Мрачные ноты
Шрифт:
— Да. — он собственнически обхватывает руками мое горло и целует дрожащую дорожку к уху. — Я боюсь.
Пальцами нахожу его волосы и притягиваю рот к своему.
— Боишься?
— Быть пойманным. — Он поворачивает нас, прижимает мою спину к стене и шепчет между опьяненными поцелуями возле моих губ. — Отправиться в тюрьму.
Я хочу возразить, но у меня нет ни голоса, ни дыхания, только его грешный рот и давление мужской груди.
Он наклоняет голову. Переплетая наши языки, целует глубже, быстрее, и я плыву по теплому течению, проходящему между нами.
— Боюсь причинить тебе боль. — Он наклоняет голову в противоположном направлении и под новым углом поедает мой рот, желая быть глубже. — Но я не остановлюсь, Айвори. — Еще один безумный поцелуй. — Ты моя.
Все кажется таким наполненным и прекрасным, что мне тяжело поверить в действительность. Ощущение принадлежности расцветает в моей груди. Не знаю, можно ли ему доверять. Я ослабеваю, и жар наряду с его силой исчезают, оставляя меня пошатнуться у стены.
Он хватает меня за запястье и подталкивает вперед в сторону коридора. Я пытаюсь сделать неуверенный шаг, но сильные руки Эмерика скользят от талии вниз по бедрам, а после обхватывают их.
Горячим ртом обводит линию моего плеча, покусывая шею.
— Последняя комната справа, — остановившись возле уха, произносит хриплым голосом.
Затаив дыхание, ноги несут меня вперед. Он следует позади меня на расстоянии, и я практически сворачиваю шею, чтобы выдержать его горячий взгляд. Дойдя до двери, поворачиваюсь и вхожу внутрь, мое внимание парализовано всеми безымянными эмоциями, застывшими на его грозном лице.
Мне следовало бы волноваться. Я должна быть чертовски напугана. Но он не Лоренцо, не Прескотт и не то бесчисленное количество людей, из-за которых мне хочется умереть. Сегодня за все семнадцать лет Эмерик заставил меня почувствовать себя более чем живой.
Краем глаза я вижу кровать, какую-то мебель в серых и черных тонах. Это его спальня? Я вовсе не заостряю внимание на обстановке в комнате, поскольку не свожу глаз с человека, который ради меня рискует не только своей карьерой, но и свободой.
Он будто подкрадывается, и я задыхаюсь от ошеломляющей близости, которая заставляет медленно отходить вглубь комнаты. Станет ли Эмерик теперь задавать вопросы? Неужели правда вызовет отвращение ко мне? В моей жизни было так мало людей, которые в меня верили. Мне ненавистна сама мысль о том, что я могу потерять его доверие.
Он хватает меня за талию и притягивает к себе, шепча низким, гортанным голосом:
—Ты даже не представляешь, что это значит для меня.
— Что именно?
— Как смотришь на меня, как будто я значу для тебя больше, чем... — взглядом обводит комнату, — этот большой шикарный дом.
Румянец обжигает мои щеки. Что он такое говорит? Из-за моей бедности я должна была растеряться при виде такой роскоши? Меня интересует он, а не все деньги мира. Может, он думает, что я влюбленная старшеклассница.
Я прищуриваюсь.
— Лепнина... она повсюду. Зубчатые узоры на потолке
— Шалунья. — Красивое лицо расплывается в улыбке, когда он тащит меня назад и сажает на край матраса.
Он оставляет меня там и шагает к комоду. Когда опустошает свои карманы, я принимаю на себя всю тяжесть реальности происходящего. Я нахожусь в спальне мистера Марсо. Сижу на его кровати. Находясь в его личной обстановке, наблюдаю за ним и вижу таким, каким в школе его никто не увидит.
Повернувшись ко мне спиной, он кладет бумажник и ключи на деревянную подставку. За ними следуют телефон и часы. Его жилет падает на спинку жесткого кожаного кресла, за ним галстук.
Когда его руки опускаются на пояс, у меня перехватывает дыхание.
Он поворачивается ко мне лицом, пальцами медленно расстегивает пряжку от пояса брюк.
— Пришло время решить проблему, которую мы избегали.
Все внутренности ухают вниз, меня поглощает мгновенная волна головокружения.
Он снимает ремень, сворачивает его в спираль и кладет на тумбочку рядом с кроватью.
— И никакой лжи. — Он сжимает руки за спиной, растягивая плечами рубашку на груди. — Умалчивание также относится к вранью, — говорит он с ожесточенным взглядом.
Дерьмо! Я жмурю глаза. Твою мать.
— Айвори.
Открыв их, я вижу, что он изучает меня. Конечно же, он это делает — всегда наблюдает и замечает очень многое. Прикусив губу, у меня возникает предчувствие, что все закончится плохо.
— Возможно, я вновь потеряю самообладание. — Он смотрит себе под ноги, при этом ухмыляясь. — Поскольку я не могу контролировать свои действия, когда дело касается тебя. — Затем его взгляд поднимается вверх, чтобы посмотреть на меня из-под густых ресниц. — Вспомни, что я говорил об этом.
— Ты никогда не ударишь в гневе женщину? — Брови приподнимаются вверх, когда я вспоминаю его слова.
— Умница.
От этих слов легкие наполняются кислородом.
Эмерик опускается передо мной на колени, его грудь касается моих сомкнутых колен, а руки располагаются на бедрах. — Я знаю, что тебе нужны деньги. Я догадался, что Прескотт и Себастьян платят тебе. — Его глаза сверкают яростью. — Расскажи мне, как и когда началась договоренность между вами.
Я хочу погладить его лицо, но мужские скулы вдруг кажутся слишком острыми, слишком неприкасаемыми. Поэтому кладу ладонь на теплую кожу предплечья, что покоится рядом с моим бедром.
— Я расскажу тебе. Обещаю. Но что станет с моим образованием и Лео...?
— Сейчас речь идет не о Леопольде. Между нами не встреча учителя и ученика. — Он сдвигается, хватает подол моей юбки и поднимает ее вверх по бедрам, открывая вид на трусики.
Мои колени сомкнуты вместе, но я не сопротивляюсь ему.
— Это ты и я, Айвори. — Пальцы скользят под собранной тканью, прослеживая скрытый изгиб между ногами и бедрами. — Мы просто мужчина и женщина, разделяющие интимный момент правды.