Можайский — 3: Саевич и другие
Шрифт:
«Что происходит?»
«Ваш новый знакомец, господин барон, — фальшивомонетчик!» — ответил метрдотель, причем ответил не без мстительного наслаждения. — «Посмотрите, чем он попытался расплатиться!»
— Кальберг, не подавая вида, что бумага ему отлично известна, принял закладную из рук метрдотеля и повертел ее так и сяк. На его лице появилось выражение удивления:
«Почему вы так решили? Закладная как закладная. Еще и купоны непогашенные…»
«Да вы внимательно посмотрите, господин барон! Неужто не замечаете?»
«Хоть режьте, ничего не вижу!»
«Да вот же!» — метрдотель начал во что-то на бумаге тыкать пальцем.
Барон всмотрелся и — как давеча и сам метрдотель — невольно и потому особенно
«Matka Boska! — воскликнул он по-польски. — Не может быть!»
И побледнел.
— Я, уже решительно оттолкнув державшего меня на стуле официанта, вскочил и ринулся к барону и метрдотелю. «Что происходит? Почему фальшивка? Где?» — закричал я, не обращая внимания на то, что из-за столиков вокруг тоже начали подниматься люди, постепенно, но быстро окружая нас с взволнованным интересом гудящей толпой. Барон взял закладную так, чтобы и я мог видеть:
«Посмотрите», — просто сказал он.
— Я посмотрел и обомлел. Во фразе «капитал и проценты навсегда освобождены от всяких русских налогов» была допущена немыслимая орфографическая ошибка: слово «русских» было написано через «i» [115] ! Барон, убедившись в том, что я увидел ошибку, вложил закладную пополам и сунул ее в карман своего пиджака.
«Что вы делаете? — воскликнул метрдотель. — Это — улика. Верните ее!»
— Барон взял метрдотеля под руку и, склонившись к самому его уху, зашептал, недостаточно, впрочем, тихо для того, чтобы его нельзя было расслышать:
115
115 Т. е. «русскiхъ».
«Возможно, вы правы, но, возможно, и нет. Позвольте мне самому во всем разобраться. В конце концов, вина всецело на мне: это я рекомендовал господина Саевича. Разумеется, счет господина Саевича я оплачу немедленно и в полном объеме. И сверху, конечно, добавлю: за беспокойство».
— Метрдотель совершенно явственно колебался, но, с одной стороны, нежелание перечить постоянному и уважаемому клиенту и, с другой, жажда легкой наживы возобладали, и он утвердительно кивнул, одновременно взмахом руки отослав официанта к покинутому мною столику за счетом. Когда официант вернулся, метрдотель взял у него бумажку и тут же — на весу — внес в нее поправку анилиновым карандашом [116] . Когда барон увидел цифру, его брови иронично изогнулись, а сам он покачал головой:
116
116 Один из вариантов так называемых «химических» карандашей, изобретенный Лотаром Фабером в 1874 году. Впоследствии от анилиновых карандашей отказались, так как было установлено, что они страшно ядовиты: анилин оказывает пагубное воздействие на центральную нервную систему человека.
«Однако!»
«Меньше никак невозможно, господин барон!» — отбил подачу метрдотель, и теперь уже его брови выгнулись дугой.
«Будь по-вашему!» — Кальберг вынул бумажник и расплатился.
«Приятно провести вечер, господин барон!» — метрдотель удалился, а официант, задержанный Кальбергом, последовал за нами к столику барона, куда, собственно, барон меня и повел.
«Господа, господа, одну минуту!» — из толпы посетителей вынырнул какой-то хлыщеватого вида субъект и преградил нам путь. — «Куда же вы? А как же фальшивая бумага? Покажите ее нам! И что вы вообще собираетесь делать? Давайте я позову жандармов!»
— Барон нахмурился, если, конечно, такое можно сказать о человеке с лицом, полностью лишенным растительности. Как бы там ни было, выражение его лица сделалось грозным, его атлетическое
«Подите прочь, уважаемый! — велел он и рукой отодвинул в сторону навязчивого субъекта. — Инцидент исчерпан!»
«Да как же он исчерпан, если…»
— В следующее мгновение пальцы барона сжались на горле хлыща, и тот захрипел. В толпе послышались смешки…
— Смешки? — переспросил я, не поверив, что кто-то мог смеяться при виде откровенного насилия над, в общем-то, ни в чем не повинным человеком.
— Да, конечно, — повторил Саевич, — смешки. Кальберга многие из посетителей знали, а вот приставшего к нам субъекта — никто.
— Ах, вот в чем дело! — Удивление прошло: просто-напросто я напрочь забыл о том, что Кальберг был человеком светским и репутацию имел наилучшую. Это мы, собравшиеся в моей гостиной, уже имели на восприятии нестираемый отпечаток знания подлинной его натуры, но с чего бы другим, да еще и столько времени тому назад, было видеть в Кальберге злодея? — Да-да, разумеется! Прошу вас, продолжайте.
Саевич продолжил:
— Барон разжал пальцы, и приставучий тип немедленно скрылся. Люди начали расходиться, рассаживаясь за свои столики. Время от времени на нас поглядывали, но скорее с интересом, чем с какими-то недобрыми чувствами. Барон усадил и меня и велел официанту обслужить нас заново. Официант ушел выполнять заказ.
«Ну-с, — обратился ко мне барон, — что вы об этом думаете?»
— Я не знал, что сказать. Предполагать, что Кальберг нарочно подсунул мне фальшивый закладной лист, у меня не было никаких оснований. Поэтому я счел, что он и сам стал жертвой какого-то мошенничества. «Откуда у вас эта бумага?» — спросил я, ожидая услышать, что она попала к барону через чьи-то третьи руки. Но, к моему удивлению, вышло совсем иначе.
Можайский и Чулицкий обменялись взглядами. Чулицкий немедленно спросил:
— Неужели Кальберг взял на себя вину?
Саевич покачал головой:
— Не совсем. Но то, в чем он признался, повергло меня в настоящий шок.
— Что же он сказал?
— А вот что.
Саевич пристально посмотрел на Чулицкого и в следующее мгновение мимолетно улыбнулся. Чулицкий прищурился:
— Чему вы улыбаетесь?
— Удивительная штука получается! — Саевич улыбнулся еще шире. — Теперь, когда мы знаем всё или практически всё, я прямо восхищаюсь смелостью и находчивостью этого человека. Ведь это уму непостижимо!
— Да говорите уже!
— Слушайте. — Саевич перестал улыбаться и заговорил серьезно. — Барон опять достал из кармана закладной лист, развернул его и протянул мне:
«Присмотритесь внимательно, — попросил он. — Что еще вы видите: помимо ошибки в слове «русских»?»
— Я взял бумагу и начал внимательно ее изучать. Поначалу ничто необычное не бросилось мне в глаза, но потом… потом я обнаружил вот что: управляющим банком, судя по подписи, был заявлен некий господин Пушкин, тогда как всем известно, что им является граф Владимир Владимирович Мусин-Пушкин! — Саевич сделал акцент на первой части фамилии Владимира Владимировича [117] . — Была ошибка и в том, кого указали в качестве товарища управляющего. Вместо подписи господина Карцова стояла подпись некоего господина Сиземского, который, как чуть позже объяснил мне барон, являлся старшим контролером столичной сберегательной кассы.
117
117 Гр. Вл. Вл. Мусин-Пушкин (1870–1923) — русский общественный и политический деятель, с 1901 года — управляющий Дворянским и Крестьянским земельным банком, с 1912 года — член Государственной Думы от Московской губернии, председатель сельскохозяйственной комиссии.