Мстиславцев посох
Шрифт:
Лада вновь повеселела, радостно смотреть Петроку на нее.
— Я и слова ведаю, чтоб хатника умилостивить,- говорит она.
— Это какие же?
– Петрок слушает недоверчиво.
— А вот как бывает святочная вечеря и посели все за стол, падобно сказать в кут: «Царь-домовой, царица-домо-вица с малыми детками, милости просим с нами повечерять». Вельми это хатнику по нраву.
Лада глядит на Петрока, говорит вдруг просительно:
— Ты бы рассказал мне сказку, а, Петрок?
Петрок не откликается, задумчиво улыбаясь, смотрит вниз. Речную лощину заволакивает зыбкий туман, уж и дома Посольской слободы утонули в нем по окна. Лада прислонилась теплой головой к плечу Петрока, притихла. «Совсем она еще дитя»,- думает Петрок.
— Что бы тебе рассказать-то ныне?
– говорит он, подражая повадке своего деда.- Много
Зашевелились в кустах пугливые тени, стихают и глохнут голоса на гостинце, за выгоном зачастили свое перепела: «Спать пора, спать пора, спать пора»; заливистее, бойчее становятся соловьи...
— ...Тут ударил Девин сын палицей в пятнадцать пуд - камень и раскатился надвое,- ровно, вполголоса и чуть нараспев ведет сказку Петрок.
Лада котенком потерлась о его плечо.
— Эту сказку я помню, Петрок,- говорит она. Петрок умолкает. Но как тут рассердишься, если так хорошо слышать рядом ее легкое дыхание!
— Расскажу тогда про Смерть-куму,- решает он.- Однако чур, не бояться.
— Ой, страшно, господи!
– Лада жмется ближе.- Расскажи, Петрок, расскажи.
— Не перебивай же, слухай.
Он починает весело, даже с какой-то злостью:
— Человек тут неподалеку жил. Ремесло знал, женку имел. Но вот беда: деток у него не было - народится и помрет вскоре.
Петрок слышит, как вздыхает Лада: всех-то ей жалко.
— Вот родила женка еще, тут и посоветовали ему знающие: поищи-тка такую куму либо кума, чтоб справедливые были. Человек и выправился в дорогу. Идет, стречает попа. «Куда путь держишь, добрый человек?» - пытает поп. «Иду кума либо куму справедливых брать», Священник и говорит: «Возьми меня кумом!» - «Хто ты такой?» - «Я поп».- «Нет, батюшка, не возьму: несправедлив ты - с живого и мертвого дерешь». Идет далей. Стречается ему шляхтич: «Куда путь держишь, человече?» - «Иду кума либо куму справедливых искать».- «Возьми меня».- «А хто ты таков?» - «Ясновельможный шляхтич польских кровей».- «Ну, такие не про нашу честь. Нет, не возьму! Несправедливо бьешь, православный народ сечешь». Шел, шел человек, стречается ему святой угодник. «Куда путь держишь?» - пытает. «Иду кума либо куму справедливых искать».- «Возьми меня».- «А ты хто таков?» - «Святой угодник».- «Нет, не возьму - несправедлив: у кого богатства много, еще даешь, у кого детей много, тому больше даешь». Пригорюнился человек, что не находит справедливых на земле, но дальше идет. И вдруг навстречу старуха в черном: «Куда путь держишь?» - пытает. Человек и ей поведал свою беду. Старуха ощерилась черным дыхалом, говорит: «Меня бери».- «А ты хто будешь?» - «Я - Смерть». Вздрогнул человек, однако говорит: «Тебя возьму! Ты хоть страшна, но справедлива - моришь и попов, и шляхту, и купцов, и мужиков - никому не даешь отсрочки: ни черни, ни знати, ни за какое злато-серебро». Привел он Смерть в свой дом: охрестила она ребеночка, тот на глазах веселеньким стал, крепеньким. И говорит тогда Смерть такие слова: «Ты теперь, кум, меня видеть будешь, раз мы родня с тобой. Оттого станешь богат. Нездоров ежели хто окажется, иди к нему в дом - меня там стренешь. Буду я стоять у того хворого человека в головах, ты его отхаживай: водицей сбрызни, скажи: «Оздоравливай!» А коли придешь к хворому человеку, а я в ногах у того и смотрю ему в очи, то не отхаживай, скажи, что помрет. Одно помни - справедливость, которую и сам искал. А у своих ног меня угледишь, не пугайся, будь крепок душой, не то беды наделаешь».
И с тем ушла. Человек же этот вскорости сильным знатцом прослыл: стали его возить за сто верст и далей, отдают ему все, что имеют,- и земли, и злато. А он к этому быстро привык: сначала принимал дары лишь у тех, кто оздоравливал, но потом почал драть подряд - еще слова не вымолвит, а уж ему подавай. Богатым стал, хоромы заимел, слуг, похаживает, покрикивает, нихто ему неровня.
Вот как-то зазвала это его в гости Смерть-кума, потчует. А у кумы в хоромах палата одна огромная, дальней стены не видать. И горят там свечи многими рядами. Он и пытает, кум у кумы: «Что за свечи у тебя тут, кумочка?» - «То все души человеческие».- «Для чего ж свечи?» - «А по ним, кумок, узнаю я, кому жить сколько осталось - которая догорела до донышка, я и пошла к тому человеку».- «Кумочка, покажи мою свечечку!» Смерть и отвечает: «Не дрогнула б душа у тебя, кумок».- «Я не боязлив».- «Ну, смотри»,- и показала кума его свечку. А
Кум и давай просить: «Кумочка, подлини мою свечечку трошки, ведь родня мы с тобой. Жить-то, ох, как сладко!» - «Нет, кумок, у меня этого не будет: у меня для всех одинаково - и для свояков и для чужаков».- «Ну, ладно,- отвечает кум,- налей-ка мне тогда перед дорогой медовухи, пойду я». Смерть отвернулась, чтоб нацедить из бочонка, а кум это хвать сапожникову свечку - пополам ее да и прилепил кусок к своей. Хоть неровная, а долгая стала его свечка.
— Ах он, ворюга!
– подхватилась Лада, стискивает кулачки. Петрок взял ее за руку, усадил.
Слушай, что далей было. Так вот. Обернулась Смерть, а у кума и душа в пятки. Однако ничего, подает она куму золотой кубок медовухи, усмехается. И кум повеселел, пьет. И вдруг видит: свечка его словно не из воску, но из бересты сухой - так и полыхает. Кум и медовуху недопил, пошел из хором, со Смертью-кумой не попрощался. Воротился он домой, вызвал наилучшего умельца-столяра. Приказал себе высокий да широкий ложак сработать в обе стороны изголовьями. Сработал умелец. Кум сразу на ложак, не слезает с него. Много ли, мало еще так пожил, сделался вдруг хвор, стал слабеть. Кума до него и готова: поднял он глаза - стоит она в ногах, смотрит пристально, а взор у нее - две ямы могильные. «Пошли,- шепчет,- собирайся, пора». Однако вздумал кум свою куму перехитрить: скоренько буртык на другое изголовье, чтоб смерть, значит, в головах стояла. А кума снова зашла с ног, смотрит, душу его завораживает. Кум и крикни: «Эй, слуги, ко мне!» Прибежали те. «Прогоните ее». Слуги огляделись - никого. Кум вспомнил, что один он Смерть видит, снова приказывает: «Обступите меня потесней!» Обступили, загородили. Только Смерть хитрей: она уж над его ногами порхает. «Сымите с меня сапог!» - приказал снова кум. Сняли. А сапог тяжелый, железом кованный. Кум взял тот сапог и как швырнет в Смерть. Да только сапог сквозь нее пролетел. А у стены сынок стоял. Сапог ему в висок каблуком и угодил. Сынок и преставился на месте. Заплакал кум, да своя-то жизнь дороже: почал снова буртыкаться, от Смерти убегать. Но всякий раз глядь - а она в ногах уж, смотрит. Так он бур-тыкался, покуль не забуртыкался. Тут и сказке конец.
Петрок хлопнул себя ладонью по колену, повернул голову к Ладе. Та всхлипнула.
— Ай нехорошо что?
– забеспокоился Петрок.
— Сынка жаль,- Лада утирала глаза краем фартука, что-то еще говорила. Петрок видел, как быстро шевелятся ее губы, но слов не разбирал: близко заблаговестили церковные колокола.
— Это же я к вечерне спознилась!
– вскочила Лада. Петрок тоже заторопился: давно ждала мать.
На развилке, под старыми липами, попрощались. К отцовскому дому просила Лада не подходить - боялась пересудов соседских.
Было грустно Петроку, что быстро и незаметно минуло воскресенье, надо поутру снова возвращаться в монастырь, терпеть придирки дьякона и насмешки Сымона. Вот и провел худо воскресенье: согрешил, к вечерне не пошел. И еще грех: смолчал на исповеди о стычке с Сымоном и тем вину усугубил.
Улочка Слободы была вся в колдобинах, хлюпали под ногами помои, которые выплескивали сюда хозяйки в субботу. Несколько раз Петрок в темноте споткнулся, едва не выронил тяжелые книги. В грачиных гнездах запутался гнутый серебряный волос молодика.
ДОПРОС МОСКОВИТА
Тихон очнулся в покоях пана Яна. Он стучал зубами от озноба: еще во дворе замка его окатили водой из колодезя. Саднил левый висок. Тихон ощупал его, посмотрел на ладонь - она была вся в крови.
Пан Ян милостиво кивнул Амельке, тот радостно осклабился, раскрыл широкий - до прижатых к петушиному черепу ушек - тонкогубый рот.
— От лайдаки!
– крикнул пан Ян.- Допомогите пану подняться.
Двое гайдуков кинулись исполнять приказ, под руки подняли Тихона с пола, одернули одежду. Тихон пошатнулся. К нему подскочил соглядатай, поддержал за локоть. Этого серого человечка Тихон от себя оттолкнул.