Муля, не нервируй… Книга 2
Шрифт:
Ох, что тут началось! Гости хлопали, радовались, выкрикивали предложения, как и где лучше фотографироваться. Женщины вскочили с мест и побежали наперегонки поправлять причёски в ванной. Мужчины не побежали, но степенно приглаживали усы (у кого они были). А фотограф тем временем, пока суета, торопливо уплетал котлеты с голубцами.
Фаина Георгиевна тихо сказала:
— Ну что, бежим к твоим?
— Подождите ещё пару минут, — сказал я, — нам нужно будет хотя бы на одной-двух фотографиях сфотографироваться. А то
Фаина Георгиевна вздохнула и пододвинула к себе тарелку поближе. Она была в красивом (я бы даже сказал шикарном) бархатном платье с огромной брошью.
— Наливай, Муля! — велела она.
Тем временем, в ресторане «Центральный» (бывшая «Астория»), были сервированы столы для Бубновых. Модест Фёдорович, нервно поглядывая на часы, поправлял галстук:
— Муля, ты почему так долго? Ты должен будешь произнести тост!
— Давай позже, — отмахнулся я. — и позови Машеньку, мы сперва будем поздравлять вас.
— Мы? — удивился Модест Фёдорович, но его перебили:
— Товарищ Бубнов, разрешите поздравить! — директор НИИ вручил Мулиному отчиму папку с докладом: — Для молодоженов. Новые данные по осаждению аэрозолей.
Машеньке с хохотом вручили в подарок от коллег бюст Менделеева.
Когда все пересмеялись, руководитель хитро улыбнулся и вытащил из-за пазухи и уже по-настоящему вручил конверт с деньгами.
Неплохо. Молодцы.
А то я уже и впрямь подумал, что они на свадьбы вот такую фигню друг другу дарят. А это просто юмор у них такой.
В зале «Центрального» играл струнный квартет, но их «Вальс цветов» заглушали крики:
— Толик, неси вторую!
— Горько!
— Наливай!
И тут в зал вошла Фаина Георгиевна. И разу начался нездоровый ажиотаж. Даже о невесте забыли.
Нам поднесли по фужеру с портвейном.
— Отец, Маша, — поднял я фужер, — в этот торжественный день я рад, что в нашу семью вошла такая хорошая женщина. Что у моего отца появилась спутница жизни. И я очень надеюсь, Маша, что тебе в нашей семье будет хорошо и уютно. И на сестричку тоже очень надеюсь…
Все зааплодировали, засмеялись. Машенька смущённо покраснела, а Модест Фёдорович раздулся от гордости.
— И поэтому мы с Фаиной Георгиевной решили подарить вам впечатление! Незабываемое впечатление! Так как из-за плотного графика работы медовый месяц вы себе позволить не можете, то пусть хоть эти четыре дня станут для вас памятными и праздничными. Это путёвка в подмосковный Дом отдыха.
Я протянул Мулиному отчиму конверт, все опять зааплодировали, а Модест Фёдорович и Машенька бросились обнимать сперва меня, потом Фаину Георгиевну.
К полуночи сотрудники НИИ, уже забыли, что это за мероприятие и сгрудились, обсуждая квартальный план по науке, затем и вовсе начали переругиваться. Затем помирились и дружно пили мировую.
Машенька,
— Коллоидные системы — это будущее! Представьте: однажды мы сможем делать суп из воздуха и патриотизма!
Сотрудники НИИ, мужчины в галстуках-селедках и женщины с начёсами, хлопали в ладоши. Один седой профессор даже уронил в холодец очки — видимо, от восторга.
В другом углу поклонники приставали к Фаине Георгиевне и выпрашивали автографы.
— Муля, скажи тост! — Модест Фёдорович подтолкнул меня к столу и сам еле удержался — его здорово повело.
Дальше тянуть было некуда, пришлось импровизировать. Я поднял фужер с портвейном, и сказал тост:
— Товарищи! Сегодня мы празднуем союз двух великих сил — науки и… энтузиазма! Пусть ваши коллоиды всегда будут стабильными, а любовь — дисперсной!
Зал замер. Потом раздался смех лаборантки в очках:
— Дисперсной? Это же когда частицы мелкие!
— Именно! — не смутился я. — Чтобы не слипались!
— Всё, Муля, я больше так не могу! — заявила Фаина Георгиевна на втором круге (мы бегали от ресторана в коммуналку и обратно, туда-сюда. И везде нам наливали).
— Давайте ещё один круг? — попросил я.
— Всё, Муля, или я умру до утра, — покачала она головой и икнула.
— Ну, так нам нужно всё равно вернуться в коммуналку, — сказал я.
— Нет, Муля, — она ткнула пальцем на одно из окон многоэтажки. — Я домой пойду. Я здесь живу же. Хоть и давно не появлялась.
Я проводил её до самих дверей квартиры и сдал на руки домработнице. И аж позавидовал, что она вот сейчас разденется с помощью своей Глаши и завалится спать.
А мне предстояло ещё наматывать круги.
Я метался между двумя мирами. Во дворе коммуналки Варвара Ложкина танцевала кадриль Печкиным, а ее платье вздымалось, обнажая поношенные чулки с заплатками. А в ресторане я натыкался на Машеньку, которая оживлённо обсуждала с женщинами-коллегами чью-то новую статью про «ионный обмен в коллоидных системах», особенно напирая на какую-то «дисперсию».
Обратно в коммуналку я мчался на грузовике, подвозившем бочки с молоком. Шофёр, мужик с лицом как у героя соцтруда, завистливо ворчал:
— Ты, браток, как буржуй — на двух свадьбах развлекаешься!
В дворовой толчее Печкин к тому времени уже разыгрывал спектакль «Как Колобок пятилетку выполнял». Артисты слаженно грянули частушки про трактор и целину, а гости, подвыпив, пытались танцевать кадриль под баян.
Гармонист, заметив меня, затянул «Амурские волны», и Белла, размахивая платком, потащила меня в пляс. Кружась среди столов и гостей, я поймал себя на мысли, что этот день — точная копия советского анекдота: смешного, абсурдного, но почему-то очень родного и близкого.