Моя жизнь
Шрифт:
путешествовал по Европе, показывал места на карте, где шли бои.
Моя болезнь также стала темой наших ежедневных разговоров. Я и тогда
продолжал свои опыты в области питания. Пища моя состояла из земляных
орехов, зрелых и незрелых бананов, лимонов, оливкового масла, помидоров, винограда. Я совершенно отказался от молока, мучного, бобовых и др.
Меня лечил д-р Дживрадж Мехта. Он решительно настаивал на том, чтобы я пил
молоко и ел мучное, но я был непреклонен.
придавал особого значения моим доводам в пользу фруктовой пищи и тоже
настаивал, чтобы ради здоровья я ел всё, что предписал мне врач.
Противиться давлению со стороны Гокхале было нелегко. Он и слышать не
хотел моих возражений, и я попросил его дать мне сутки на размышление.
Вернувшись от него вечером, мы с Калленбахом стали обсуждать, как мне
следует поступить. Калленбах с удовольствием участвовал в моих опытах. Но
теперь я видел, что и он согласен, с тем, чтобы я нарушил диету, раз это
нужно для здоровья. Итак, мне предстояло решить этот вопрос самому, прислушиваясь лишь к своему внутреннему голосу.
Всю ночь напролет я думал. Нарушить диету - значит отказаться от своих
принципов в этом вопросе, в которых, по-моему, не было ни одного слабого
места. Нужно было решить, в какой мере я должен был подчиниться дружеским
настояниям Гокхале и внести изменения в питание в так называемых интересах
здоровья. В конце концов я решил не отказываться от своих опытов в области
питания, когда пища определялась в основном религиозными соображениями; тогда же, когда выступали и другие соображения - следовать совету доктора.
Религиозные соображения преобладали в отказе от молока. Я живо представлял
себе отвратительные приемы, с помощью которых калькуттские говалы выжимают
последнюю каплю молока у коров и буйволиц. Равным образом я считал, что как
мясо, так и молоко не должны быть пищей для человека. Итак, утром я встал с
твердым намерением как и прежде воздерживаться от молока. Это решение
успокоило меня. Я боялся встречи с Гокхале, хотя и был уверен, что он с
уважением отнесется к моему решению.
Вечером Калленбах и я зашли к Гокхале в Национальный клуб либералов. Он
тотчас обратился ко мне с вопросом:
– Ну так как же, согласны вы последовать совету доктора?
Мягко, но решительно я ответил:
– Я готов уступить по всем пунктам, кроме одного, относительно которого
прошу вас не оказывать на меня давления. Я не буду ни пить молока, ни есть
молочных продуктов и мяса. Если бы даже отказ от них означал для меня
смерть, я предпочел бы умереть.
– И это ваше окончательное решение?
–
– К сожалению, я не могу решить иначе, - сказал я.
– Знаю, что это мое
решение огорчит вас, и прошу простить меня.
Гокхале, глубоко растроганный, ответил мне с болью:
– Я не одобряю вашего решения и не вижу никакого религиозного обоснования
ему, но больше не буду настаивать.
И, обратившись к д-ру Дживраджу Мехте, он сказал:
– Пожалуйста, не приставайте к нему больше. Прописывайте, что хотите, но
только в тех пределах, которые он сам для себя установил.
Доктор выразил свое неудовольствие, но ничего не мог поделать. Он
посоветовал мне есть суп из мунга, примешивая в него немного аса-фетиды. На
это я согласился. Я питался этим день-два, но почувствовал себя хуже. Не
считая эту пищу подходящей для себя, я вновь перешел на фрукты и орехи.
Доктор, разумеется, продолжал наружное лечение. Оно несколько облегчало
мне страдания, - но мое решение связывало руки доктору.
XLII. ЛЕЧЕНИЕ ПЛЕВРИТА
Затяжной характер плеврита вызвал у меня некоторое беспокойство, но я
знал. что вылечиться можно не с помощью приема лекарства внутрь, а
изменением питания, подкрепленным наружными средствами.
Я вызвал пользовавшегося популярностью среди вегетарианцев д-ра Аллинсона.
который лечил именно так и с которым я познакомился еще в 1890 году. Он
внимательно осмотрел меня. Я объяснил, что дал обет не пить молока. Он
ободрил меня, сказав:
– Вам оно и не нужно. В течение нескольких дней вы вообще не должны
употреблять никаких жиров.
Затем он порекомендовал мне питаться простым черным хлебом и сырыми
овощами: свеклой, редиской, луком и другими овощами и зеленью, а также
свежими фруктами, главным образом апельсинами. Овощи надо было есть сырыми и
натирать их на терке лишь в том случае, если я не мог разжевать их.
Примерно три дня я сидел на такой пище, но сырые овощи не пошли мне на
пользу. Я был не в состоянии отдать должное этому эксперименту. Меня
раздражало то, что приходится есть овощи сырыми.
Доктор Аллинсон рекомендовал мне также держать круглые сутки окна в
комнате открытыми, принимать теплые ванны, растирать маслом больные места и
бывать на свежем воздухе не менее пятнадцати - тридцати минут в день. Я с
удовольствием выполнял эти предписания.
В моей комнате были французские окна, которые нельзя было распахнуть
настежь, так как в дождливую погоду вода через такие окна заливала комнату.