Моя панацея
Шрифт:
И да, именно в этот момент, когда фотографии сгорают в пламени, а Инга без сожаления отправляет новую порцию в огонь, я понимаю, что влюбился окончательно и бесповоротно.
33. Инга
Через две недели щемящего безоблачного счастья среди наступившего удивительно тёплого ноября мне позвонил следователь по делу Павлика. Настолько неожиданный звонок, что я несколько секунд хлопала глазами, глядя на имя абонента, высветившееся на экране. Следователь пригласил на разговор «без протокола», с глазу на глаз и на нейтральной
Я вслушиваюсь в звуки его голоса и никак не могу понять, что таится за этим звонком? Опасность? Всплыли новые подробности?
— Я сегодня до четырёх часов немного занята, — не вру, потому что на этот день запланирована первая встреча с психологом из «Адаптации», и я точно не хочу её пропустить. Именно это важно для меня, а не разговоры по душам с малознакомым человеком. — После шести тоже.
— Значит, в период с четырёх до шести будете свободны? — холодно интересуется, чем-то щёлкая на заднем плане.
— Как ветер, — пытаюсь казаться равнодушной, хотя не уверена, что получается.
— Тогда назовите адрес, — оживляется следователь, — где вам будет удобнее всего встретиться со мной.
Честное слово, если бы я верила в романтические сказки, то подумала, что он мне назначает свидание, но я не верю.
— Что-то с… Павлом? — нахожу единственную разумную причину для звонка. Следователь, немного помолчав, подтверждает: именно с Павликом всё и связано. Кто бы сомневался, да?
Я называю адрес того самого кафе, в котором пережидала грозу после допроса и, коротко попрощавшись, вешаю трубку. Кладу телефон на кухонный островок экраном вниз, поворачиваюсь к плите и продолжаю методично готовить завтрак для Ярика. На часах только восемь утра, а моё настроение уже напрочь испорчено. Чего доброго ещё кашу спалю.
Пока закипает молоко, а я нарезаю кубиком яблоки для фруктового салата с натуральным йогуртом — Ярику нужны витамины — в голове тысяча вопросов. Я не понимаю, какой будет тема нашей беседы, потому на сердце тревожно. А ещё не знаю, нужно ли об этом говорить Максиму.
Всё-таки я ведь взрослая женщина и не обязана по поводу любого чиха бежать к Максу — у него и своих проблем хватает, на работе вон настоящий аврал, из-за которого всё, на что его хватает — доползти до кровати и рухнуть замертво. Нет, не буду ни о чём говорить, сама разберусь.
В конце концов, Павлик всё ещё мой муж, и восемь совместных лет, хочу я этого или нет, забыть не получится.
— Ты грустная, — щебечет Ярик, когда ставлю перед ним тарелку с любимой кашей и мисочку с фруктовым салатом.
— Да нет, милый, всё хорошо, — отмахиваюсь, лишний раз убеждаясь, насколько этот ребёнок особенный. Чуткий и понимающий больше, чем положено в его возрасте.
Всё время, что прошло с момента предложения Максима, я нет-нет, пыталась понять, не совершаем ли мы ошибку. Не совершаю ли я ошибку. Но каждый раз, стоило Ярику обнять меня, поцеловать в щёку или просто начать о чём-то рассказывать, убеждалась в моей безусловной любви к нему. И уже казалось неважным, кто его родил, ничего не волновало, лишь хотелось, чтобы Ярослав был счастлив. И если для счастья ему нужна я, то почему бы и нет?
— А
— Тебя обидел кто-то? — тревожусь, и все мысли о странном разговоре со следователем отходят на второй план.
— Нет, никто! — взмахивает рукой с зажатой в ней ложкой, и молочная каша каплями оседает на стол. Ну что за маленький поросёнок? — Просто Анна Семёновна говорит, что у нас скоро будет концерт.
Анна Семёновна — милая преподавательница в школе развития, которая нянчится со всеми детишками, словно они её собственные. Удивительно, но мы с ней с первого взгляда нашли общий язык и, самое ценное, ей хватает деликатности, чтобы не лезть с лишними расспросами. Мать и ладно — кому какое дело?
— Ты не хочешь в концерте участвовать? — пытаюсь угадать ход мысли Ярика, но он снова грустно вздыхает и отрицательно качает головой. — Я могу поговорить с Анной Семёновной…
— Нет, я хочу! — восклицает и даже улыбается. — Очень хочу! Я даже стих учу, красивый, про маму… Но Анна Семёновна говорила, что папам и мамам там нужно быть, на концерте. А папа… он же…
— Деловой, — смеюсь, и Ярик вторит мне звонким хихиканьем.
— Ага, очень!
— Не переживай, я поговорю с ним. Ты же знаешь, ради тебя папа на всё способен. Так что, может быть, и на концерт тоже придёт. Главное, не волнуйся и быстрее ешь! Остынет ведь.
— Обещаешь? — хитро щурится, а рот расползается в восторженной улыбке.
— Конечно! — лохмачу и без того растрёпанные после сна волосы. — Но если что, чур, не злиться на меня! Я поговорю с папой, не переживай.
В дальнейшем завтрак проходит без тяжёлых разговоров, я допиваю кофе и помогаю Ярику собраться. Сегодня у него снова занятия, впрочем, ему нравится в школе, потому не канючит и не жалуется.
А у меня по плану встреча с психологом.
34. Инга
Реабилитационный центр «Адаптация» находится на самой окраине — практически в пригороде, и только на одну дорогу у меня уходит чуть больше часа. Когда за окнами показывается белоснежный фасад здания похожего больше на дворец чем на лечебное учреждение, я прошу остановить такси и расплачиваюсь с водителем. Он косится на меня с осторожностью, деньги принимает поспешно, а стоит выйти на улицу, бьёт по газам лихорадочно, а с места срывается так стремительно, что чуть было не окатывает меня грязью, летящей из-под колес, с ног до головы.
И правда, вдруг я невменяемая? Ещё истерику закачу или вовсе прирежу. Ведь только законченным психам, наверное, нужна психологическая помощь. Впрочем, мне самой потребовалось очень много времени, чтобы отважиться на визит сюда, потому таксиста я даже немного понимаю.
Иду по мощёной жёлтой плиткой дорожке, мимо красиво подстриженных вечнозелёных кустов, и зелень их кажется такой яркой на фоне хмурого неба. Я смотрю на лаконичную монохромную вывеску над входом и впервые жалею, что не курю — у меня нет законного повода тянуть время. Потому делаю несколько глубоких вдохов, тяну на себя тяжёлую дверь и попадаю в царство мягкого света, матово-голубых стен и тёплого дерева. И сразу становится… спокойнее.