Музыка души
Шрифт:
«Скажу только и прошу верить этому буквально, что с Вашею музыкой живется легче и приятнее».
Невероятно лестные слова отнимали всякую охоту спорить дальше, хотя Петр Ильич сильно подозревал, что вся история с переложением была затеяна исключительно для того, чтобы в деликатной форме дать ему денег, в которых он сильно нуждался. Однако сделано это было столь тактично, столь великодушно, что Петр Ильич с благодарностью принял протянутую руку помощи.
За первым заказом вскоре поступил следующий, и между Петром Ильичом и Надеждой Филаретовной
***
Близилась премьера «Лебединого озера», а балет находился в бедственном положении: дешевые декорации, отсутствие талантливых исполнителей, бедность воображения балетмейстера, оркестр, не справлявшийся со сложной партитурой.
Карпакова, танцевавшая главную партию, за спиной композитора захотела вставить в балет дополнительный номер. Его музыка казалась ей слишком необычной, слишком из ряда вон. Рейзингеру, который ставил «Лебединое озеро», она не доверяла и отправилась в Петербург к Мариусу Петипа, чтобы он сочинил ей танец и дал к нему музыку.
Рейзингер сообщил об этом Петру Ильичу на одной из репетиций:
– Полина Михайловна желает вставить в третий акт pas de deux на музыку Минкуса.
Петр Ильич был возмущен до глубины души подобным заявлением. В конце концов, это его балет, какое право они имеют перекраивать его по своему желанию!
– Хорош мой балет или плох, – сердито объявил он, – мне хотелось бы одному нести ответственность за его музыку!
– Прекрасно, – раздался со сцены голос бенефициантки. – Тогда сами напишите мне pas de deux для третьего акта.
– Чем вам не нравится то, что уже есть?
– Там нет ни одного номера, в котором я могла бы в полной мере продемонстрировать свое искусство!
Поспорив с упрямой балериной, Петр Ильич сдался и обещал сочинить требуемый номер. Но тут возникла еще одна проблема:
– Второй раз в Петербург я не поеду, а лучше чем Мариус Иванович танец никто не напишет. Без обид, Венцель Юльевич.
Рейзингер только плечами пожал – к капризам артистов он давно привык.
– Хорошо! – воскликнул Петр Ильич. – Я напишу вам музыку на танец Петипа – ни единого такта не изменю. Такой вариант вас устроит?
Карпакова милостиво кивнула и вернулась к репетиции.
Петр Ильич растер ладонями лицо. Что ж это такое? Почему все вокруг считают себя в праве указывать ему, как и что писать? Мало того, что некоторые номера были выброшены или – еще хуже – заменены вставными из других балетов; мало того, что балетмейстер настоял на необходимости русского танца, чуждого для сюжета; так теперь еще и это! Однако делать нечего – и Петр Ильич принялся за требуемое pas de deux. Когда несколько дней спустя он принес партитуру Карпаковой, та пришла в бурный восторг:
– Это чудесно, Петр Ильич! Божественно! Не напишите ли вы еще одну вариацию?
Он согласился и на это.
Особого успеха «Лебединое озеро» не имело – публика отнеслась к нему сдержанно, критика обругала. Автора обвинили в бедности фантазии и однообразии
Зато успех «Франчески да Римини», исполненной в феврале вскоре после «Лебединого озера», был огромен.
Переписка с фон Мекк становилась все более теплой и дружеской. Они начали обмениваться мнениями по различным вопросам, взглядами на жизнь, впечатлениями и размышлениями. И скоро поняли, что у них много общего. Так же как и Петр Ильич, Надежда Филаретовна сторонилась людей из боязни разочароваться в них. Поэтому он нисколько не удивился, когда она предложила продолжать общение исключительно по переписке. Его это абсолютно устраивало: личные знакомства всегда были для него в тягость.
В конце апреля, когда Петр Ильич был особенно стеснен в средствах, Надежда Филаретовна попросила его написать сочинение для скрипки и фортепиано в стиле Коне. За этот труд заказчица предлагала непомерно щедрое вознаграждение, которое вызывало подозрение, что именно оно и было целью заказа. Возможно, Надежде Филаретовне на самом деле хотелось получить сочинение любимого композитора, но главное – таким образом она хотела дать ему денег, в которых он нуждался.
Петр Ильич стыдился пользоваться щедростью великодушной женщины. Но ведь как было бы удобно все долги соединить в руках одного кредитора, чтобы позже вернуть деньги любым удобным для Надежды Филаретовны способом. О чем он ей и написал.
В ответ фон Мекк не только с готовностью исполнила его просьбу, прислав три тысячи рублей на уплату долгов, но и отказалась от их возвращения:
«Я забочусь о Вас для себя самой, в Вас я берегу свои лучшие верования, симпатии, убеждение, что Ваше существование приносит мне бесконечно много добра… Следовательно, мои заботы о Вас есть чисто эгоистичные».
Письмо было проникнуто такой искренней дружбой, в нем было так много самого теплого желания добра, что к чувству благодарности совсем не примешивалась неловкость от исполнения неделикатной просьбы. Надежда Филаретовна была не только щедрым и добрым человеком, но и бесконечно тактичным, умеющим помочь так, чтобы не оскорбить гордость облагодетельствованного.
***
Вернувшись в апреле из Каменки, куда Петр Ильич ездил на пару недель погостить у сестры, он нашел у себя неожиданное письмо. Некая девушка признавалась в любви к нему. Он растерянно изучал послание, не зная, что с ним делать. Писать ответ значило подать ложные надежды, а Петр Ильич всегда старался избегать подобного. Однако письмо было таким искренним и теплым, что оставить его вовсе без ответа казалось бесчестным. Подписано оно было смутно знакомым именем Антонины Ивановны Милюковой. В памяти всплыла невысокая, но складная особа с миловидным овальным лицом и густыми светлыми волосами.