«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов
Шрифт:
Георгиевский крест по статусу. Там в городе горели и взрывались штабели снарядов, только что привезенных
и сложенных недалеко от вокзала. А мы не тем заняты. Вон правее города две батареи и стреляют в нас. Тут
же идет какой-то обоз. Уже два пулемета работают по ним, но обстрел продолжается. Взял пулемет, говорю
Македонскому. Он достал пулемет, и мы вчетвером — я с Панкратьевым в люк, Гаврилов в двери и
Македонский в окно — шпарим по ним. Батареи не выдержали, прекратили
побежали, ну и отлично! Дальше, в Вычулках, обозы. Панкратьев уже самостоятельно кидает бомбы, во что
ему нравится.
Идем обратно. В ложбине ручья южнее Монастержиско масса обозов. Но бомб уже нет. Наши бьют из
пулеметов. Высовываюсь в люк, в руках ящик стрел. Взмахиваю ящиком поперек курса и одновременно
открываю крышку. С грустным звоном вырывается целый сноп стрел, развертывается веером и тает в
пространстве. «Стоп стрелять! На своих вышли!»
Идем. Вдруг впереди крик: «Немец!» Гаврилов — Петрушкой наверх, Панкратьев у двери, я — в
задний люк. Секунда, и над левым крылом появляется большой темный аппарат. Сразу ударили по нему из
трех пулеметов. Он проносится мимо и исчезает вдали. Успеваем заметить фигуру наблюдателя,
поднимавшегося к пулемету, стоявшему у верхней поверхности и, по-видимому, вращающемуся. Застыл на
полпути, прижался к стойкам. Так и не долез...
Садимся. В донесении диктую: «Севернее шоссе Монастержиско — Езержаны в овраге против буквы
«И» надписи... городок из 50 землянок». Панкратьев вдруг возмущается:
—
Почему пятьдесят? Там меньше!
Я говорю, что прикинул на глаз, и, по-моему, не менее 50.
—
Пиши двадцать!
Упрямлюсь:
—
Пятьдесят!
Долго торгуемся. Заупрямился окончательно,
вставляю фразу: «А вот насчет батарей — не помню где». Панкратьев сдается. Уступаю и я.
Сговариваемся на 30, но тут же держим пари: я утверждаю, что больше 50. Отмечаем три батареи, обозы,
пишем о больших пожарах в Монастержиско.
У нас гостит военный кинематограф. Часть их выехала на позицию снимать атаку. 20 июля наш
авиационный праздник. Приглашаем начальство. Накануне телеграмма: штаб просит разведать линии
противника по ручью Коропец и узнать, есть ли тыловые позиции; просят дать кроки на карте.
Утром 20-го идем. Беру две 10-фунтовки для собственного развлечения. Захватили и стрелы. С нами
идет только что приехавший и уже поправившийся от ранения штабс- капитан Федоров. Наверху сильный
северный ветер, 16 м/с. Выходим на позиции южнее Монастержиско, поворачиваем по ветру и несемся на юг.
Доходим до Днестра, поворачиваем на своих и над ними долго поднимаемся опять
влезаем к противнику и несемся по ветру. Нас встречают живым обстрелом, особенно неистовствует
Монастержиско. За нами даже гонятся и стреляют маленькими зеленоватыми «орешками» два броневых
автомобиля. Несколько разрывов очень близко. У нас кое-где лопаются стекла, по фюзеляжу идет горох. Но
все это быстро отстает. Вижу тыловую позицию, наношу ее на карту. Масса обозов; они прикрыты зеленью,
но зелень пожелтела на солнце, и пятна прекрасно видны.Вместе с Федоровым ищем батареи, издеваемся над
стоящими на поле. Хлеб уже убран, и снопы сложены так называемыми крестами. И вот батареи, вместо того
чтобы незаметно лишь удвоить число крестов и поставить между ними пушки, просто стащили ближайшие
кресты и загородились ими спереди. А сверху-то все как на ладони! Тут же обозы и артиллерийские резервы.
Выбросил в них две бомбы, посыпал стрелами, и катим из пулеметов. Черчу прямо на карте тыловую
позицию. Затем беру поповский фотографический аппарат и снимаю все позиции. Снимаю, кстати, назад. А
там — млечный путь из дымков шрапнели.
Остается много свободного времени. Жаль, что нам не дали кинематографического аппарата. День
такой чудный, вышло бы хорошо. Ведь мы, собственно говоря, предлагали, да представители что-то замялись
и аппарата не дали. Должно быть, боялись за его целость.
Видим замаскированную батарею на лесной просеке. Идем домой, причем приходится выгребать
против ветра, и мы еще долго видим позиции. На редкость хорошая видимость: в бинокль просматриваются
все детали. Сегодня вообще удачная разведка.
После личного доклада в штабе об общем впечатлении удар, перенесенный южнее Велеснюва, дал
успех. Пал Монастержиско, а за ним покатилась и остальная линия; не удержался даже знаменитый Бурканов.
Дома встречаем гостей: приехал генерал-квартирмейстер армии генерал Незнамов. При нем приносят готовые
снимки, склеивают панораму. Моя панорама тоже вышла, хотя и неважно. Но ясно, как идет позиция. Сегодня
снято почти 20 верст фронта. Устраивается великолепный обед. Потом пьем кофе на веранде замка. На другой
день едем в штаб, где делаем личный доклад. Передаем впечатление, что если бы неожиданно ударить южнее,
то мог бы быть успех и сопротивление было бы меньше, а то у Велеснюва чересчур крепко.
Начинаются дожди, сидим дома. В Зегевольде Лавров сделал ночной налет на Митаву и сильно
поссорился с немцами. Обмениваются визитами. Однажды ночью к ним являлся даже «Цеппелин». Но все