Мургаш
Шрифт:
— Как же, это мой друг! У нас давняя дружба и с ним, и с его женой Саней. Очень хорошие товарищи…
— Действительно, настоящие товарищи, действительно — друзья.
Я хлопнул Бориса по плечу и засмеялся. После Борька признался: «Как сказал «товарищи», то я окончательно решил, что ты свой, а опасение все же не покидало: ну, а если провокатор? Тогда решил прибавить к слову «товарищи» еще и «друзья». В случае чего, скажу, что никакого «плохого» смысла я не вкладывал в это «страшное» слово».
Через несколько дней получил то самое письмо от Ящерицы. Положил его в карман, а оказавшись
— Прочтешь и вернешь мне. Смотри, чтобы никто ничего не видел.
И по тому, как он проворно спрятал письмо, даже не посмотрев, что ему дали, я понял, не впервой имеет дело с бумагами, которые не предназначаются для чужих глаз.
Возвращаясь в казарму, я весело насвистывал. Теперь уже я не один: рядом единомышленник и товарищ.
Два раза в неделю почтальон приносил мне по синему конверту со штемпелем военной почты. Это были письма от Добри.
Мы сидели с мамой и Матой на кухне, занятые шитьем, когда постучали в дверь:
— Почта!
Такой же синий конверт. Что это может значить? Я только вчера получила его письмо. Не случилось ли что-нибудь? Несколькими днями раньше Добри мне сообщил, что проведет в казарме не сокращенный, а полный срок.
Распечатала письмо.
«Милая Лена, у меня все хорошо…»
Слава богу, ничего худого нет. Но тут же все в глазах затуманилось, строчки расплылись, запрыгали. Что все это значит?
«…Прежде всего должен сообщить тебе новость. Ты теперь перестала быть моей невестой. По приказу командира с сегодняшнего дня моей невестой стала Манлихера. У нее тонкая талия и…»
Из глаз посыпались слезы, и я опустилась на кровать, словно подкошенная.
— Что случилось, Лена? — спросила мама, встревоженная моими рыданиями.
— В чем дело, Лена? — допытывалась, наклонившись надо мной, Мата.
— Добри… У Добри есть другая невеста…
— Что? — буквально вскрикнули обе женщины и одновременно кинулись к упавшему на пол письму.
«Ты теперь перестала быть моей невестой…» — прочитала мама.
— Разбойник! Обманул мою дочь…
Мата тихо всхлипывала, чувствуя себя виноватой: ведь это она твердила: «Добри хороший, Лена. Наш парень, настоящий человек, правдивый, отзывчивый…»
Без стука в комнату вошел Генчо. Увидев всех в слезах, он в смятении остановился.
— Не ожидала я такого от Добри, — набросилась на него Мата. — Как он мог с девушкой так поступить…
— В чем дело? — спросил Генчо, смущаясь под взглядами разгневанных, заплаканных женщин. — Что случилось?
— Возьми, прочитай, — подала ему письмо Мата. — Читай!
Генчо хмурился, читая только первую строчку. Затем на лице его заиграла веселая улыбка.
— Из-за кого, значит, тебя покинул Добри?
— Ну, как же, Махлихера или Маниера у него там нашлась, — отозвалась мама.
Никто не мог понять, почему Генчо вдруг схватился за живот, надрываясь от смеха.
— Ох, доконают меня эти женщины, — сквозь слезы проговорил он. — Из-за Манлихеры, значит, ревет Лена?
— Чего ты смеешься как сумасшедший? Говори толком! — не отступала Мата.
Генчо перестал наконец смеяться и в нескольких словах
Все облегченно вздохнули. Вытирая слезы, я проговорила:
— Все-таки… Так шутить нельзя.
1 сентября 1939 года радио принесло весть: немецкие войска вторглись в Польшу. Два дня спустя телеграфные агентства передали сообщение: «Англия и Франция вступили в войну против третьего рейха».
5
Австрийская винтовка.
Началась вторая мировая война.
В те дни офицеры являлись в казармы рано утром и уходили поздно вечером. Настроение у них было приподнятое, походка гордая. А полк гудел как потревоженный улей.
Чем дело кончится?
Кто победит в войне?
Вмешается ли Советский Союз?
Эти вопросы не давали нам покоя.
В полку постепенно сформировался крепкий партийный актив, в который входили Иван Соколов, Борис Шаренволов, Иван Цачев, Никола Желявски и Александр Георгиев. Каждый из них поддерживал связь с нашими единомышленниками в ротах. Однако, когда мы собирались вместе, то вели разговор не как члены какого-то комитета, а как приятели: никому не хотелось, чтобы его обвинили по партийной линии в авантюризме или сектантстве. И все же партийная организация существовала. Спустя несколько дней после начала войны полковой актив собрался на одно из своих «заседаний». Сколько же надежных людей в полку? Подсчитали — двадцать шесть. Двадцать шесть коммунистов в одном полку — этого было вполне достаточно, чтобы в случае необходимости предпринять серьезные, решительные действия.
Разумеется, для таких действий требовались подходящие условия и разрешение партийного руководства. А пока мы поставили перед собой задачи: укреплять свою организацию, расширять влияние на молодежь, вести борьбу против грубого обращения командиров, добиться улучшения питания в армии, распространять правду о Советском Союзе, быть всегда начеку.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Как-то ночью в середине октября нас подняли по тревоге.
Тревога в полку! Она всегда несет тысячи неожиданностей. Что случилось? Может быть, командир решил провести еще одну проверку боевой готовности, или?.. Или, может быть, наступил наш черед?
Солдату в подобных случаях некогда раздумывать. За считанные секунды нужно намотать портянки, натянуть сапоги, скатать шинель и выскочить на плац.
Более часа мы стояли на плацу в тревожном ожидании. Наконец перед строем появился полковник Алексиев. Он обошел строй, строго вглядываясь в шеренги, по пути отчитал какого-то унтер-офицера, но, судя по всему, в общем остался доволен построением. Созвав офицеров, командир полка отдал им распоряжения.