Мучимые ересями
Шрифт:
Большая травяная ящерица, по меньшей мере полутора футов длиной, врезалась прямо в грудь Уистана, когда сержант опустился на колени в пшеницу. Удар был достаточно сильным, чтобы морской пехотинец закряхтел, когда ящерица отскочила от него, а без того перепуганное существо, в свою очередь, издало пронзительный панический писк. Оно приземлилось на все свои шесть мельтешащих лап и исчезло где-то позади него.
«Ох, это больно», — подумал сержант. — «Не говоря уже о том, что у меня чуть сердце не остановилось. И я рад, что отлил перед тем, как засел тут».
Эта мысль заставила его фыркнуть, и он оглянулся на приближающегося врага. Впереди идущие корисандийцы почти добрались до чучела фермера, которое он перенёс прошлой ночью, чтобы использовать в качестве указателя расстояния.
При
Где бы они ни были, они тоже ждали его. Теперь, наблюдая за тем, как один из младших офицеров, возглавлявший корисандийскую боевую линию, прошёл мимо пугала, он медленно и осторожно взвёл курок винтовки. Первая шеренга мушкетёров подошла к пугалу и оттолкнула его плечом, а Эдвард Уистан поднял своё оружие, нашёл его в прицеле и нажал на спусковой крючок.
* * *
Капитан Иллиан услышал первый выстрел.
Его голова вскинулась от удивления. До ближайшего черисийца оставалось ещё не меньше трёхсот ярдов!
Эта мысль молнией промелькнула у него в голове, но затем он увидел пороховой дым среди поля пшеницы. Он находился слева от него и намного ближе, чем основные формирования черисийцев.
«Но тут ещё сто пятьдесят ярдов до…»
Антан Иллиан внезапно перестал думать, когда другой черисийский разведчик-снайпер нажал на спусковой крючок, и пуля пятидесятого калибра пробила его нагрудник насквозь.
* * *
Сэр Филип Миллир окоченел, когда «хлоп-хлоп-хлоп» мушкетного огня прокатились по передней части его наступающего полка.
Как и капитан Иллиан, он не мог поверить своим ушам в течение одного или двух ударов своего сердца. Противник был слишком далеко, чтобы одна из сторон могла стрелять в другую! Но потом он тоже увидел, как среди высокой пшеницы распускаются дымки. Там были дюжины — многие дюжины — внезапных белых вспышек, и его челюсти сжались, когда он понял, в кого они стреляют.
* * *
Уистан почувствовал волну смешанного удовлетворения и что-то вроде вины, глядя, как его цель складывается, как сломанная игрушка. Другие разведчики-снайперы стреляли, следуя его примеру, и по всему фронту корисандийцев гибли офицеры и знаменосцы.
Командиры рот, которые действовали как живые флюгеры для своих людей, были основными целями, и смертельно точный ружейный огонь прошёл по ним словно коса. Насколько мог сказать Уистан, в каждого из них попали как минимум один раз, и позади них рухнули штандарты подразделений, когда другие стрелки нацелились на их носителей.
Весь вражеский строй содрогнулся от шока, но Уистан больше не смотрел на него. Он был слишком близок к корисандийцам, чтобы тратить время,
* * *
Миллир злобно выругался, когда понял, что черисийцы только что перестреляли, по крайней мере, половину ротных командиров его полка.
Он знал каждого из этих офицеров лично, и большинство из них были достаточно молоды, чтобы быть его сыновьями. Несмотря на это, ярость, которую он испытывал, видя, как их продуманно расстреливают, поразила бы его, если бы у него было время действительно подумать об этом. В конце концов, офицеры всегда были первоочередными целями. На этот раз, единственным отличием было то, что черисийцы заранее устроили тщательно скоординированную и спланированную засаду. Расстояние выстрелов было так велико, а точность расстрелов — а именно такими они и были на самом деле: хладнокровными, тщательно спланированными расстрелами — так высока, что люди, которые их исполняли, должны были быть вооружены винтовками. А это означало, что черисийцы организовали отлично обученных и экипированных стрелков специально для засад, подобных этой.
У них не могло быть их много, учитывая низкую скорость стрельбы ружей. Ни одно оружие, чьи плотно соприкасающиеся со стволом шаровидные пули нужно было забить в ствол, чтобы заставить их попасть в нарезы, не могло стрелять так же быстро, как и гладкоствольное. По этой причине ни один полевой командир не мог пожертвовать такой огневой мощью своих регулярных линейных подразделений, какими бы точными не были винтовки. К сожалению, это не означало, что тактика не могла быть чертовски эффективной, и он сжал челюсти, когда его мгновенная вспышка ярости немного отступила, и он понял, что будет означать для сплочённости и морального духа подразделений потеря такого количества офицеров. Стойкость пехотной роты, её способность выдерживать удары в бою, не рассыпаясь, в огромной степени зависела от её офицеров. От их знания подчинённого им человеческого материала, их понимания на кого из подчинённых можно положиться и за кем нужно будет внимательно приглядывать, когда давление возрастёт. И, возможно, даже больше, от уверенности людей в своём командовании. Они знали своих офицеров. Они прислушивались к их голосам в бою, читали свою судьбу и ход битвы в тоне отдаваемых приказов.
Теперь то, что должно было стать источником силы, превратилось в источник слабости, и люди, которыми командовали эти убитые и раненые офицеры, так же, как и Миллир, поймут, что случившееся было преднамеренной, хорошо спланированной, блестяще выполненной тактикой… разработанной, чтобы сделать именно то, что получилось.
* * *
Рот полковника Жанстина растянулся в жёсткой, обнажающей зубы усмешке, когда разведчики-снайперы выкосили младших офицеров противной стороны. Если бы он знал, какие мысли проносились в этот момент в голове Филипа Миллира, он не мог бы не согласиться ни с одной из них. Это было преднамеренное убийство, и хотя Жанстин был склонен убивать людей не более чем любой другой человек, он сделал бы это снова в одно мгновение.
Тщательно построенные ряды корисандийцев уже не были такими аккуратными, как раньше. Кое-где — особенно там, где по какому-то командиру роты чудесным образом промазали — отдельные подразделения продолжали наступать в том же устойчивом темпе. Другие подразделения спотыкались и останавливались, так как их командиры упали. Некоторые продолжали двигаться вперёд, но более медленно, почти неуверенно, так как солдаты в строю ждали, когда один из взводных командиров их роты возьмёт на себя управление подразделением. К сожалению, многие из этих взводных командиров тоже пополнили списки потерь.