Музыка души

Курлаева Анна Владимировна

После спектакля к нему подошел Дворжак с поздравлениями:

– Ваша опера произвела на меня большое и глубокое впечатление – именно такое, как я ожидаю всегда от настоящего артистического творения. Ни одно из ваших сочинений мне не нравилось так, как «Онегин». Это музыка, манящая нас к себе и проникающая так глубоко в душу, что ее нельзя забыть. Я чувствовал себя унесенным в другой мир.

Петр Ильич был бесконечно польщен и горячо благодарил за лестные слова.

А вот новая симфония принесла разочарование. Хотя и в Праге, как до того в Петербурге, ее встретили

бурными овациями, казалось, будто они больше относятся к его предыдущей деятельности, сама же симфония не способна увлекать. Ему теперь виделось в ней нечто отталкивающее: излишек пестроты, неискренность, деланность. Сознание этого причиняло острое, мучительное чувство недовольства самим собой.

Тем не менее Прагу Петр Ильич покинул, увенчанный многочисленными лаврами. Но только лаврами. Решительно, он не умел соблюдать свои денежные интересы.

На остановке в Вене он купил «Новое время» и, едва раскрыв газету, наткнулся на заметку:

«19 ноября в Ницце скончалась Вера Львовна Римская-Корсакова».

Петр Ильич давно потерял надежду на выздоровление племянницы, и все-таки новость потрясла. Всю ночь и следующий день он чувствовал себя больным. А от мысли, что будет с Сашей, становилось по-настоящему страшно. Он поспешил в Петербург, надеясь успеть на похороны.

Однако там выяснилось, что Веру похоронили в Ницце. В Петербурге Петр Ильич застал только убитого горем отца, который и рассказал о ее последних днях.

– Веруша с необыкновенной покорностью переносила страдания и ясно сознавала близость конца. В самое последнее время от слабости уже не могла говорить – только улыбалась, смотря на меня, на мужа и детей.

Голос Левы сорвался, и он отвернулся, пытаясь взять себя в руки. Это так ужасно – потерять одну за другой двух взрослых дочерей, которым все сулило только счастье!

Некоторое время спустя Лева продолжил:

– Николай в растерянности – как быть с малолетними детьми. И Тася выразила желание стать нянькой для племянников.

– Очень благородно с ее стороны, – удивленно произнес Петр Ильич.

Столь самоотверженный жест не вязался с его представлением о Тасе – капризном, ветреном ребенке. Но, видимо, несчастья заставляют взрослеть.

***

Репетиции, концерты, заседания дирекции закружили, позволив отвлечься от потрясения из-за смерти Веры. Пятая симфония в Москве имела большой успех, но Петр Ильич остался недоволен своим детищем. Даже уверения Танеева, упорно стоявшего на том, что это лучшее его сочинение, не убедили. Тем более что все остальные были не слишком высокого о ней мнения.

Зато в Петербурге ждал приятный сюрприз. Модест решил познакомить брата с Чеховым, для чего пригласил последнего к себе на завтрак. Еще в прошлом году Петр Ильич случайно наткнулся на его рассказ «Миряне» в «Новом времени» и был столь очарован, что даже решился написать автору. Увы, адреса его он не знал и отправил письмо в редакцию журнала с просьбой передать Чехову. По-видимому, оно до адресата не дошло.

Петр Ильич тогда раздобыл

сборник «Пестрые рассказы» и еще больше убедился в одаренности молодого писателя. Невероятной радостью было найти столь свежий и самобытный талант.

А Модест, который тоже был впечатлен этими рассказами, успел познакомиться с автором. Встретились они у Плещеева.

– Я был опьянен его умом, юмором, талантом, – с восторгом рассказывал Модест, – всей его личностью, чуждой фразы и мелочной условности!

Петр Ильич ждал встречи одновременно с нетерпением и страхом. А вдруг он опять разочаруется, как это было с Толстым?

И вот появился гость – приятной внешности молодой человек лет тридцати, с небольшой бородкой и зачесанными назад пышными темно-русыми волосами.

– Антон Павлович Чехов, – представил Модест. – Мой брат – Петр Ильич Чайковский.

Они улыбнулись друг другу, пожав руки.

– Давно мечтал познакомиться с вами, – признался Антон Павлович.

– Как и я.

За завтраком разговор зашел о рассказах Чехова, которые читал Петр Ильич. И он воспользовался возможностью лично выразить автору свое восхищение. В свою очередь, Антон Павлович заявил о своей любви к его музыке. Чехов оказался человеком скромным, приятным в общении и, как и говорил Модест, с замечательным чувством юмора и острым умом. Расстались они добрыми друзьями.

Вернувшись во Фроловское, Петр Ильич немедленно принялся за сочинение «Спящей красавицы». Он торопился сделать как можно больше до начала турне, усилием воли добиваясь быстроты работы, что сильно сказывалось на нервах. Наверное, следовало бы отказаться от концертной поездки в январе и спокойно, не спеша, заняться балетом. Но было как-то неловко отклонять заграничные предложения.

К Рождеству Алексей притащил из леса небольшую елочку и с увлечением занимался ее украшением. А в сам праздник по возвращении с ночной литургии он с хитрым выражением заявил:

– Загляните под елку, Петр Ильич.

Тот вопросительно посмотрел на слугу, но Алеша отказался объяснять, состроив загадочную физиономию. Пожав плечами, он зашел в гостиную. Неужели Алексей решил приготовить ему подарок?

Но то, что он увидел, явно не могло быть подношением слуги. Под елкой лежала переплетенная лентой высокая стопка книг в красном переплете. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не книги, а ноты – полное собрание сочинений Моцарта. От восторга Петр Ильич глазам не мог поверить. Кто же сделал ему столь роскошный драгоценный подарок?

– Это вам от Юргенсона, – пояснил довольно улыбавшийся Алексей, зашедший в комнату следом за барином.

Ну, конечно! Кто еще кроме него мог додуматься преподнести такой необыкновенный дар! Петр Ильич уже не в первый раз подумал, что ему невероятно повезло с издателем. Только такой внимательный друг, как он, мог позаботиться о столь невероятном сюрпризе. Петр Ильич был счастлив, словно ребенок, и, позабыв обо всем, прямо на полу рядом с елкой принялся листать драгоценные партитуры.

– Кушать-то пойдете? – с доброжелательной усмешкой спросил Алеша.