Мужские игры

Данилюк Семён псевдонимом

– Господи, опять за свое?.. Да слезь ты со стола, к чертовой матери!

– Уже. Ну что ты глазищи свои немыслимые округлила? Любишь ведь. А меня знаешь, как при виде тебя прихватывает? Я ведь по утрам специально пораньше приезжаю, просто чтобы увидеть, как ты над асфальтом летишь.

– У-у!
– завыла Наталья.
– Эва куда тебя! Очнись же. Ты мне бесконечно рассказываешь, как жил. Но я-то эти годы тоже жила. Выживала. Почему не спросишь как? А вдруг давно не летаю? Топливо иссякло. - она почти решилась сказать.

Даже брови сдвинула, готовясь защититься от последующих его упреков. Но - встретила распахнутые глаза и - опять не смогла.
– Или - крылья, например, подпалились. Отступился бы?

– Вранье. Ты другой быть не можешь, - отмел предположение Максим.
– Другую я бы не полюбил.

Чтобы не заплакать, Наталья прикрыла глаза.

– Я, собственно, зачем зашел? На день рождения пригласить.

– День?..
– Наталья изумленно перевела взгляд на висящий календарь, на котором сегодняшнее число выделялось, разрисованное пастой, будто проволокой обмотанное.
– Ой, Максик! Прости...

– Ничего, старик Макс привык к невниманью. Но вечером жду у себя в гостях. Шесть часов устроит? И не делай такую ужасную нюню.

– Не смогу, Максим, - Наталья вновь и вновь смотрела на циферблат.
– В семь у меня деловая встреча. Поверь, мне, правда, жаль. Чисто деловая.

– Хоть в семь, хоть в восемь. А я с шести ждать буду, - Максим заупрямился.
– Поставлю "Абрау-Дюрсо", торт твой любимый. - С вишенкой?! - С вишней. С трудом разыскал. Цветы, свечи зажгу, - всё как прежде...

– Не могу обещать...

– Все равно жду. Учти, кстати, свечи церковные, на сутки рассчитаны.

И, не давая ей ответить, Максим быстро выбежал в коридор, откуда тотчас послышался его распекающий кого-то голос.

Наталья со слабой улыбкой дождалась, когда вновь наступит тишина, потерла виски. Наконец, решившись, подняла трубку.

– Алло, охрана? Я на восемнадцать тридцать заказывала три пропуска: Подлесный Вячеслав Иванович и с ним еще двое... Да. Аннулируйте, и не пропускать. Спасибо.

Она вышла из кабинета.

Как и всегда, всё в коридоре с облупленными стенами и скрипучим полом дышало деловитостью. На лифте Наталья поднялась на десятый этаж, где располагалась запасная резиденция увольняющегося финансового директора.

При виде Натальи на хмуром, испещренном морщинками лице Петракова появилась радостная и вместе с тем озадаченная улыбка.

– Наташенька моя пришла! А я тут, понимаешь, последние бумаженции разбираю. Не чаял. Мы вроде договорились на семь у тебя с договорами. Или... передумала? - Передумала. И очень многое. Надо поговорить, Саша.

– Так всегда рад, - волнуясь, он сделал шутливо-приглашающий жест рукой и неловко смахнул с носа очки. Наталья аж зажмурилась: лишенные толстых линз, на нее смотрели любящие глаза. Любящие, полные тоски. Он давно всё понял.

После аквапарка Забелин и

Юля, разместившись в соседних номерах отеля, договорились встретиться в холле, чтобы поужинать. Забелин разглядывал сувениры, когда сзади послышалось:

– А вот и я. Не очень задержала?

Юля стояла перед ним, заметно смущаясь, на высоких каблуках, в вечернем красном платье с люриксом и с нежной черной сумочкой в руке. Но на шее ее позвякивало купленное днем у аквапарка ожерелье из ракушек - за два фунта.

Она проследила за недоумевающим его взглядом. Побледнела.

– Так понравилось. Не хотелось снимать, - искательно пробормотала она, понимая, что допустила очередной прокол.

– И правильно сделала, - уверил Забелин, увлекая ее к ресторану.

Открытая веранда была как бы вынесена над морем. Внизу, в полной темноте, оно с рыком билось о сваи, - подтачивая опоры прямо под ногами жующих и танцующих. Видимо, ощущение бренности бытия усиливает аппетит, - веранда была полна посетителей.

Подали французского вина и - блюдо от шефа - костлявую жареную рыбу.

При виде рыбы Юлины глаза наполнились страданием. - Я не знаю, как ее едят, - призналась она.

– Ничего сложного, - успокоил Забелин.
– Аккуратно потрошим. Потом с помощью вот этой лопатки переворачиваем и делаем с другой стороны то же самое. В результате остается чистый остов. Итак, выпиваем по бокалу, после чего - без робости приступаем к чревоугодию.

Жестом опытного ресторатора он приподнял вилку.

Юля старалась изо всех сил. Забелин, пытаясь показать, что сие занятие ему привычно, пытался вести легкий светский разговор. Но когда взглянули они в тарелки друг друга, смех овладел обоими: ошметки мяса перемешались с костями.

– Что ж, зрелище не для эстетов, - философски заметил Забелин.
– Но у нас еще есть резерв для совершенствования. Посмотрим, как получится потанцевать.

Помогая Юле подняться к танцу, он отметил, что ожерелье исчезло, очевидно, в глубинах сумочки.

Они выпивали, танцевали. Снова танцевали. И опять танцевали. И немножко выпивали.

Спустя пару часов лицо Юли, с интересом всматривающейся в бокал сухого, светилось от несходящей задумчивой улыбки. После долгих уговоров Забелин добился, что оба перешли на "ты". И даже каким-то невероятным образом уговорил назвать себя по имени.

– Ну же! Это не сложно, - тоном опытного искусителя убеждал он.
– Просто в порядке учебно-тренировочного процесса. Для начала полушепотом. Повтори: "Алексей".

– Алексей, - покорно повторила Юля. Прислушалась к чему-то внутри себя. - Алешенька, - стесняясь, выпалила она. Увидев растроганное его лицо, засмеялась.

– Юлочка. Как же мне хорошо с тобой.

– У?
– Она отвлеклась от бокала.
– Это не со мной. Это местный воздух.

– Чепуха. Полная чепуха. Хоть в эскимосском чуме, но - ты!