Моя Шамбала

Анишкин Валерий Георгиевич

– Вовец, заставь его стать на четвереньки и полаять, - потребовал Пахом.

– Давай, Вовец! Пусть полает! Чтоб не сомневался, - обрадовался Витька Мотя.

– Нет!
– твердо сказал я.
– Я просто хочу, чтобы он не-много успокоился.

– Алик, - позвал я.
– Иди сюда! У тебя уже полная кор-зинка.

Мухомеджан послушно пошел на мой голос.

– Сейчас ты забудешь все, что с тобой случилось. К тебе вернется хорошее настроение, - пообещал я, провел рукой перед глазами Мухомеджана и сел.

Аликпер стоял перед нами, а на лицо его наплывала улыбка. Он сел при гробовом молчании. Все глаза были устремлены на него.

– Вы чего?
–

испугался Алик.

– Ну, ты что? Ничего не помнишь?
– спросил Каплун-ский.

– А что я должен помнить?
– улыбка по-прежнему иг-рала на недоуменном лице Мухомеджана.

– Ты ж по всему футбольному полю бегал, грибы соби-рал. Хорошо, что Вовец не захотел, чтобы ты лаял, а то бы гавкал как миленький.

– Правда?
– посмотрел на меня Мухомеджан.
– А еще что я делал? Он чувствовал себя неловко, хотя и улыбался,

– Больше ничего. Настроение хорошее?

– Нормальное.

Алик улыбался.

Подул ветерок, набежали тучи и закрыли солнце. Сра-зу стало прохладно. Зашумели листьями березки на краю поля, зашелестела трава. Собирался дождь.

– Ладно, пацаны! Пошли по домам.
– Мишка Монгол поднялся с травы, остальные за ним...

Праздник кончился. Ушла радость, а за ней и ощуще-ние покоя, но осталось чувство любви и благодарности друг к другу.

Немного грустно было на душе оттого, что кончилось наше беззаботное лето, оттого, что мы не будем теперь так часто видеться как раньше, и немного тревожно оттого, что завтра начнется новая жизнь, а какая она будет не дано знать никакому колдуну...

О своем видении я постарался забыть и не рассказал о нем даже отцу.

Quid est veritas?

(Понтий Пилат к Иисусу Христу.

Евангелие от Иоанна.)

Часть II

ВОЛЬФ МЕССИНГ

Глава 1

Сон или видение? Школа. Урок Английского. Директор Костя. Серый со шпаной. Отпор шпане.

Я видел себя... женщиной. Меня сжигали на костре. Я был привязан к столбу и ждал, то есть ждала, смерти.

Костер разгорался, и уже языки пламени лизали мои ноги. Дым ел глаза, и я поворачивал голову, стараясь увер-нуться от едкого дыма. Жар усиливался, а когда пекло дос-тигло невероятной силы, я потерял сознание.

После смерти я увидел себя, парящим над костром. Вокруг разливался удивительно красивый золотой туман. Я блаженно плавал в нем, освещенный каким-то неземным светом...

Вдруг я очутился в другом месте. Я увидел себя боль-шой пятнистой кошкой. Самым поразительным было ощу-щение мягких прикосновений к земле подушечек на лапах. Это были очень необычные ощущения, почему-то они каза-лись мне знакомыми. Мое тело помнило их.

В этот момент я открыл глаза и с удивлением стал раз-глядывать свои руки. Думал увидеть подушечки на лапах, но это были ладони. Я снова закрыл глаза - видение про-должалось.

Я вышел из джунглей на берег реки. Осторожно ступая по песку, приблизился к воде, чего-то высматривая, подсте-регая. Наконец, я увидел больших рыб, прыгнул в воду и стал ловить добычу...зубами и лапой. Рыбалка была успеш-ной. Я чувствовал, как во рту трепещет холодное тело ры-бины. Сжал челюсти - зубы вонзились в чешую, раздался хруст костей, и я почувствовал вкус рыбы, который был мне приятен... В это время картины стали быстро сменять друг друга в обратной последовательности, - и я снова парил над костром, потом

готовился к смерти, наконец, вернулся в свое тело...

Утром я чувствовал себя бодро. У меня было отличное настроение. И, как ни странно, никаких неприятных опу-щений после сна у меня не осталось, если не считать легко-го крапивного жжения в ногах, которое вскоре прошло.

Я рассказал о своем видении отцу. Ему передалось мое хорошее настроение, и он легко разъяснил все происходящее со мной так же, как и в случае с шаманством, упростив все до элементарных понятий. Это ничего не объясняло, но это не выходило за рамки материалистического восприятия.

– Можно наверняка предположить, что ты когда-то чи-тал об этом или видел в кино, но потом забыл, а в твоем сознании мозг воспроизвел эту информацию в виде при-чудливых образов.

– Пап, но это было так реально, что я чувствовал жар костра, и у меня до сих пор горят ноги.
– Я не стал говорить отцу, что мои ступни до самых щиколоток все еще остава-лись красными, как если бы я держал их в кипятке.

– Сынок, нет оснований для беспокойства, ты же зна-ешь, у тебя все ощущения на более высоком психическом уровне, чем у обычных людей. У тебя хорошее самочувст-вие, и это главное.

– Кстати, - добавил отец с улыбкой.
– Мудрецы Востока объяснили бы это реинкарнацией: когда-то твоя душа жила в теле леопарда, потом перевоплотилась в колдунью, кото-рую приговорили к сожжению на костре, может быть, за то, что неудачно лечила какими-нибудь снадобьями. Впрочем, мы с тобой уже как-то обсуждали эту тему.

Мужская школа номер семь, где я учился последние два года, находилась в трех кварталах от нашей улицы и размещалась в отремонтированном наспех двухэтажном здании, длинном и несуразном. Окна первого, кирпичного этажа, почти лежали на земле, а второй этаж, деревянный, выглядел так, будто он предназначался для другого дома, а его по ошибке приставили сюда. А до этого учащихся тасо-вали как карты и раскидывали по всем существующим в го-роде школам. Ни нам, ни нашим родителям смысл этих пе-ремещений был не понятен. Видно, у Гороно имелся какой-то свой, и не иначе как стратегический, замысел. В резуль-тате, к пятому классу я успел поучиться еще в пяти школах. Нас отрывали от новых друзей, чтобы через полугодие или год свести с ними вновь Может быть, в этом и была страте-гия и тактика Гороно, дать испытать мальчишкам горечь расставания, чтобы они острее почувствовали радость от встреч.

Все эти переходы и переводы не оставляли особого следа в памяти. Это происходило серо и буднично и кроме досады и слез ничего не вызывало.

Четвертый класс мне запомнился по Семенову. Семе-нов, тихий тринадцатилетний переросток, в первый день учебы достал на перемене из холщовой сумки, похожей на торбу, с которой ходят пастухи, сверток в тряпках, развер-нул их и вынул плоский алюминиевый котелок со следами облезлой зеленой краски, открыл его, и по классу поплыл запах вареной картошки. Из котелка шел пар, и Семенов стал жадно есть самодельной деревянной некрашеной лож-кой толченую картошку без хлеба. Картошка быстро кон-чилась, Семенов поскреб ложкой по дну, облизал ее, с со-жалением посмотрел на пустой котелок, кинул туда ложку и спрятал его вместе о тряпками в сумку, где лежали тет-радки. Потом мы привыкли к таким обедам. Иногда Семе-нов ел картошку с хлебом. А ближе к весне он ел хлеб или распаренный горох. Пацаны брали на обед, кто что мог. Чаще всего это был хлеб с маргарином или подсолнечным маслом, посыпанный солью. Старшие ребята носили с со-бой жмых, могли принести пару вареных картофелин, но толченую картошку в котелке носил только Семенов.