Мстительная волшебница
Шрифт:
— Я худой, я скелет… ты толстый. Я собака, ты — бей. Я сирота, меня каждый может обижать. Вот пожалуюсь мастеру, клянусь Аллахом, пожалуюсь…
Нури не думал, что дело так обернется. Чего доброго, и правда пожалуется мастеру.
— Ну-у, Сами, я же пошутил.
Сами не мог остановиться. Теперь он плакал громко, навзрыд.
Нури подошел к его станку.
— Перестань, Сами, прошу тебя, я на самом деле пошутил…
…После полуночи мальчишки совсем выбились из сил. Не только дети, но и взрослые рабочие, мастера изнемогали от жары и усталости.
Вдруг
В это время сзади раздался вопль. Все бросились на крик. Побежал и Сами. Работавший на восемнадцатом прессе мальчишка Хайдар, держась рукой за окровавленную голову, орал на собравшихся вокруг него рабочих:
— Что вы столпились? Что тут такого интересного? Ну упал, ну башку разбил… Вот сейчас явится мастер, и все сработаем штраф.
— А ну разойдись, собачьи дети! — гаркнул на рабочих мастер. — Воспользовались случаем, чтобы увильнуть от работы! А ну, марш к станкам!
Хайдар заплакал. Не от боли — эка беда, пройдет, — а из боязни, что мастер побьет его и оштрафует.
Подбоченившись, старший мастер уставился на Джеляльэддина, который работал рядом с Хайдаром:
— Каким образом разбил себе голову этот ишак?
Джеляльэддин был заикой.
— У-уснул, у-упал, го-головой, — ответил мальчик, запинаясь на каждом слове.
— Вот ишачьи дети! Думаете, небось, что вы сидите дома у родного папочки? А ну, убери руки, дай посмотрю!
Осмотрев рану, мастер повел Хайдара в контору.
Комната старшего мастера находилась в конце цеха. Из огромного окна просматривались все станки. Наверно, с этой целью и соорудили такое. Под потолком тяжело вращались широкие крылья вентилятора. Старший мастер достал в аптечке перекись водорода, йод, вату, бинт. Промыл рану перекисью, смазал йодом и туго забинтовал. Хайдар в страхе молчал. Возвращаясь к станку, он радовался, что старший мастер не наложил на него штрафа.
Около половины третьего утра Сами почувствовал, что у него уже нет сил стоять. Чтобы отогнать сон, он стукался лбом о станину, щипал веки, кусал руки. Все напрасно. От спертого воздуха голова шла кругом. Сами прислонился к станку и задремал. Вдруг ноги подкосились, и он чуть не свалился на вращающееся со свистом маховое колесо. Сами оглянулся по сторонам — не видел ли кто.
Токарные и фрезерные станки, прессы, кузнечные горны, папаша Ферхад, Шуаип, Даньял, едва мерцающие желтым светом электрические лампочки — всё и все обессилели, подобно Сами. Даже свистки мастеров смолкли.
Сами снова прислонился к станку. Он обвел усталыми покрасневшими глазами цех и тут заметил, что большинство прессов работает вхолостую. Тогда и Сами остановил свой станок и незаметно прошмыгнул в уборную.
Старший мастер, перевязав Хайдару голову, погасил свет, прибавил скорость вентилятору и распахнул окно. Его одолевал сон. Он потер усталые руки, потянулся, зевнул, потом подошел к окну и облокотился на подоконник.
У старшего мастера от злости задрожали губы, сузились глаза. Он в бешенстве тряхнул Джеляла за плечи, Джеляль вздрогнул.
— Молодец! — заорал на него старший мастер. — Для этого мы поставили тебя над рабочими? Если ты себя так ведешь, что же рабочие должны делать? Токарные станки работают вхолостую, прессы вхолостую, фрезерные… Киловатты текут зря, как водичка. Рабочие разбежались. Позор! Бессовестные бродяги!
О том, что эти двое не ладили между собой, знали все.
— Не очень-то разоряйся, — огрызнулся мастер Джеляль, придя в себя. — Я не какой-нибудь грошовый рабочий. Я…
— Да кто бы ты ни был! Здесь нужен человек честный.
Джеляль покраснел.
— …Говоришь, здесь нужен честный человек! А я что, не честный? — Его прорвало, и он решил выложить все, что накипело у него на душе за последнее время: Детей мучаете! Правительство закон издало — работать не больше восьми часов, а вы бедных ребятишек заставляете по восемнадцать часов торчать в цехе. И после этого называете себя честными людьми!
Они посмотрели друг на друга ненавидящими глазами.
— Тебя не спрашивают! Ты смотри за тем, что тебе поручено, а в чужие дела не суйся!
— Меня, значит, не спрашивают. Ну что ж, тогда я знаю, что мне делать. Покарай меня Аллах — вот эти усы сбрею, — если завтра же не пойду и не расскажу обо всем в Управлении по охране труда.
Взбешенные, они разошлись.
Джеляль пошел в цех. Действительно, большинство прессов и станков работало вхолостую; даже кузнечные горны потускнели. Мастер растолкал ногами двух мальчишек, спавших за горнами, и направился к уборной. Толкнул одну дверь — кто-то кашлянул.
— Выходи, выходи! — закричал мастер и выругался.
Теснившиеся у кранов ребята, завидев мастера, бросились врассыпную.
Мастер Джеляль толкнул ногой вторую дверь, третью, толкнул четвертую — никто не отозвался. Подождал, снова толкнул. Опять ни звука. Мастер подергал дверь, посмотрел в круглый глазок. В кабине было темно. Присмотрелся — на полу темное пятно, похоже — мальчонка. «Как бы не умер», — подумал мастер и налег на дверь. Дверь приоткрылась, и он протиснулся в кабину, достал карманный фонарик и осветил лежащего на полу. Мальчишка спал, припав щекой к загаженному полу.