Мужские игры
Шрифт:
– Какие еще присутствующие? Мы вдвоем были.
– А... наши?
– Не знаю, о чем вы. Наташенька пришла, рассказала мне о вашем разговоре и попросила вернуть. Я и вернул. Раз уж она сама, раз уж ей это не нужно...
Он пригляделся к потрясенному собеседнику и понимающе захихикал:
– А! То есть вы силой хотели? Вот оно как! А я, выходит, ротозей, сам и отдался.
– Он опять хохотнул.
– Наташечке моей отдал. Хотя уж и не моей. Ничего, если еще?
– И мне за компанию плесните. Как же вы теперь в "Балчуге" объяснитесь?
– А пошло оно всё. Чем меня теперь запугать можно?
– Но тогда
– Плевал я и на следствие ваше купленное, и на вас, уж извините. Просто кончилось у нас с Наташенькой-то, - из-под ернического, шутовского тона проступила вдруг страдающая нота и - стыдливо исчезла.
– Примите мои, как полагается...- Забелин изобразил короткий, сочувствующий кивок.
– Но ничто не вечно. Жизнь на этом не кончилась.
– Эва как запросто. Это вы молодые да резвые. Начал, кончил. А я ведь ее, Наташеньку, еще только в институте появилась, заприметил. Ох, как заприметил! Аж горло перехватывало, - во как заприметил. Но не подступиться. Куда рядом с вами-то было. Таланты все при шпаге при плаще! Ох, люблю Высоцкого. Его б сейчас сюда. Всем бы прописал. М-да, таланты!
– с укоренившейся издевкой посмаковал словечко Петраков.
– А я неброского дара человек. Вот и ушел куда подальше. - Куда подальше, - это в министерство?
– В него, окаянное. А потом вот вернулся. По правде сказать, к ней вернулся. Тут все и сошлось. Не сразу, правда. Но терпением-то не обижен. Ведь сколько лет в науке.
Забелин невольно улыбнулся.
– Жениться мне на ней надо было. И сынка усыновить. Это бы уже накрепко. Да как Танечку, нынешнюю мою, бросить? Если б еще не больная была! Все думал - подомнем институт вдвоем. Куда уж крепче? А тут вы опять, весельчаки-балагуры. Чик-брык. И девку мою по-новой охмурили. Только и видел. Науку заново поднимать загорелась. А что ей эта наука, если по совести? Виртуальность сплошная. Я ведь тоже подергался сперва, но быстро понял: во имя кого, собственно? Всякий поганец себя гением мнит. Это ж сколько нервов надо, когда вокруг сплошные гении? Чего разглядываете? Плесните-ка лучше гостю.
Петраков бросил на стол конверт: - Я тут на Наташеньку счетец один переписал. Позаботьтесь сохранить. И Максиму Юрьевичу подскажите, чтобы не обижал ее. Уж перед ним-то она никак не виновата.
– Подскажу. Но только и вы мне тогда - услуга за услугу - объяснитесь, - Забелин открыл сейф.
– Вот у меня в левой руке ксерокопии векселей, что институт выписал банку "Балчуг". А в правой - подлинники векселей на ту же сумму и от тех же дат, что банк "Балчуг" выписал институту. И что сие означает?
При виде "астаховских" векселей Петраков снял с повлажневшего лица огромные свои очки и принялся протирать, не замечая, что делает это прямо потными пальцами. Без толстенных линз его узенькое лицо выглядело непристойно голым.
– Так вот оно, значит, где вскрылось. Выходит, ваш был налоговичок. Мог бы и сообразить. Уж больно лихо от десяти тысяч отказался.
– Так что насчет векселей? Расскажете или мне догадаться?
– Да чего уж теперь? Теперь запросто.
– Петраков водрузил было очки на место, но тотчас, заморгав, полез за платком.
– Нам ведь с учетом этих девяти процентов оставалось-то чуть больше процента набрать да аукциончик выиграть.
– Наливайте. Стало быть, если бы Астахов случайно не обнаружил эти встречные векселя, сегодняшняя задолженность института была бы на порядок больше. И институт в любую минуту можно было бы за здорово живешь обанкротить. И все это с помощью фиктивных бумажек.
– Забелина охватил озноб человека, который чудом избежал смертельной опасности и лишь много позже узнал о грозившей ему гибели.
– Ваше здоровье!
– Да как решились-то, Александр Борисович? Ведь институт и вам не чужой. Как же вот так, без разбора в средствах?
– Потому что о себе думал да о Наташеньке. Ведь это теперь так вышло, что вроде подставился. А могло бы и по-иному совсем статься. Кто бы тогда с меня что спросил? И не кривитесь. Небось, местами бы поменяться, так то же самое и сделали бы. Не так разве? Я институт под один банк подкладывал, вы - под другой. Так какая меж нами разница?.. Только та, что вы сейчас сверху оказались. Потому и имеете право судить. Кто сверху, тот и судья, и палач. А суть-то у нас с Вами одна. Я вот Астахова вашего едва не порешил. А вы со мной торгуетесь. Потому что интересы совпали. Тоже, небось, опасаетесь: а ну как Мельгунов от меня про Флоровского узнает, да и развернёт всё. Так-то. А то моралистов развелось, как грязи... - С моралью замнем. Но для чего вообще понадобилось встречные векселя от "Балчуга" выписывать?
– Да на всякий случай. Ну, если бы слушок пошел, я бы Мельгунову показал их и объяснил, что просто, мол, налоговая комбинация. Чтобы лишнего не платить. - В "Балчуге" знают, что их векселя у нас?
– Откуда? Я им еще с месяц назад сказал, что все уничтожил. - И отчего же не уничтожили?
– Задницу потому что свою прикрыть хотел. Знал, с кем дело имею. Палий - это еще тот подарочек. Да вот не рассчитал: Астахов ваш больно прытким оказался. Не ожидал, что он по столам шарить мастер. Теперь - провис... - Сочувствую. Но решить эту проблему с вашими хозяевами вам придется самому. Потому что если они сунутся в арбитраж с банкротством, я разложу все эти встречные векселя перед прокурором. И, как вы предполагаете, что он подумает, посмотрев направо, а потом налево?
– Так вы ж ему подскажете, что надо думать?
– Именно. Знаю, в разговоре этом приятного для вас мало будет. Но это условия, на которых я в свою очередь закрою глаза на ваши финансовые художества. Так как?
– Да и хрен с ним, - пьяненький Петраков вновь хохотнул.
– Поговорю с Палием. Мне теперь все едино.
– Что ж, Александр Борисович, - Забелин поднялся.
– Жаль, что встретиться довелось в такой вот ситуации. Но в чем соглашусь, - морального права упрекать вас у меня и впрямь нет. Совет хотите? Вы бы из "Балчуга" деньги свои перевели. А то как бы они вам в отместку...