Моя Америка
Шрифт:
Город состоял из ряда этнических районов: бедный белый Гэри, коричневый Гэри, черная и славяно-венгерская окраины. Путешествие из Африки в Мексику занимало в Гэри всего десять минут, а прогулка из страны ацтеков до Варшавы длилась лишь несколько кварталов. Город чем-то напоминал Лас-Вегас. Здесь вы могли найти бордели, героин, стриптиз, «одноруких бандитов»2, самогон, покер, кости. И сонных полицейских, которые старались не замечать нарушения порядка. Никогда я не видел так много винных магазинов в таком маленьком городе. В некоторых кварталах насчитывалось по три забегаловки с выразительными
Все улицы вели к конечной остановке автобуса перед главным входом в «Ю. С. стил», где вытянувшийся на милю забор из колючей проволоки отделял от посторонних производственные строения. Они круглосуточно охранялись сторожами, вооруженными пистолетами и дубинками.
Это там на протяжении двадцати пяти лет как раб трудился на американских капиталистов мой отец. Он работал с трех утра до двенадцати дня с часовым перерывом на обед в огромном цехе, который напоминал железнодорожную станцию. Краны-гиганты грохотали над головой, повсюду сыпались искры, и километр за километром раскаленная добела сталь выливалась из бушующих печей.
Я имел обыкновение стоять и смотреть на сталеваров через заграждение из колючей проволоки. Я задавал себе вопрос, как долго отец выдержит. Он и его товарищи выглядели привидениями под стальными касками. Толстые защитные очки закрывали глаза, нижняя часть лица была завязана платком от жары, а на ногах — башмаки с окованными металлом носками. Сталевары выглядели как астронавты, высадившиеся на Марсе.
Здесь погибло или получило увечья больше американцев, чем в битве при Порк-Чоп-Хилле. Все, кто работал там, постоянно сильно кашляли. Мой отец потерял два пальца. Когда он приходил вечером домой, он заваливался в кровать. На следующее утро спозаранку он был уже на ногах, а вечером всегда находилась какая-нибудь дополнительная работа. Ведь у него было три голодных сына. Именно поэтому он работал слишком много.
Отец разделял реакционные воззрения. Он гордился своим членством в профсоюзе сталеваров и в республиканской партии. Но еще больше гордился тем, что рожден американцем, и часто говорил, что США — лучшая страна на земле.
У него был старый, разбитый пикап, который он так и не научился как следует водить. Он не сдавал экзамен на водительские права и тем более не брал уроков вождения машины. Зато он знал, какого белого гангстера в городском муниципалитете нужно «подмазать», чтобы получить права и номера, которые всегда исправно приходили по почте.
В пятьдесят пять лет отец начал сдавать. Шевелюра и борода приобрели белоснежный оттенок, а высокое — 185 сантиметров — сильное тело отяжелело. Ноги отекали, и он не мог сам завязывать шнурки на ботинках. А ему оставалось еще десять лет до пенсии. Но он уладил и это дело, подкупив белого врача, и тот за 300 долларов выдал ему такую справку о его недугах, что его досрочно, в пятьдесят пять лет, отправили на пенсию. Без этой взятки гангстеру в белом халате он, очевидно, свалился бы замертво на пол своего цеха.
В городе Дж. П. Моргана имелись две средние школы: одна для черных и другая для всех прочих. Эти школы так напоминали аналогичные заведения в южных штатах, что я отказался от мысли продолжить учебу.
Я наслаждался обретенной свободой и просиживал целыми днями в кино. Случалось
После многочасового сидения в темном зале у меня часто появлялась головная боль, к тому же я всегда был голоден как волк. Чтобы добраться из города в черное гетто, приходилось проходить всевозможные «белые» и «коричневые» районы. Это было все равно что прогуляться через Йоханнесбург в Соуэто. Некоторые из тех мест были до того неприглядны и опасны, что стулья в кабаках приколачивались к полу, чтобы пьяные посетители не воспользовались ими как оружием.
Перейдя первую железнодорожную колею, оказывался в районе чиканос. Они готовили вкусную и дешевую еду и обслуживали цветных.
Иногда, когда я заказывал еду где-нибудь в белом районе, официантка приносила ее в пакете — точно так же, как в Джорджии. Тогда я вынимал еду из пакета, садился у двери и закусывал прямо перед уставившимися на меня белыми.
Наконец наступила весна. Отец взял меня с собой на автобусную станцию и купил мне билет до Хартфорда, чтобы я продолжил там свое образование. Вскоре я снова очутился в классной комнате миссис Адлер, в которую впервые пришел в сентябре предыдущего года.
В хартфордских школах
Я был рад вернуться в Хартфорд, к Октавии. Шла корейская война, и Октавия, как и другие, была загружена работой. Дядюшка Немлон трудился в двух местах и сумел купить себе подержанный автомобиль.
Светлым апрельским днем, когда солнце растопило весь грязный снег гетто, я вновь присоединился к своим одноклассникам из средней школы Генри Бернарда-младшего. Школьные работники предупреждали Октавию, что смена обстановки может отрицательно сказаться на моей учебе. В последние шесть месяцев я даже не заглядывал в учебники. Мои одноклассники уже успели пройти значительный раздел алгебры, в то время как я едва мог как следует считать.
На школьном дворе я пустился в грубую ложь: хвастал, что ходил в школу в Чикаго и состоял в самой страшной негритянской банде второго по величине города Америки. Мне пришлось прибегнуть к обману, чтобы доказать самому себе, что я могу постоять за себя, не уступить в драке. Поэтому прошло совсем немного времени, и я снова оказался на тренировке в спортивном клубе. Там меня научили легко передвигаться по рингу и наносить быстрые и точные удары. Я тренировал мускулы шеи, делал «мостик», ставя ноги на скамейку и перенося тяжесть тела на голову. Раскачивался вперед и назад до тех пор, пока мне не казалось, что шея вот-вот сломается. Приседал и прыгал, потный и задыхающийся.
Много лет спустя, когда меня, боксера-профессионала, осыпали ударами на арене «Сент-Николс» в Нью-Йорке, я с благодарностью вспоминал школьные тренировки. Сильные шейные мускулы действуют как амортизатор, когда получаешь сильный удар в лицо, а искры сыплются из глаз, и голова сотрясается от боли.
Я тренировался каждый день после уроков до позднего вечера, так же усердно, как черные на Юге ходят на баптистские собрания. Ведь я был опять «овечкой» в школе, и мне следовало доказать, что я не трус. В младших классах нашей школы было лишь два типа учеников: те, кто получал по физиономии, и те, кто давал по физиономии. Сильные побеждали, слабых подавляли.