Муля, не нервируй…
Шрифт:
Мне нестройно и невнимательно ответили, не отрываясь от работы. Мужчина и женщина, кажется, вообще проигнорировали. Лишь одна женщина, лет за сорок, с взбитыми, словно безе, высветленными кудрями, тихо сказала:
— А где ты вчера пропадал, Муля? Наш крокодил раз пять заглядывал. Злился на тебя.
— Болел я, — не стал объяснять ничего я. — Так плохо было. Чуть не умер.
Вообще-то Муля (настоящий Муля) как раз и умер. Так что я не врал.
Женщина вздохнула:
—
Я прошел на своё место и сел за стол. Стул был скрипучим и неудобным. От него пахло плесенью и старыми бумагами. Я поморщился.
Справа и слева на столешнице лежали стопки бумаг. Я чуть подумал и взял верхний листок. Судя по зачёркиваниям, вымарываниям, это оказался черновик отчёта.
Я бегло глянул текст. Муля пытался набрасывать предварительный вариант: «низкий идейно-теоретический уровень и антихудожественная направленность программы музыкального учреждения…»
Я в сердцах чуть не сплюнул.
Ну вот что я сейчас должен с этим делать? Я же в этом ни в зуб ногой.
Нет, так-то я могу часами говорить о чём угодно, на любую тему. Но судя по этим фразам, это какой-то документ, который имеет важное значение. Очень не хочется по незнанию утопить какой-то театр или артиста.
Но осмыслить ситуацию мне помешали. Дверь со скрипом распахнулась и в кабинет ворвался парень. Молодой, щеголеватый, наглый. Лет двадцати пяти, или чуть больше. С жиденькими усиками.
— Товарищ Бубнов! — возмущённо рыкнул он на меня. — Вы вчера прогуляли мероприятие! Это недопустимо! А позавчера на комсомольское собрание вы вообще не явились!Это позор!
— Вчера я болел, — ответил я. — А за позавчера каюсь. Дела были, срочные.
Ох, лучше бы я этого не говорил. Что тут началось:
— Дела?! — аж подпрыгнул парень, — какие могут быть дела, важнее, чем комсомольское собрание?!
— Похороны любимой тётушки, например, — ответил я печальным голосом, и парень сдулся на полуслове.
— Ой, Муленька, соболезную! — пискнула женщина, а остальные тоже изволили оторваться от своих записей и вежливо пробормотали в ответ неискренние соболезнования.
— А в прошлые разы? — не желал сдаваться парень. — И знаете, товарищ Бубнов, так дальше продолжаться не может…
Он вопрошающе и с угрозой уставился на меня, явно наслаждаясь ситуацией.
Явный нарцисс и абьюзер. Но со мной такие примитивные манипуляции не проходят.
— Согласен, — кивнул я, — не может. Вам давно было нужно принять метры, товарищ комсорг.
От неожиданности парень аж замолчал. Лишь ошалело зыркнул на меня и поджал губы. Крыть ему было нечем. Тем более в присутствии посторонних.
А
— Поэтому у вас есть два варианта, — сказал я решительным голосом, — первый — выгнать меня из комсомола, как несознательного. Второй — дать мне какое-нибудь комсомольское поручение. Чтобы я смог его выполнить, исправиться и активно вовлечься в комсомольскую деятельность.
В кабинете враз повисла тишина.
Я специально сформулировал предложение так, чтобы комсоргу деваться было некуда. Насколько я знаю, за положительную статистику комсомольские организации боролись до последнего. Никому не хотелось «наверху» потом краснеть, почему, мол, такая текучка. Поэтому с кадрами работу проводили активно, разве что не нянькались — бесконечные собрания, субботники, мероприятия.
И этот парень тоже это понял. Потому что нехорошо улыбнулся, гнусненькой такой улыбочкой, и сказал:
— Отлично, Бубнов. Тогда поручаю вам выступить на комсомольском собрании. Сегодня в обед.
— Хорошо, — кивнул я, — тема доклада какая? Регламент?
Парень аж покраснел. Но надо отдать должное, взял себя в руки и сказал:
— Тема любая, на ваше усмотрение. Регламент — от пятнадцати минут.
— Вот только мне отчёт сейчас доделать и сдать надо. Срочно, — ответил я со вздохом.
— Это ваши проблемы, Бубнов! — злорадно фыркнул комсорг и добавил, — встречаемся в обед, в красном уголке! С докладом!
Дверь за комсоргом закрылась и на меня уставились все коллеги.
— Вот это ты попал, Муля, — покачал головой мужик. Он был невысоким и неприметным. Больше про него ничего сказать было нельзя. Заурядная физиономия, русоватые волосы, серенький костюм. Такого на улице увидишь, и не запомнишь.
— А как ты собираешься выступать, Муля? — спросила вторая женщина сочувственно, — ты же людей боишься.
Вот как? А я и не знал, что Муля у нас, оказывается, социофоб. Упс! Опять спалился.
— Работаю над собой, — развёл руками я. — Надо учиться преодолевать комплексы.
На меня посмотрели, как на дурачка. Но комментировать не стали.
Времени до обеда было ещё полно, поэтому я поступил просто: слово в слово переписал всё, что ранее набросал Муля. Если там и были какие-то ошибки или недочёты, то я уже менять ничего не стал.
Я как раз дописывал третий лист набело, как дверь открылась и в кабинет заглянула девичья голова:
— Муля, на минуточку! — велела она капризным голосом и закрыла дверь с той стороны.
— Иду, — поднялся из-за стола я, радуясь возможности хоть на пару минут выпрямиться от сидячей работы.