Мужские игры
Шрифт:
В ожидании ушедшей переодеться Юли Забелин подтащил к бассейну два шезлонга и стал озираться, с самодовольством предвкушая ее удивление при виде его мускулистого, не расплывшегося пока тела. Но появившаяся из кабинки щупленькая фигурка привела его в уныние. "Забелин, Забелин, старый ты Забелин! Куда тебя понесло?" - уговаривал он себя, глядя, как по привычке, выработавшейся на загаженных подмосковных пляжах, высоко поднимает она белые, будто лишенные пигмента, ноги. - Что-то не так?
– чутко угадала она, неловко остановившись перед ним с одеждой, стеснительно прижатой к маленькой грудке. В лице ее проявились
– Расслабьтесь, сударыня. Мы на отдыхе, и нас ждут великие дела.
– Но я боюсь, - беспомощно пролепетала она.
Они остановились перед двумя широкими жерлами, откуда то и дело с воплями вылетали и с брызгами погружались под воду люди.
– Боюсь, - убежденно повторила Юля.
– Но ты же со мной!
– Забелин вошел в роль всезнающего покровителя. Он подхватил освободившийся двухсекционный баллон, поднял его над головой и, увлекая девушку, начал подниматься по лестнице.
Наверху, сперва, приподняв, усадил в круг Юлю, затем уселся сзади.
Их подтолкнули, и круг вошел внутрь черной, наполненной стремительной водой трубы.
– О Боже!
– в страхе от темноты вскрикнула девушка. Она изо всех сил вцепилась в веревки. Круг завертело и повлекло вниз, разгоняя. На каком-то повороте их занесло.
– А-а!
– в томительном страхе закричала Юля.
– А-аа!
– млея от восторга, заорал во всю силу легких Забелин. Крик их, соединенный с криками других, наполнил трубу гулом.
– Я боюсь! Алешенька, родной, боюсь!
– послышалось ему среди гула, и в следующую секунду их вынесло на финишную прямую и выплюнуло в бассейн, в который, не переставая кричать, погрузились они с головой.
Мокрый Алексей поймал и развернул к себе Юлю.
– Ты что сказала? Что ты сейчас сказала?
– Он обхватил ее плечи. Но девушка, беспрерывно моргая от набегающей на глаза воды и жмурясь на солнце, лишь чему-то улыбалась. - Стало быть, послышалось, - огорчился Забелин. Войдя в азарт, показал на возвышающийся в стороне высоченный, словно лыжный трамплин, желоб.
– А туда слабо?
– О нет! Только не это.
– Что хочет женщина, то хочет бог, - разыгравшийся Забелин потащил упирающуюся Юлю к подъему на самый крутой аттракцион. Через несколько минут они стояли на высоченной горе перед началом спуска. Далеко внизу среди бассейнов копошились презренные букашки. При виде их Забелин понял трех нерешительно топтавшихся подле и матерящихся по-русски мужиков.
– Давай сойдем, - прижалась к нему подрагивающая Юля.
Может, он бы и сам сошел, если бы не прижалась, да и мужики если б не с таким сочувствием глядели. А потому, отстранив девушку, шагнул к желобу.
Смуглый от въевшегося загара киприот что-то сказал.
– Чего ему надо?
– Он говорит, - перевела девушка, - что надо лечь на спину ногами вперед, ноги перекрестить и руки сложить на груди.
– Точно. Чтоб потом в морге не перекладывать, - мрачно прокомментировал один из колеблющихся. И, похоже, окончательно себя запугал, потому что решительно сплюнул: - А ну его на хрен, что я вам, Ариэль какой? Пошли отсюда, мужики. Тем более что
Гордый и взъерошенный, вылез он из желоба. Высоко наверху стояла малюсенькая фигурка со сложенными на груди руками.
– Воздуха, воздуха набери!
– попытался докричаться он.
Она вяло махнула и опустилась в желоб. А еще через секунду безмолвно пронеслась вниз и погрузилась под воду. Увидев, как беспомощно она барахтается, потеряв ориентацию, Забелин бросился к желобу и, выхватив, поспешно поставил на ноги.
Рот ее был широко открыт, она хрипела, выпученные глаза были полны ужаса.
– Я ж кричал, чтоб не дышала, - прижимая к себе содрогающуюся от непрерывного озноба девушку, виновато бормотал Забелин. Так и стояли они. Она, вздрагивающая у него на груди, и он, то и дело неловко поглаживающий ее влажные волосы, бессмысленно повторяющий одно и то же: - Ну что ты так, глупышка? Это ж всего только аттракцион.
Вот уже несколько часов, не в силах ничем заняться, Наталья крутилась непрестанно в кресле, выкуривала одну за другой сигареты и неприязненно косилась на застывшие усики настенных часов. Через пару часов подойдут несколько костоломов от Забелина. Потом с договорами войдет Петраков, и - мышеловка захлопнется. Организационно все было подготовлено, но душа Натальи продолжала метаться. Появление Максима - без стука - ее испугало.
– Чему обязана?
– Красоте собственной. Сразу - "чему обязана?" Имей в виду - казенщина красивой женщине идет, как кирза под мини-юбку. Может человек просто зайти поплакаться?
– Ты ничего не перепутал? Местком - это через две двери.
– Да будет тебе, Натка, выеживаться. Вижу ведь, что тоже не в себе. Может, объяснимся? Хочу позволить тебе меня простить.
Ответ напрашивался сам собой, и Наталья не удержалась:
– Позвольте вам этого не позволить.
Но тем самым поломала дистанцию, на которой старательно его удерживала.
– Пошто своего верного холопа мучишь, боярыня?- запричитал Максим.
– То вроде приближаешь. Вот-вот оттепель. Я по простоте сразу душу нараспашку. И тут опять - бац морозцем! А у меня, между прочим, бронхит хронический.
– Специально готовился, чтоб покрасивше?
– Ну и готовился.
– Максим вспрыгнул на крышку стола, поерзал, поудобней усаживаясь.
– Виноват я перед тобой, многажды уже каялся. Так сам себя за все эти годы потерянные и выпорол. До сих пор не пойму, как меня черт угораздил тогда от тебя уехать. Уезжал от тебя, а вышло - от себя. Но жизнь-то не кончилась, Натаха. Не можем мы друг без друга! И я это понимаю, да и ты, хоть и выдрючиваешься. Так чего, так и будем кичиться, пока импотенция не одолеет? Знаю, недостоин. Но тогда кто тебя вообще достоин? Через всю эту грязь...