Мужские игры
Шрифт:
– Синдром. Это когда вроде комы. Я не хотела. Лечилась как могла. К знахарям ездила. Даже решилась на операцию - мне сказали, что в Швейцарии за сто двадцать тысяч очаг можно вырезать. После томограммы думала - пронесло, месяц ведь приступов не было. И вдруг - очень я сегодня испугалась под водой - будто голос какой-то говорит: "А теперь я тебя утоплю". И я впрямь тонуть начала.
– Будет фантазировать - тонуть. Так, хлебнула чуток. Сильный же ты человек, Юля. Столько страха - и одна. Все в себе.
– У каждого своих забот хватает. А мне это наказание
– О вас, Алексей Павлович. Я ведь до встречи с вами... - Договорились, - "с тобой". - С тобой... Как выяснилось, и женщиной не была. Как-то больше учеба, потом работа. Даже на тряпки времени было жалко тратить. Казалось, всё ерунда. Дружить как будто умела. А вот чтоб полюбить! Хотя мальчишки и в школе, и в институте обхаживали. Даже подружки удивлялись. Они ведь все куда интересней меня были. И замуж вышла как-то нелепо, - Юля вздохнула.
– Всё нелепо. И тут вдруг... Вы ведь необыкновенный, Алексей Павлович. Вот и размечталась. Но Бог напомнил. Она перевернула его руку, рассмотрела стрелки на часах.
– Поздно. Вы не бойтесь, я сейчас уйду.
– Опять двадцать пять. Это тебе пора перестать бояться. Мы ведь теперь вдвоем, так?
Почувствовал, как притихла она.
– Так!
– подтвердил он.
– Нет ничего неизлечимого, кроме смерти. Тут главное, чтобы вместе. И насчет толковых врачей, тоже, знаешь, связями оброс. Так что подыщем тех, которые гробить тебя психотропными не станут. И вообще - сразу из аэропорта заедем к тебе.
– Отвечая на безмолвный вопрос, сердито добавил: - Вещички заберем. Раз уж ты под мой медицинский присмотр переходишь, то и жить у меня будешь. Не сердись. Это я тебе так неуклюже в любви объясняюсь.
– Но зачем тебе это? Увидел же...
– А не твое дело. Разговорилась больно.
Он прервался, потому что Юля, поднявшись, обхватила его за шею.
– Алеша, я там, в трубе, только половину, но... я тебя очень, очень. Только ты знай, знай только. Ты ничем, ничем! Если что... Если не получится, ты не обязан. Я сама уйду тут же, как увижу. Потому что это за грехи.
– Молчи же!
– Нет, нет, это важно! Я поняла - это за то, что сотворила. И еще - нельзя становиться рабом денег. Они - инструмент. Но когда они цель, то тогда приходит беда. Ты понимаешь, да?
– Успокойся. Нашла время.
– Но ты дослушай! Деньги либо приносят благо, либо разрушают. Главное, что в душе. Мы не должны погружаться в корысть!
– Хорошо, не погружайся. Тебе причитаются сто двадцать тысяч. Раздай их своим монастырям, церквам, если тебя это успокоит. Только не заблуждайся: те же попы и монахи их же и разворуют. Та еще публика!
– Не милостыню, нет!
– Юля возбужденно приподнялась на кровати.
– Я всё продумала: надо создать фонд детских домов. Сначала на мои деньги. Я буду их вкладывать в проекты - это-то я умею, а прибыль штучно распределять. Это и будет благо. И тогда Бог меня простит.
– Хотел бы я знать, за что ему тебя прощать. Да и карать тоже. Похоже,
– со страхом спросила Юля.
– Да черт его знает.
– Значит, не веришь. Но ты уверуешь!
– Хотел бы, - тяжело признался Забелин.
– Уверуешь. Обязательно. А пока я за тебя буду молиться, - заволновалась Юля.
– Спи же, наконец!
– притворно рассердился он.
– Вот уж не подозревал, что такая болтунья.
Через десять минут, утомленная приступом, Юля спала на боку, жадно обхватив его руку, а Забелин, сидя подле, недоуменно рассматривал затянутое первым загаром личико зачем-то входящей в его жизнь девочки.
Требовательный звонок заставил быстро схватить мобильник.
– Да, - пробормотал он.
– Докладаюсь. Подлец Петруччио действиями войск под моим руководством разбит и повержен. Сдал-таки Наталье договоры. Потрясен?
– Ну.
– Что за бестактное "ну"? Я ему на блюдечке институт подношу, а он нукает. Завтра начинаем скупку. Не слышу фанфар. Где ласкающий моё старческое ухо звук бубна? Эй, чего ты там бормочешь?
– Это я тебя так поздравляю. Только тихо.
– Что значит "тихо"? Нет уж, изволь благодарить азартно и с подобающим умилением.
– Пошел к черту.
– Меня-то за что?
– расстроился на том конце женский голос.
– Наталка? Погоди, откуда вы вдвоем в два ночи?
– А ты догадайся, недоумок, - выкрикнул издалека Макс. В трубке слышалась борьба.
– Стар!
– Аппаратом овладел-таки сильнейший.
– Стар, я тебе одному большую тайну скажу. Я в нее просто фантастически... Просто!
– Дай же мне, дурашка!
– Что-то щелкнуло, и Москва отключилась.
В то время как притихшая Юля бесцельно бродила по неуютной, чужой квартире на Ленинском проспекте, всё не решаясь заняться обустройством своего нового жилища, Забелин отправился на окраину Москвы, в образованный хрущевскими пятиэтажками дворик.
В одной из пятиэтажек размещалась районная поликлиника. Со всеми атрибутами зачуханной районной поликлиники - сбитой набекрень надколотой вывеской, вытертым дерматином на распахнутой, прижатой кирпичиком входной двери, пустой урной, пространство вокруг которой было густо усеяно окурками, огрызками фруктов и окровавлеными кусочками ватки.
Мимо безликих, безысходно затихших вдоль стен людей Забелин добрался до кабинета с табличкой "Главный врач Сидоренко А.И.". При этом фамилия главврача была выведена от руки на пожелтевшем листочке, когда-то наспех втиснутом под оргстекло.
За столом расположился коротковолосый здоровяк в белом халате, с интересом смотревший на размещенные напротив стеллажи медицинской литературы. В лице его была просветленная задумчивость мыслителя.
– Ба, какие люди!
– При скрипе двери он поспешно нажал на лежащий под рукой пульт - посреди стеллажей меж книгами оказался втиснут цветной телевизор.
– Вот уж редкий гость.