Моя война
Шрифт:
– Как там Союз? Откуда приехал? С какого училища?..
Соснович усадил меня за стол. Махнул всем рукой:
– Ну, что как мухи налетели? Дайте человеку пожрать.
Потом закричал в сторону солдата-официанта:
– Э, боец! Давай метай на стол! Что там у нас сегодня?
– Олег, постыдился бы, – прапорщик за соседним столиком повернулся к нам, – что это ты нового замполита «парашкой» решил угостить? Поляну бы накрыл праздничную. У тебя ж в закромах всё есть.
– Есть, есть! Да не про вашу честь. Завтра рота вернётся,
Обед оказался таким же невкусным, как и на кабульской пересылке. Только здесь, в отличие от того, кроме тушёнки на столе стояла большая тарелка с килькой в томатном соусе. Соснович почему-то назвал её красной рыбой. Ещё я отметил для себя, что всё, что присутствовало на столе: и хлеб, и тушёнка, и килька, – было накрыто марлевыми колпаками. Предположил, что это защита от мух, которых здесь было в избытке. Олег подтвердил мою догадку:
– Ешь, не зевай – мух отгоняй! А-то сразу в супе будет десяток!
Не сказать чтобы сытыми, мы вышли на крыльцо столовой. Закурили.
– И всегда так кормят?
– Что, Юрок, не наелся? – вопросом на вопрос ответил старшина.
Я поморщился:
– Да как-то не очень.
Олег рассмеялся:
– То, что похудеешь скоро, – это факт. Но с голоду не помрёшь. А в рейсе так вообще лафа. Если вместо сух-пая дают продукты, то готовят бойцы сами. У нас в роте узбеки есть, они из говна конфетку сделают. Плюс – у нас же сухогрузы. То картошечку везут, то лучок свежий. А у меня плитка есть. Так что, Юрок, не дрейфь. Будем сыты!
– Сухогрузы – это как?
Мы направились в сторону модулей. По пути Соснович терпеливо объяснял мне то, что я не знал:
– В батальоне пять рот. Первая и вторая – на «Уралах», бортовые машины. В основном возят боеприпасы. Третья и четвёртая – наливники, бензовозы. А мы – на КамАЗах. Возим то, что придётся: продовольствие и стройматериалы, медикаменты и уголь… Короче, всё возим. И боеприпасы тоже.
Олег на секунду замолчал подумал и добавил:
– Вообще-то, все всё возят. Что нагрузят, то и тащим. А вот наш магазин. Но тебе сюда ещё рано. Денег-то нет. Пойдём лучше к Омеле зайдём. Посмотришь свою комнату.
В длинном прохладном коридоре жилого модуля было просто чудно. Ветер с песком, который старшина называл «афганцем», являлся сильным раздражителем. Поэтому в помещениях сразу чувствовалось облегчение.
Соснович постучал в дверь:
– Омеля, открывай! Заменщик пришёл!
Дверь тотчас распахнулась:
– Заходи, брат!
Здоровяк снова обхватил меня руками, приподнял на воздух и тряхнул, как мешок. Затем запустил руки в свои чёрные, давно не стриженные волосы. Потом, видимо, не справившись со всем тем, что распирало его грудь, заорал:
– До-о-мой!
Соснович и я смотрели на него с сочувственной радостью. Понимая, что такой восторг мне суждено будет испытать только через два года, да и то при удачно сложившихся
– Не грусти, Юрка! Придёт и наше время. Вот твоя комната. Видишь, повезло. Омеля один живёт. А в других и по пять человек есть.
Комната мне не понравилась. «Да, повезло! – подумал я. – Понятно, почему один. Нормальный человек здесь жить не будет!» Помещение было запущено до предела. Голое и неприветливое. Пахло кислой сивухой и мочой. Окно закрывала какая-то блестящая плёнка.
– Да не расстраивайся ты так!
Олег спешил меня утешить, видя моё огорченное лицо:
– Это только у Омели такая запущенная комната. Я же говорю – он на всё забил. Только пил. А мы сделаем тебе квартирку как картинку! Всё досками обобьём, кондёр достанем. Будешь королём тут! Ладно, пошли в роту. Поживёшь пока в каптёрке со мной!
Вышли на улицу и снова попали в песчаную метель.
– Олег, а что, Омеля всегда таким был?..
– Каким таким?
– Ну, пофигистом, что ли?
– Нет, конечно! Нормальный мужик. И замполит неплохой!
– Не знаешь, какое он училище заканчивал?
– Как какое? Политическое! Донецкое, кажется.
– А…
Глупо, наверное, но я обрадовался, что не наше новосибирское. Соснович, не поняв смысла моего «а-а-а», продолжал:
– Его историю иначе, как невезухой, не назовёшь. Понимаешь, все потихоньку, как бы это сказать… куплей-продажей занимаются. Что-то сдают. Что-то покупают. Ну, раз возможность такая есть, почему бы и не использовать? Правильно?
Я осмотрительно промолчал. Олег и не ждал ответа:
– Тем более что Омеля никогда не наглел. Как все, так и он. А тут бумага в дивизию с границы пришла. В принципе, как обычно. В первый раз, что ли? Таможня пятую роту подловила. Кто-то настучал. А в штабе дивизии как раз «кроты» из ТуркВО…
– Кто?
– «Кроты»! Ну, комиссия. У них же главная задача – накопать побольше да поглубже! Перед своими начальниками прогнуться. Полковники эти – в политотдел: типа как будете реагировать? Наши, как всегда, хотели выговорами обойтись, а те ни в какую – накажите так, чтобы другим неповадно было! Вот Климцов и Омеля из партии и вылетели. Мишке-то пофиг. Говорит: «Я и так в академии не собирался». А для Омели, сам понимаешь…
Я кивнул головой. Да, для политработника исключение из КПСС – исключение из профессии. Карьера в армии, можно сказать, закончена.
– И он запил, что ли?
– Враз! Сказал замполиту нашему, Силину: «Забудьте обо мне, раз сдали меня!»
– Да. Правда невезуха!
– Конечно! Но бывает ещё хуже. Вот майору одному с Гератского полка не повезло так не повезло! Мужик в дукан продал четыре колеса от газика и получил за это четыре года!
Мои глаза округлились:
– Ни хрена!