Мрачные ноты
Шрифт:
— Еще один вопрос. — Я поглаживаю пальцем ее бедро и провожу им по мягкой, влажной плоти между ног. — Ты когда-нибудь испытывала оргазм?
Глава 26
АЙВОРИ
Я прижимаюсь лицом к восхитительно пахнущему постельному белью Эмерика, удерживая дрожащие ноги от падения на пол. Прохладный
Я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме его прикосновений. Мое тело отзывается, просит, чтобы он продолжал делать это... именно таким образом. Пожалуйста, не останавливайся...
Он прекращает движения, обхватив меня своей огромной ладонью.
— Я не стану повторять вопрос.
Впиваясь зубами в губу, я ненавижу его грубый, нетерпеливый тон. Или, может быть, наоборот он мне нравится.
— Я не знаю. Я... я иногда прикасаюсь к себе. — Я пыталась доставлять удовольствие, касаясь пальцами между ног. О да, прямо здесь! Женщины в моем районе продолжают болтать о том, как это хорошо. Но я не верю их утверждениям. — Может ли случиться оргазм, когда мне это не нравится?
Его рука скользит по моей киске.
— Ни один из этих ублюдков так и не довёл тебя до оргазма. — Эмерик расслабляет пальцы, продолжая лениво поглаживать. — Теперь все будет по-другому.
Следующий толчок вызывает во мне вихрь ощущений, бросая в совершенно другой мир. Воздух вылетает из моих легких, и тело сжимается. О боже, это так... безболезненно. Абсолютно другие ощущения.
Скользкими движениями пальца он погружается снова и снова. Расплавленное, вызывающее кому удовольствие течет по моему телу. Соски напрягаются, сердце бешено колотится. Я зарываюсь пальцами ног в ковер, когда хлюпающие звуки его ритма наполняют комнату.
Жар обдает лицо. Я знаю, это желание, и он нашел этот спусковой крючок, чтобы высвободить мою естественную смазку, показывая мне, как я хочу этого. Но я вся растеклась по его руке. Разве это нормально, быть такой грязной?
Он приседает, погружая в меня палец, когда другой рукой проводит ремнем вдоль бедра. Кожа вибрирует на мне, как и его голос.
— Так чертовски мокро.
— Мне так жаль, я не знаю, почему...
— Не вздумай, — рычит он, погружая палец внутрь и вытаскивая наружу, мастерски массируя и растирая. — Вот каково это, когда о тебе заботятся, когда ты получаешь удовольствие от того, кто отчаянно его предоставляет. — Губы касаются внутренней поверхности моего бедра. — Я знаю, как прикоснуться к моей девочке.
Эмерик знает, как быть одновременно томным, мужественным, и как уговорить меня сдаться с помощью силы его слов. Я никогда не была с кем-то настолько сильным и уверенным, достаточно спокойным, чтобы вот так меня касаться.
Его пальцы покидают мое тело, и его тепло ускользает. Я поворачиваю голову и ловлю взгляд глубоких темно-синих глаз, когда
Это уже второй раз, когда он пробует меня на вкус. Так непристойно и в то же время увлекательно.
Эмерик делает шаг в сторону.
— Не двигай руками.
Я сжимаю пальцами простыню над головой, и тут же за моей спиной слышится звук, рассекающий воздух. Огненный удар приземляется на задницу, и я не сдерживаюсь, опускаю руку, чтобы потереть ее.
Но его рот уже там, накрывающий колким пламенем, сосущий и облизывающий. Он хватает меня за запястье, прижимая руку к матрасу, а его губы превращают боль во что-то совершенно другое. Взмах языка прогоняет жжение, оставляя на коже подобие наркотического покалывания.
Может быть, это потому, что он провел так много времени, прикасаясь ко мне, заставляя меня пребывать в состоянии чрезмерной стимуляции. Но я не съеживаюсь, когда он встает, чтобы снова замахнуться. Мое тело уже гудит, словно зависимое от него. Я хочу большего.
Вот только он не нападает. Эмерик решительно отходит от кровати и исчезает в стенном шкафу. Какого черта?
Секунду спустя мужчина появляется с черной спортивной сумкой и расстегивает ее на кровати, ставя рядом с моей головой. Кожаные манжеты падают на матрас, за ними следуют нейлоновые ремни.
Сердце стучит так громко, что может заглушить целый оркестр.
— Для ч-чего это?
Он разматывает ремни и, присев на корточки, прикрепляет их к каркасу кровати.
— Если бы ты пошевелила рукой секундой раньше, ремень порезал бы тебе пальцы. Может быть, даже сломал их. Мы сделаем это, не подвергая опасности твою фортепианную карьеру.
И это говорит человек, который кулаками пробивает стены.
Я приподнимаюсь на локтях и показываю на его поврежденные костяшки пальцев.
— Когда у тебя будет следующее симфоническое выступление?
— Через две недели. — Эмерик протягивает свою распухшую руку и похлопывает по краю кровати. — Руки сюда.
— Ты собираешься связать меня?
— Я собираюсь защитить тебя. — Он расстегивает первую кожаную манжету. — Это или твое стоп-слово. Решай.
Я представляю себя в этих оковах, пойманной в ловушку и неспособной вырваться, когда он пристегивает мою задницу ремнями, целует ее лучше всех, превращая меня в центр своей вселенной. Он меня не принуждает, а дает мне право выбора, предлагает взять меня в какое-нибудь захватывающее место, когда всем остальным было наплевать.
Я прижимаюсь щекой к матрасу и вытягиваю руки над головой.
— Твое доверие опьяняет.
Внезапно мужские руки оказываются на моем лице, наклоняя голову, когда рот врезается в мой.
Я таю под требовательным взглядом его губ. Этот поцелуй жестче, голоднее и смертоноснее, чем предыдущие. Его язык переплетается с моим, а сильная челюсть в восхитительном ожоге царапает кожу.
Прервав поцелуй, мужчина возвращается к наручникам, соединяя их с ремнями и запирая мои запястья. Пальцы ловко перебирают пряжки и защелки.