Моя жизнь

Ганди Махатма

все восемнадцать дней плавания были для нас весьма приятными.

Кое-что из происшедшего с нами во время путешествия стоит вспомнить. М-р

Калленбах очень любил бинокли, и у него их было два, очень дорогих. Об одном

из них мы вели ежедневные споры. Я старался ему доказать, что обладание

такой дорогостоящей вещью не соответствует идеалу простоты, которого мы

мечтали достигнуть. Как-то, стоя у иллюминатора своей каюты, мы весьма

ожесточенно спорили

на эту тему.

– Вместо того чтобы делать из биноклей яблоко раздора, не лучше ли

выбросить их в море и разом со всем этим покончить?
– спросил я.

– Конечно, выбросите эти проклятые вещи, - ответил Калленбах.

– Так я и хочу сделать, - сказал я.

– И прекрасно, - последовал мгновенный ответ.

Я бросил бинокли в море. Они стоили фунтов семь, но их ценность

определялась не столько уплаченными за них деньгами, сколько пристрастием

м-ра Калленбаха к ним. Освободившись от них, он, однако, не раскаивался в

этом.

Таков был один из многочисленных инцидентов, происшедших между мной и

м-ром Калленбахом.

Каждый день приносил нам что-нибудь новое, так как и он и я стремились

идти путем истины. На пути к истине, естественно, исчезают гнев, эгоизм, ненависть и т. п. Иначе истина была бы недостижима. Человек, который

руководствуется страстью, может иметь вполне благие намерения, может быть

правдив на словах, но он никогда не познает истины. Истина означает полное

освобождение от двойственности, как например, любовь и ненависть, счастье и

несчастье.

Мы отправились в путешествие спустя несколько дней после моего поста. Силы

мои еще не полностью восстановились. Обычно я гулял по палубе, чтобы развить

аппетит и лучше переварить съеденное. Но даже такие прогулки были мне не под

силу, так как причиняли боль в ногах. Прибыв в Лондон, я обнаружил, что мое

состояние не только не улучшилось, но стало хуже. Познакомившись с д-ром

Дживраджем Мехтой, я рассказал ему о своем посте и о болях в ногах. Он

сказал:

– Боюсь, что у вас вообще отнимутся ноги, если в течение некоторого

времени вы не будете соблюдать полного покоя.

Именно тогда я узнал, что человеку, перенесшему длительный пост, не

следует торопиться с восстановлением прежних сил и вместе с тем ему

необходимо обуздывать свой аппетит. После поста нужна большая осторожность в

пище и, возможно, еще большие ограничения, чем при его соблюдении.

На острове Мадейра мы услышали, что в любой момент может разразиться

мировая война. Когда же мы пересекали Ла-Манш, то получили известие о начале

войны. Наше судно было задержано на

некоторое время. Очень трудно было

пробуксировать его между подводными минами, которые были заложены вдоль

всего пролива, и нам потребовалось около двух дней, чтобы добраться до

Саутхемптона.

Война была объявлена четвертого августа. В Лондон мы прибыли шестого.

XXXVIII. МОЕ УЧАСТИЕ В ВОЙНЕ

В Англии я узнал, что Гокхале застрял в Париже, куда он поехал лечиться.

Сообщение между Парижем и Лондоном было прервано, и никто точно не знал, когда Гокхале сможет вернуться. Я не хотел возвращаться на родину, не

повидавшись с ним.

Что же было нам тем временем делать? В чем же заключался мой долг в

отношении войны? Сорабджи Ададжаниа, мой товарищ по тюремному заключению и

сатьяграхе, готовился тогда в Лондоне к юридической карьере. Как один из

лучших участников сатьяграхи он был послан в Англию, чтобы сделаться

адвокатом и быть в состоянии заменить меня по возвращении в Южную Африку.

Д-р Прандживандас Мехта предоставил ему для этого необходимые средства. Я

беседовал с ним, с Дживраджем Мехтой и другими индийцами, учившимися в

Англии, По договоренности с ними мы созвали собрание индийцев, проживающих в

Великобритании и Ирландии. Я изложил перед ними свои взгляды.

Я считал, что индийцы, живущие в Англии, должны принять участие в войне.

Английские студенты поступали добровольцами в армию, и индийцы могли сделать

то же. Против этого было выдвинуто немало возражений. Утверждали, что между

положением индийцев и положением англичан - целая пропасть. Мы - рабы, а они

– хозяева. Как может раб помогать хозяину, если последний очутился в беде?

Разве не долг раба, стремящегося к освобождению, использовать затруднения

хозяина? Эти доводы в то время не подействовали на меня. Я понимал различие

в положении индийцев и англичан, но не считал, что мы низведены до положения

рабов. Мне казалось тогда, что дело не в британской системе, а в отдельных

британских чиновниках, и что мы можем перевоспитать их своей любовью. Если

мы можем улучшить свое положение благодаря помощи англичан и их

сотрудничеству с нами, то наш долг стоять с ними плечом к плечу в годину

тяжелых испытаний и тем самым привлечь их на свою сторону. Хотя я понимал, что британская система несовершенна, но все же не считал ее нетерпимой, как

считаю теперь. Но если, потеряв веру в эту систему, я отказался теперь

сотрудничать с британским правительством, то как могли мои друзья, которые