появлялся стеклянный глаз. Все это было из другой оперы, и мы азартно пытались снова и снова взорвать свои части тротила мины. Но, увы, так ничего и не вышло. Взрывалось все, что угодно. Найденные патроны при добывании капсюля, какие-то алюминиевые трубочки просто исчезали, оставляя легкую дымку в квартире и долгий звон в ушах, а как горела ракета! Красная, три звездочки ракета досталась по случаю и была разобрана, поскольку другого применения не нашлось. Порох пыхнул, обдав лицо колючими царапками. А потом пришла очередь начинки. Одно дело, когда в небе горит маленькая звездочка, а хотя бы и три, и желание одно - чтобы горение продолжалось подольше. Другое дело, когда горит у тебя на балконе, озаряя весь двор, да что там двор! Весь квартал погрузился в яркое красное сияние, и мысль лихорадочно стучала в голове - хотя бы не приехали пожарные! Как назло, горение длилось нестерпимо долго, так долго, что об этом стало известно не только бабушке на кухне, но и бдительным перепуганным соседям. Надо ли говорить, что после каждого случайного ба-баха безжалостно изымалась вся старательно сберегаемая коллекция гильз, патронов и других взрывоопасных предметов, всего, что хоть отдаленно относилось к военной тематике. Никакие мольбы, никакие убеждения, что это только пустые гильзы, не помогали. Я в очередной раз был бит, стоял в углу, и подвергался психологическому давлению - "Что молчишь? Не знаешь, что сказать? Партизан!"
Все это мало влияло на нас. Если бы кто-то видел наши ежедневные маршруты из школы домой. Мы шли в совершенно противоположном направлении в соседний квартал, разглядывали коллекцию монет, наконечников стрел и прочего Генкиного отца, переходили в другой квартал в другом направлении, решали проблемы химии. Попутно разглядывали новые приобретения взрывчатых веществ Сашки. Заходили в открывшийся магазин "Мелодия", обходили по кругу все витрины и на сэкономленные две копейки покупали разноцветные гитарные медиаторы. Гитар, естественно, ни у кого из нас не было. Гитары висели в магазине на недосягаемой высоте, призывно маня ценником - 4р50к. Для нас это были баснословные деньги. Если мне и выдавалась какая-то сумма, то, как правило, её хватало на триста грамм масла по 3 рубля 50 копеек, буханку хлеба по 16 копеек и два литра молока по 20 копеек. Без сдачи. Откуда было взять 4, 50? И я клянчил у родителей гитару, ну хотя бы на день рождения. И получал постоянный отказ, мол, ты уже одну сломал. Когда? Маленьким на гитаре отцовской катался. Я такого не помнил, и всякие объяснения, что я уже достаточно для гитары вырос, что она совсем дешевая и т.д. ни к чему не приводили. А ежедневные инъекции лаковым блеском гитар в "Мелодии" побудили принести из бабушкиного сарая доску, отдаленно напоминавшую гитару, натянуть вынутые из папиных носков резинки, подстроить струны и часами музицировать на почти бесшумном инструменте. На родителей это никакого эффекта, к сожалению, не произвело.
Вслед за лихорадочным производством ремонтов,
К тому времени мы подросли настолько, что нас гоняли в пригородный колхоз на уборку редиса. И как-то раз, в ближайшей посадке, глядя на пустое воронье гнездо я глубокомысленно заявил, что вороны часто воруют драгоценности, их просто притягивает всякий блеск. А потом забывают в своих гнездах. Рядом были друзья из тех, что сначала делали, а потом говорили или думали. Кто-то уже вскарабкался на ствол и вниз полетели птенцы сороки. Нас было поровну, их трое и нас, так что деление прошло на высоком политическом и идейном уровне. Домой я принес черный с белыми боками комок перьев, который неистово орал. Видимо, думал я, родители их бросили, а голод не дает бедняге уснуть, и стремглав помчался на улицу, где вокруг газонов росли кусты волчьих ягод. Была как раз пора цветения и кусты кишели бабочками-капустницами. Я собрал их полную литровую банку и, вернувшись, стал заталкивать в прожорливый клюв это добро. Но пора цветения быстро отошла, а с ней закончились и бабочки. Вдруг выяснилось, что сороки плотоядны и по всем приметам должны есть мясо. Но мясо было не по моему карману, который не видел денег крупнее двадцати копеек на школьный завтрак. В дело пошел хек, тоже ведь мясо, который в ту пору стоил всего десять копеек. Сорока росла на нем не по дням, а по часам. Скоро ей стал тесен ящик на балконе, в котором она жила, и ее часто запускали в квартиру гулять. Тут проявилась ее страсть к блестящему. Она мгновенно отыскала шкатулку с мамиными кольцами, серьгами и разбрасывала их по всем комнатам. Сидя на плече, сорока заботливо чистила мои уши, заглядывала в глаза и готова была устроить гонки по вертикали. Возвращаясь из школы, я слышал ее пронзительный приветственный крик за три квартала. Откуда ей было известно, что в толпе школьников иду именно я, до сих пор вызывает множество вопросов. Но как бы хорошо нам с ней не жилось, пришло время прощаться. Меня убедили, что ей пора улетать в свойственную ей обстановку. И вот, мы отправились к нашей родне в Запорожскую область, в село, погрузив ее в картонный ящик с дырками. Всю дорогу сорока не издала ни звука, на отрез отказалась есть и спать. Когда же мы выпустили ее из ящика в сельском дворе, она быстро освоилась, но при всей нашей дружбе ближе, чем на метр больше меня не подпускала. На родственников наше действо произвело угнетающее впечатление.
– Зачем вы ее сюда привезли? Она же всех цыплят пожрет!
Но радость встречи, новые впечатления от сельской местности, скрасили печаль расставания с сорокой. Вскоре она улетела. Только поздней осенью пришло письмо, в котором сообщалось, что наша сорока прилетала во двор с еще одной сорокой. Покрутились, попрыгали по крышам, по деревьям и улетели. Наверное, цыплят искали, а они давно выросли. Мне больше нравилась мысль о том, что моя сорока приводила своего спутника познакомиться со мной, жаль, что я уже уехал домой.
С неизбежным взрослением детворы ее шалости становились все менее безобидными. Однажды, шум во дворе оповестил, что ребята из второго подъезда залезли на чердак городской больницы и порылись там в архиве. По всему двору летали ленты кардиограмм, изучалось устройство человека по множеству рентгеновских снимков, кучами валялись истории чьих-то болезней. Все это не прошло незамеченым для администрации больницы и милиции. Поиск виновников не заставил себя долго ждать, и вскоре народный суд оштрафовал родителей большинства участников, а непричастные получили строгое внушение "сколько раз говорить, не якшайся с ними!" Робкие возражения, мол, с кем же тогда играть, в расчет не принимались. На всей ребятне отсвечивало клеймо позора. Надо сказать, что после эры совместных празднецтв и гуляний всем домом, после затаривания квартир гарнитурами и пианино, начала явственно вырисовываться некая черта, постепенно, но неуклонно разделяющая жильцов разных подъездов и квартир. Это не могло не отразиться на жизни детворы. Второй подъезд, как более пролетарский и свободный в своих устремлениях, все более отгораживался от первого. Ребята оттуда делали набеги на ближайшие сады, а вскоре стали резаться в триньку на деньги. Для нас это было строжайше запрещено.
Наш старый приемник, Минск Р-7 перекочевал к бабушке Шуре, и его место заняла радиола "Чайка-66". Для нас с сестрой это было спорное улучшение, поскольку на старом Минске мы крутили большие пластинки с песнями Клавдии Шульженко, сопровождая звуки динамика нашим горластым пением. Это было как теперешнее караоке, только без текста на экране. Жилище бабушки Шуры использовалось не только как склад устаревших вещей. В сарае был замечательный подвал с древней историей. Еще до войны, спасая свои семейные сбережения, старшие женщины зарыли в этом подвале кое-какие ювелирные изделия, а также честно поделенную на всех членов семьи золотую медаль прадеда. Но при оккупации сарай сгорел. Немцы пригнали бульдозер, пленных и построили на месте сарая новый, ставший гаражом. Бабушки еле пережили эту стройку. Кто-то может найти спрятанные цацки, и что при этом будет? Но обошлось, правда и построенный сарай-гараж сгорел, уже при освобождении. На его месте построили уже после войны сарай, в котором оказался подвал того, самого первого сарая. В этом подвале родители хранили картошку. А позже подвал залило водой и пришлось искать новое хранилище. Таковое нашлось у тети Тони, маминой тетки. Когда я подрос, в мои обязанности вошло таскать из подвала картошку домой. А когда подрос еще больше, стал ездить к тете Тоне на работу в район КХЗ. Там она работала в столовой и снабжала нас дефицитами в виде гречневой крупы и подобного. Всякий раз, придя с работы, мать перевешивала принесенную крупу и сразу звонила тетке.
– Тоня, ну как так можно! Мы же свои! А ты недовесила полкило!
– Зина, не ругайся, пришли завтра Мишку, я тебе кроля дам, бесплатно! Ты же знаешь, если правильно взвешу, потом болеть буду! Я тебе еще подкину чего-нибудь, без денег.
И я завтра снова ехал на коксохимзавод за новой авоськой еды. Тетя Тоня вошла в коммерцию при немцах, в оккупацию. Торговала крупой в магазине для русских и приучилась воровать. Сколько раз предупреждали ее, что немцы повесят за кражу, а она возражала, мол, пусть поймают сначала. Ни немцы, ни ОБХСС её ни разу не поймало.